Антропология экстремальных групп: Доминантные отношения среди военнослужащих срочной службы Российской Армии - Константин Банников

К. Л. Банников

АНТРОПОЛОГИЯ ЭКСТРЕМАЛЬНЫХ ГРУПП

Доминантные отношения среди военнослужащих срочной службы Российской Армии

Исследование проведено при поддержке Фонда Джона и Кэтрин Макартуров

Грант № 99-57242

ПРЕДИСЛОВИЕ

Данная книга, как, впрочем, всякая другая, есть плод удивления ее автора. Когда я в свое время служил в армии, то не переставал удивляться новым для меня формам взаимоотношений людей друг с другом: от экзальтированной сентиментальности до крайней агрессивности. Удивляло и то, какую роль в отношениях между солдатами играют их статусы, как они материализуются в сложной системе неформальных знаков и символов которые приобретают порой самые причудливые формы, как на их основе складываются оригинальные обычаи и ритуалы, как в этих ритуалах воспроизводят себя неуставные доминантно-статусные отношения — социокультурный феномен, широко известный российскому читателю под названием «дедовщина». Не может не удивлять и ее размах и универсальность. В каждой части имеются какие-то свои особенные обычаи, но в каких бы войсках, и в каком бы регионе нашей страны они бы не служили солдаты срочной службы понимали всю систему неформальных знаков и символов как общий язык.

Когда, после демобилизации я продолжил образование в области истории культуры, этнографии, социальной антропологии, то на основе этих армейских удивлений и воспоминаний в последствии сложились размышления уже относительно общих культурных и социальных процессов в армии. В процессе исследований архаических мифоритуальных систем, которые я вел в Институте этнологии и антропологии РАН, открылось много прямых и косвенных аналогий между культурой организации власти у первобытных народов и неуставными доминантными отношениями у военнослужащих срочной службы поздней Советской и современной Российской Армии. Тогда и возникла идея проанализировать этот, по сути, полевой этнографический материал на основе методов и концепций социальной антропологии, аналитической психологии и семиотики. Речь не об оппозиции «первобытное — современное» как «высшее — низшее» или «плохое — хорошее», но об универсальных, архетипических парадигмах социальных организаций, которые принимают на себя функции правовых институтов там, где эти институты пребывают в состоянии затянувшегося кризиса. На мой взгляд реактуализация архетипов — явление положительное. Как я пытаюсь доказать в книге, архетипы культуры помогают пережить кризис культуры. Этот феномен архаизации общественного сознания, который переживают все общества в состоянии кризиса, в современной отечественной антропологии получил название «архаический синдром».

Проблемы, связанные с армией, общество воспринимает весьма болезненно, поскольку остро стоит вопрос ее неотложного реформирования. Определенной субъективности и полемичности не удалось избежать и мне, что я прекрасно осознаю. Более того, я склонен считать, что в гуманитарном исследовании это невозможно в принципе, как невозможно отделить объект наблюдения от его субъекта. Поэтому стараюсь приводить как можно больше и полнее оригинальных источников — солдатских писем, дневников, документов, интервью с правозащитниками и офицерами, чтобы читатель, лично с армейской действительностью не знакомый, мог бы сделать самостоятельные суждения.

При цитировании источников полностью сохранен их стиль, включая экспрессивно-эмоциональные выражения. В силу того, что мат является отдельным феноменом социальной коммуникации в армии, (это анализируется в соответствующих разделах) я счел недопустимым заменять нецензурную речь более благозвучными эквивалентами. Тем не менее, нецензурные обороты разряжены многоточиями.

Текст иллюстрирован оригинальными рисунками из солдатских «дембельских альбомов» и блокнотов, поэтому изобразительный материал так же имеет значение самоценного источника.

ВВЕДЕНИЕ

Общества, которые принято называть цивилизованными, отличаются от традиционных не только наличием храмов и библиотек, но также тюрем и казарм.

