Антропология экстремальных групп: Доминантные отношения среди военнослужащих срочной службы Российской Армии - Константин Банников

На мысль о семиотическом тождестве солдатского ремня ритуальным артефактам также наводит статусный стиль его ношения на половом органе и ассоциация полового члена космическому телу в коллективном бессознательном экстремальных групп. Здесь стоит придать значение свидетельствам Игоря Губермана, согласно которым инородные тела, вживляемые в головку полового члена высокоранговыми заключенными, назывались не иначе, как «спутник» — по ассоциации с искусственными спутниками Земли.{48}

Как узловой элемент целой знаковой системы пояс обозначает пространственно-временную протяженность, тождественную единице измерения времени существования и его пространственной конкретизации. Во всех традиционных культурах пояс имеет именно это значение. Символическое повязывание пояса в разных культурах выступало как часть ритуала инициации. Образ пояса в культуре многих народов непосредственно соотносится с архетипом жизненных сил человека, служит знаком его социальной принадлежности, личного достоинства.

Пояс предельно ясно воспроизводит архетип жизненных сил в конкретном символе. Понимание жизни, как сущности и осуществления, а также, как пространственно-временной протяженности выражено порядком архетипических образов, к которому в мифологиях относится пояс, нить, трава, веревка, змея, волосы и т. п. Все это — символы протяженности, нуждающиеся в конкретизации и структурировании: завязывании, сворачивании, расчленении, причесывании. В свою очередь, протяженность сама является символом некоего потенциала, нуждающегося в реализации, как сущности, нуждающейся в осуществлении. Все эти символы и категории участвуют в построении космогонических, антропогенных и социогенных сюжетов.

Тождество социально-знаковой функции ремня в армии и в традиционных обществах говорит о том, что мы имеем дело с архетипами коллективного бессознательного, данными в семиотике конкретных элементов материальной культуры.

Знаковая организация пространства

Основная проблема социального обеспечения и, следовательно, морального климата армии — это конфликт личности и пространства. Пространство создают вещи. Вещь в культуре социальна, поскольку запечатляет информацию о своем хозяине, которую ретранслирует в общество, и общество воспринимает эту информацию как своего рода эманацию. Так, посредством вещи человек реализуется как субъект социального и физического пространства: он оформляет свою территорию, завоевывает себе пространство, помещая в него cвою вещь.

В армии пространственная экспансия личности по определению сопряжена с нарушением устава, поскольку устав лишает человека права на пространственную автономию. Этика устава предполагает отказ от собственности на вещи, а эстетика — их полное единообразие и строгий геометрический порядок.

Жилое пространство казармы не оставляет человеку ни малейшей возможности для самовыражения. В этом и состоит ее социальная направленность: лишить личность лица, насильственно вписав ее в это пространственно детерминированное единообразие, научить ее не чувствовать и самой потребности в самореализации. Здесь говорят: «казарма дисциплинирует», и любое проявление воли называют «бардаком».

Минимум личного пространства, ограниченного койкой и половиной тумбочки, включает строго регламентированный набор вещей, которые солдатам разрешается иметь. Даже средства личной гигиены — зубные щетки, пасты и т. п. — старшины периодически закупают централизованно, чтобы порадовать начальственный глаз при смотре тумбочек геометрическим единообразием их содержимого. Устав допускает, что у солдата может быть некий набор вещей, например, фотоаппарат, но это все должно храниться в каптерке, под замком. Такими вещами разрешается пользоваться только в строго определенное время с разрешения командира; эти вещи не участвуют в обычной жизнедеятельности своих владельцев, равно, как и в повседневной организации пространства.

Разумеется, солдат пытается как-то эстетически реализоваться в пространственном контексте своего бытия, и с момента последнего смотра тумбочек начинает накапливать разные мелкие «неположенные» предметы, приклеивать на внутреннюю сторону дверцы непотребные журнальные картинки и т. д. Все это сохраняется лишь до очередного смотра. В качестве примера приведем сцену из жизни, ставшую перлом армейского фольклора:

Открыл тумбочку и обнаружил там трех голых женщин, — вещает проверяющий. — Двух я отодрал на месте сам, а про третью решил, что я не мальчик! Дежурный по роте! Суточному наряду отодрать с горячей водой и мылом и доложить не позже 12:00!

