Бритва Оккама в СССР - Евгений Адгурович Капба

Вообще, эта страсть детей ко всему жуткому и мерзкому достойна отдельного психлогического разбирательства. Почему не изящная щучка? почему не яркий окунек? Каким-таким мистическим образом самый обыкновенный, невзрачный ёрш завоевал чистые сердца двух красавиц? С другой стороны — по большому счету я тоже такой самый ёрш, только среди людей… А мама этих двух красавиц почему-то смотрит в мою сторону очень даже благожелательно. Может быть — это наследственное?

Да, да, я не придумал ничего лучше, как повести двух гордых юных девиц шести и трех лет на рыбалку, на Заславское водохранилище (оно же — Минское море). У нас была палатка, удочки, радиоприемник, полный рюкзак провизии и всё необходимое, чтобы отлично провести время. Разве что — имелась одна проблема…

— Рыбу ловили? — заинтересовалась Таисия. — На удочку?

Проблема заключалась в том, что я не умел ловить рыбу. Ну, то есть — она меня не признавала. Игнорировала наглухо.

В какой-то книжке про моряков я вычитал такой термин— -«Иона», в честь библейского пророка, которого сожрал и выплюнул кит. Это словечко обозначало человека в морских делах невезучего. У него и узлы на всех этих шкотах и бом-брамселях развяжутся, и весла из рук выпадут, и рыба на крючок не полезет. Вокруг все будут таскать огромных марлинов и сверкающих серебристыми боками на солнце тунцов, а Иона даже паршивого морского ежа на удочку не поймает.

Не знаю, можно ли было считать меня Ионой в классическом понимании этого термина, но, если я шел по набережной — рыбаки у воды не вытаскивали ни одной рыбешки. Все мои попытки поймать хоть что-то на удочку что в той жизни, что в этой были обречены на провал. Даже матерые рыболовы, которые пытались обучить меня своим премудростям, только пожимали плечами и матерились — не было рыбацкого фарта у них, если рядом находился я.

Потому — удочки я взял для проформы. Так, сделать вид, мол — настоящие рыбаки, матерые! Ну и девчатам руки занять, да. А основная снасть у меня была другая, как сказали бы в мое время — «читерская». Если судьба не хочет вам улыбаться — ухватите эту вредную подругу за обе щеки и растяните ей рот до ушей! Ибо нехрен! Не ловится она на удочку, понимаешь…

— Мы ловили рыбу на телевизор! — с гордостью заявила Василиса.

— А это что еще за чудеса? — искренне удивилась моя ненаглядная, подходя совсем близко.

Действительно: откуда было белокурой дщери Севера знать полубраконрьерские ухватки полесских невезучих рыболовов? Небось, в их полярных морях только с гарпунами на китов и с противотанковыми ружьями на медведей охотятся.

Я смотрел в ее смеющиеся глаза, и — как всегда после разлуки — тонул в них. Неважно, как надолго мы расставались: на час, на день, на месяц — встреча была большой радостью. Ну вот улыбнулась мне судьба — люблю я свою жену, что тут поделать? Может это компенсация за неудачи в рыбной ловле?

— Иди сюда, — сказала Таисия и закинула мне руки на плечи, обняв за шею.

— Алекс — Юстасу, — сказал я. — Срочная радиограмма: обнаружена самая красивая девушка в мире.

— Юстас — Алексу, — отзеркалила она. — Не будьте олухом, Алекс, возьмите у самой красивой девушки в мире чемоданы.

И рассмеялась. То-то ее руки на моих плечах ощущались как-то увесисто!

— Никогда Штирлиц не был так близок к провалу! — я выпутался из объятий, подхватил чемоданы и позволил барышням пройти вперед: три красавицы на фоне пышной зелени, тротуарной дорожки и ярких лучей солнца, которые пробивались сквозь листву… Какой вид может быть прекраснее?

Мы шли к стоянке, где ожидал верный «козлик», и я насвистывал «Марсельезу», шагая едва ли не вприпрыжку от прилива хорошего настроения. Вот, теперь всё оказалось на своих местах! Теперь паззл сложился — мы снова были вместе!

— Гера-а-а, — когда мы подошли к машине, Тася слегка сбавила темп, позволяя мне погрузить багаж, открыть им всем двери и вообще — побыть джентльменом, компенсируя косяк с чемоданами. — Гера, а почему — рыбалка? Нет, всё очень даже хорошо — вон сколько у девчонок впечатлений, но ты же в деревне был! Неужели ты там не наловился рыбы?

