Жернова истории 3 (СИ) - Андрей Колганов

Тут в Серебровском заговорил человек, мыслящий народнохозяйственными масштабами:

– Если государство сочтет нужным существенно поднять добычу бакинской нефти, то тогда «Азнефти» непременно будет оказана соответствующая поддержка…

– Например, Металлосиндикату укажут продавать «Азнефти» трубы и прокат по сниженным ценам, – тут же подхватываю его мысль. – Вам не кажется, что с таким подходцем мы зарулим нашу экономику черт знает куда? Весь хозрасчет – псу под хвост. Поди, разбери тогда, этот трест в убытках сидит от того, что там работают спустя рукава, про поднятие производительности труда и снижение себестоимости забыли, насчет расширения рынка сбыта не чешутся, – или от того, что его какой-нибудь синдикат своими указными ценами придушил? Либо взять те же совхозы: от чего у них все в порядке – от хорошей работы, или от того, что им на блюдечке преподнесли и льготные цены на топливо, и льготные цены на трактора, и на прочий сельхозинвентарь? А потом вообще перестанем понимать, что у нас почем, и кто это такие цены выдумал?

Александр Павлович дернулся, похоже, намереваясь не слишком культурным жестом почесать в затылке, но воспитание все же взяло верх и он придержал начавшееся было движение руки.

– По-вашему, выходит, что синдикаты цены регулировать не должны, и от роли проводников государственной экономической политики им следует отказаться? – с явными нотками недовольства спросил он.

– Ничего подобного! Регулировать цены через синдикаты не просто нужно, а прямо-таки необходимо. Но не таким методом, как сейчас, когда синдикат принуждает производителей сбывать продукцию по ценам, образованным из соображений, весьма далеких от экономических. Следует идти по другому пути, – и я начинаю разъяснять свою позицию. – Сбыт продукции предприятий и трестов синдикатам должен происходить по нормальным рыночным ценам. А вот синдикат волен делать скидки и надбавки к ценам при поставке продукции потребителям – но, разумеется, и чтобы самому не влететь в убытки, и чтобы не злоупотреблять монопольным положением, задирая цены до небес.

– Чтобы оказать существенную поддержку важнейшим предприятиям и отраслям этого может быть недостаточно! – возражает Серебровский.

– Согласен! Но поддержку им гораздо лучше оказывать за счет прямых дотаций и субсидий из государственного бюджета, а не корежить ради этого всю систему цен. Тогда будет ясно, кто чего стоит, и кто зарабатывает сам, а кто пока держится за счет государственной помощи, и в каких именно размерах.

Глава Нефтесиндиката задумался, затем неуверенно произнес:

– Резон тут есть, но как вы сможете вырвать у Сокольникова дополнительные бюджетные ассигнования на всякие такие дотации? Не даст ведь!

– Конечно, из ничего эти дотации не возьмутся, – вопрос действительно серьезный. – Придется немножко поднять налоги. Но этот способ изъятия средств предпочтительнее, чем произвольная манипуляция ценами. Он, если так можно выразиться, прозрачнее, и не ведет к запутыванию экономической картины.

Тут мысль Серебровского совершила зигзаг и снова вернулась к регулированию цен:

– Вот вы, Виктор Валентинович, насчет злоупотребления монопольным положением только что упомянули. А кто же за этим следить должен? Еще одну государственную контору создавать?

– Может быть, и придется. Но, по моему мнению, есть другой путь, более эффективный. При монопольной системе организации наших отраслей промышленности злоупотреблению таким положением следует поставить не столько административный, сколько экономический противовес. Иными словами, бороться с монопольной ценовой политикой должны в первую очередь те, кто в этом экономически заинтересован, – вижу, что Александра Павловича заинтересовала эта формулировка, и он спешит уточнить:

– Что конкретно вы имеете в виду?

– Очень просто. Нужно создать закупочные комитеты хотя бы из крупнейших потребителей продукции наших синдикатов: Нефтесиндиката, Металлосиндиката, Углесиндиката, Всесоюзного текстильного синдиката и прочих. Вот пусть эти закупочные комитеты и бдят насчет монопольных цен, поскольку в этом их прямой экономический интерес. Будет своего рода контрмонополия – монопольному положению поставщика будет противопоставлено монопольное объединение покупателей.