Одежда, как ближайший пространственный субститут тела, должна быть помечена фамилией и номером военного билета ее владельца. На противогазах должны быть такие же бирки.

Пространственно-архитектурное значение форменной одежде придает институт построения. Подавляющее большинство построений в армии проводится с целью проверки степени единообразия одежды. Особенно показательна в этом плане шинель. Функция шинели сугубо архитектурная: данная вещь меньше всего напоминает одежду, но больше всего — фасад дома. Даже пуговицы ее нефункциональны и прикрепляются к ней для красоты, при том гвоздями.

Эстетика шинели целиком подчинена эстетике строя. Например, нижний ее срез должен находиться на определенной высоте. Поэтому, чтобы строй выглядел красиво, старшина строит всех в ряд и на установленной высоте мелом проводит по полам шинелей единую линию, по которой их каждому следует обрезать. Сверху строй ровняют построением по росту, придавая головам одинаковую форму: все головы, во-первых, стригут, во-вторых, выводят бритвой нижний срез волос на затылке в ровную линию. Это составляет целый институт армейской эстетики, посредством которого на каждом построении личность редуцируется до состояния строевой единицы.

Ярким примером являются построения всего личного состава, вызванные визитом в воинскую часть высокого начальства. Генерал обходит строй, за ним следует командир части и свита, и все вглядываются в геометрию человеческой массы, пытаясь найти изъян. За спиной солдат замерли старшины, сжимающие в потных от волнения руках механические машинки для стрижки волос и готовые стричь солдат по первому сигналу. И, что самое примечательное, некоторых действительно стригли прямо на плацу, публично демонстрируя воздействие власти на голову подчиненного.

Данный род построений, на наш взгляд, воспроизводит алгоритм тотальной власти в семиотике публичной казни. Показательно, что знаковое подавление личности человека осуществляется через демонстративное пострижение его головы. По крайней мере, какой-то реальной необходимостью этот «театр» трудно объяснить. И приведенное выше описание отнюдь не гротеск, а эпизод ответственного построения в бригаде связи Главкомата Юго-Западной группировки войск в 1989 г., на котором автор лично присутствовал.

Ритуалом обрезания шинелей и стрижкой голов старшина оформляет человеческую массу в геометрическую фигуру. В геометрии толпы заключается эстетика военного построения и этика тоталитарного общества. Достаточно вспомнить, как проводились всенародные праздники советского времени. Апофеозом праздника в общественном сознании россиян до сих пор остается парад: колонны техники и шеренги людей, марширующих как единая механическая машина, перестроения живой массы в форме букв, звезд и прочих фигур.

Сам акт облачения в форму лишает человека права на пространство. Надеть форму — значит внедрить себя в ячейку некой макроструктуры, о задачах и принципах существования которой рядовому знать не положено, не говоря о том, чтобы творчески на нее влиять.

Отсюда, ничто так не ценится в армейских подразделениях и колониях заключенных, как возможность хотя бы временной пространственной автономии. Но пространство специально организовано так, чтобы свести эту возможность к минимуму. Отсюда ценность всех пространственно выдающихся участков казармы, таких, как койка у стены (у окна, с краю), а также популярность некоторых видов нарядов, обеспечивающих возможность уединения и пространственной мобильности. Например, в нашей части особенной популярностью пользовались наряды на свинарник, несмотря на грязную работу, а в наряде по КПП семиотика пограничной точки между той и этой стороной забора перевешивала даже такой негативный фактор, как близость к начальству.

Конкуренция, возникающая по поводу распределения пространства, — один из предметов доминантных отношений, и в ней целиком реализует себя неуставная иерархия.

Л. С. Клейн также отмечал пространственный фактор самовыражения личности в экстремальных группах на примере лагерной субкультуры. Сам он имел статус «углового», которого добился в силу определенных качеств своего характера, несмотря на интеллигентское происхождение и неуважаемую в блатном мире статью. По статусу ему полагалась угловая койка. Признаки «элитной» койки — стены с боков, создающие ощущение изолированности, усугубляемое наличием второй ярус кровати сверху; человек в стремлении к автономии инстинктивно пытается спрятаться «в ящик».