— В деревне я ловил леших, — честно признался я. — Правда, они сами меня едва не поймали, но в целом — всё обернулось довольно неплохо…

— Гера! Ох… А я еще думала что ты там со всякими трактористками заигрываешь и доярок от маньяков спасаешь! Господи, какая же я дура! Забыла с кем имею дело! Лучше бы ты и вправду…

— А я что? Я да, я очень даже! Правда, не трактористок и доярок, а почтальонш в основном. Но спасал… Честное слово! Говорю же — спасал от леших!

— Самое ужасное в этой ситуации заключается в том, что я тебе верю! — заявила Тася, а потом у нас уже не было времени на разговоры: девочки не видели маму почти целый месяц, и завладели ее вниманием целиком и полностью.

И, конечно, они рассказывали ей про Нафаню, уху, рыбалку, палатку, дождь под который мы попали и печеную картошку гораздо более подробно, чем про недели, проведенные с дедом и бабушкой в тепличных условиях на море.

«Штирлиц знал, что лучше всего запоминается последняя фраза!» — подумал я, заводя мотор.

* * *

— Гера, тебе не страшно?

На город давно опустилась темная и знойная летняя ночь, дети едва уснули — слишком уж насыщенными получились прошедшие пару дней. Мы с Тасей сидели на кухне, и я рассказывал всё, что случилось в Талице. И даже — немного больше. Кое-что она уже знала, кое о чем — догадывалась. Но вот этот ее вопрос…

— Гера, тебе не страшно? — она наверняка имела в виду игрища с Гериловичем и его слова о литературном форуме.

А я имел в виду нечто гораздо более глобальное, и потому — честно признался:

— Страшно до усрачки! — а потом глубоко вздохнул и спросил: — Тась, я ведь говорил тебе, что со мной кое-что произошло после того, как я вернулся из Москвы пару лет назад, да?

Она смотрела на меня одновременно встревоженно и с любопытством.

— Прямо перед тем, как мы встретились? Когда ты поймал браконьеров? — Таисия очень по-женски, естественно подперла подбородок ладошкой.

— Ну, поймал не я, а Стельмах со своими егерями, а еще — Соломин и Привалов. Но да — именно тогда. Я и браконьеров-то этих помог им взять потому что… — дыхание у меня сбилось: это было очень тяжко — выложить всё как на духу.

— М?

— Потому что я вспомнил, где находится их укрытие.

— Вспомнил? Гера-а-а… — тасины глаза были широко открыты, она смотрела на меня не моргая, пытаясь понять, что именно я сейчас имею в виду.

Мы с ней много смеялись над байками про то, что я экстрасенс. Я рассказал ей про хирономию и приметы на ладони, по которым многое можно сказать о человеке, и про другие фокусы в стиле мистера Холмса. Мы вместе рисовали метафорические карты — «для поддержания мистического флёра». Даже про некое шестое чувство, чуйку, то самое наитие, которое помогало принимать верные решения она знала. Но вот так, в стиле «Жены путешественника во времени» с Рэйчел МакАдамс и Эриком Бана… Вот так — напрямую я ей не говорил. И потому мне действительно было страшно. А ну как… Не поверит? Сдаст в дурку? Чего еще плохого могло случиться, если я во всем признаюсь? Бросит меня?

Наверное, каждая более-менее интеллектуально развитая женщина когда-то мечтала о том, чтобы судьба свела ее с необыкновенным мужчиной. Таким, который отличается от остальных, у которого есть смысл, есть цель, есть огонь в глазах… Ну там — Кусто, Маск, Дали, Ривз, Леннон или — Аркан, который Жилько. Или — Гришковец, который Евгений. У каждой интеллектуальной женщины свои предпочтения.

Но черт бы меня побрал если хотя бы половина из тех, кто встречает таких мужчин не пугается в первые же две-три-пять встреч. И, наверное, сотая доля из тех, кто не испугался, спустя время не стремиться переделать необычных мужчин по лекалам, которые диктует обычное, мещанское понимание нормальности.

Глава клуба байкеров проявил симпатию и подбивает клинья? Как интересно, как будоражит! Какой брутальный мужчина! Как ты мне нравишься! Я хочу быть рядом с тобой и сделать тебя счастливым. Потому как если у женщины муж (пускай — мужчина) — настоящий глава клуба байкеров, это очень круто. Практически любая женщина будет любить себя рядом с таким мужчиной… Но спустя каких-то полгода, год, три, много — пять лет всё выворачивается наизнанку. И звучит уже совсем по-другому. Мол,