Люди в казармах представляют собой концентрированную в пространстве на продолжительное время человеческую массу, собранную и локализованную механически, т. е. насильственно и без учета их личностных особенностей и культурных принадлежностей.

Круг этих людей замкнут и постоянен. Они одеты в одинаковую форму, вместо имен им присвоены номера. Перемещение их тел в пространстве, перемена функций и даже поз регламентированы общим распорядком, регулярными построениями и прочими средствами тотального контроля. Эта человеческая масса изолирована от гражданского общества, но внутри нее ни один из индивидов не имеет возможность уединения. Они вынуждены вместе не только работать, но также есть, спать, строем передвигаться по территории, по команде справлять «естественные надобности», вместе и по команде мыться, читать, писать письма, чинить одежду, — одним словом, вместе быть.

Что происходит внутри этой массы человеческого «концентрата»? Как взаимодействуют между собой ее отдельные человеческие «атомы»? В какие структуры они выстраиваются и как в них функционируют? Что движет их самоорганизацией? Ответы на эти вопросы представляют собой предмет особого антропологического интереса.

История Нового времени изобилует различными вариантами социальных образований, в которых люди существуют в «концентрированном» состоянии. Собственно говоря, для обозначения этого феномена и был введен в оборот термин «концентрационный лагерь», а сам XX век получил в антропологической литературе название «Век лагерей». В Западной антропологии вокруг этого феномена regimented societies сложилась определенная исследовательская традиция, вызванная во многом прикладными задачами, стоящими перед европейской общественностью — преодоления не только социальных последствий тоталитарных режимов, но и изучения социально-антропологических условий, при которых тоталитарные режимы возможны.

Что касается России, в которой государство традиционно сохраняет (а в последнее время даже развивает) тюрьмы и казармы в качестве средства социального, политического и экономического управления, антропологических исследований, за редким исключением, так и не появилось. Осмысление природы «человека концентрированного», осуществлялось в области не науки, а литературы. Что также характерно для России. (Об этом подробно ниже, в библиографическом разделе.)

Отсутствием в России фундаментальных исследований данной проблемы при их острой необходимости обусловлена научная актуальность настоящей работы.

В основу настоящего исследования легли наблюдения автора за жизнью воинских подразделений изнутри во время прохождения им срочной службы в рядах Советской Армии в конце 1980-х годов, материалы специального социально-антропологического исследования, проведенного в 1999–2000 годах, в ходе которого был проведен ретроспективный анализ доминантных отношений военнослужащих срочной службы уже Российской Армии за последнее десятилетие XX столетия. География исследования по проблемам армии покрывает практически всю территорию бывшего СССР и охватывает все основные рода войск, за исключением всякого рода спецподразделений. Исследования изолированных поселений проводились в Камчатской и Амурской областях.

«Человеческий концентрат» — среда высокого внутреннего давления. Здесь межличностные отношения отличаются повышенной агрессивностью, а насилие утверждается в качестве института социальной коммуникации. Это оказывает существенное влияние на психику каждого из участников коммуникации и приводит к трансформации сознания.

В современной российской армии насилие представлено в двух уровнях одной системы социального контроля: 1) «механический» фактор консолидации (насильственный призыв); 2) «генетически» сформировавшаяся в условиях «механической» консолидации система статусных отношений («дедовщина»). Обе направлены на подавление свободы личности, поэтому бытовое насилие и агрессия актуализируются как способ конкуренции и не столько за ресурсы жизнеобеспечения (необходимый минимум которых здесь положен каждому), но за средства самовыражения, в числе которых — право на переоформление всех единообразных элементов уставного жизнеобеспечения в разнообразных знаках и символах социальной иерархии.

В результате в группах «механической» консолидации естественным образом складывается упорядоченная система доминантных отношений. В ходе этого процесса происходит идеологическое переосмысление бытового насилия.

Осмысленное в социальной парадигме насилие составляет каркас системы ценностей в армии, и, по закону апологии образа жизни социума, превращается в его идеологию, чем, наконец, формирует идентичность его членов.