Конечный итог нашего разговора оказался значительно более успешным, нежели я рассчитывал. Удалось получить от Серебровского заверения, что он поддержит мою позицию и на Президиуме ВСНХ, и, если потребуется, в Совнаркоме. Убедить Александра Павловича, с которым мы уже давно сотрудничаем и хорошо знаем взгляды друг друга, оказалось сравнительно легко. Но вот удастся ли пробиться через строй наших высокопоставленных чиновников, многие из которых уже привыкают решать экономические вопросы командными окриками сверху, а другие формируют свои позиции с оглядкой не на интересы государства, а на баланс ведомственных интересов?

Встреча с Валерианом Владимировичем Куйбышевым, наркомом Рабоче-Крестьянской Инспекции, а по совместительству – председателем Центральной Контрольной Комиссии ВКП(б), была у меня запланирована заранее. Попасть к нему на прием было не так-то просто: в фактической партийной иерархии председатель ЦКК шел, пожалуй, сразу вслед за членами Политбюро. Мой собственный статус свежеиспеченного начальника одного из управлений ВСНХ и кандидата в члены ЦК был существенно ниже, и его едва хватило, чтобы не дожидаться очереди на прием до морковкиного заговенья.

В нынешней реальности среди самой верхушки партийного руководства Валериан Владимирович, во всяком случае, до недавно закончившегося XIV съезда, был единственным, кого можно было однозначно назвать человеком Сталина. В ЦК, среди секретарей губкомов, среди наркомов – да, здесь были его надежные сторонники. А в самой верхушке до последнего времени – один Куйбышев. И потому от моего визита зависело не только то, получу ли я в ЦКК поддержку своим начинаниям, но и то, как будет складываться мнение обо мне у председателя Совнаркома.

Шел я в наркомат РКИ с намерением возложить на наркома ту работенку, которой в моей истории занялся чуть позже другой сталинский сподвижник – Серго Орджоникидзе. Он сменил Куйбышева на посту главы ЦКК-РКИ, поскольку тот, в свою очередь, сменил умершего Дзержинского на посту председателя ВСНХ. Теперь же Феликс Эдмундович, надеюсь, переживет 1926 год, а потому разгребать авгиевы конюшни бюрократизма предстояло Валериану Владимировичу. Нет, речь шла не о том, чтобы эту гидру побороть. Необходимо было «всего лишь» ввести чиновный хаос в некие разумные рамки.

Попав к наркому РКИ кабинет, первым делом естественно, здороваюсь и представляюсь.

Куйбышев после нескольких мгновений промедления все же вспоминает:

– Вы у меня, кажется, уже бывали. Вроде бы с комиссией по Дальнему Востоку, из-за проблем с контрабандой, если я не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, – чуть улыбнувшись, подтверждаю его воспоминания. – Но сейчас я работаю в ВСНХ, занимаюсь перспективными планами, и в связи с этим очень рассчитываю на вашу помощь.

– В чем же наша помощь может заключаться? – интересуется председатель ЦКК. – Провести обследование плановых органов? Каких? Госплана или местных плановых комиссий?

– К сожалению, вопрос гораздо серьезнее, – качаю головой. – Мне приходится на практике постоянно сталкиваться с тем, что нынешнее безобразное состояние учета и отчетности способно сорвать любую плановую работу.

– Прямо-таки сорвать? – с видимым недоверием отзывается Куйбышев. – Конечно, положение с отчетностью у нас весьма скверное, но не настолько, чтобы с нею вообще нельзя было работать!

– Именно настолько! – категорически парирую я. – Вам известно, сколько бумаги НКПС ежегодно закупает у нашего Центробумтреста для своих форм отчетности? – не дожидаясь ответа на свой, в сущности, риторический вопрос, сообщаю сведения сам:

– Четверть всей трестовской выработки! Это целых четыреста двадцать тысяч пудов (сам горячий поборник метрической системы, но что поделать, что если мне удалось добыть лишь такие данные, в пудах?). – Не давая председателю ЦКК опомниться, продолжаю сыпать фактами. – Знаете ли вы, что Наркомзем Украины превратил годовой отчет агронома в толстенный фолиант, содержащий двадцать тысяч вопросов? А форму Наркомторга по учету кожевенного сырья вы видели? Там двадцать семь тысяч вопросов. Впрочем, – делаю небрежный жест кистью руки, – это лишь мелкие бюрократические капризы по сравнению с тем, во что превратил свою отчетность Наркомтруд. Как вы полагаете, сколько всего показателей в течение года они собирают в своей системе только по рынку труда?

Валериан Владимирович, прежде, чем ответить, пристально посмотрел на меня: