Сполна Заплатишь (СИ) - Тёрнер И.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Смотри, – повторила Кхира. В руках ее появилась почти плоская круглая чаша, вырезанная из слюды. – Сейчас ты сможешь потрогать свое проклятие, как того хотела.
Она провела слюдяной чашей по краю посверкивающего, глухо грохочущего облака, зашептала заклинание. На краю чаши заискрилась алмазная роса. Провела еще раз. Дубы с пугающим гудом повторили круговое движение рук жрицы.
- Свежая ветвь прививается к старому древу, отдает древнему стволу свой сок, – шептала Кхира, продолжая сбор драгоценной росы. – Смешиваются два сока, появляется молодая поросль. Наследство безумной девы – ее безумие. Принимайте, наследующие. Муж ее – первый наследник. Дитя ее – первый росток.
Роса, стекая в углубление чаши, чернела.
- Вы будете жить, МакГреи, но к каждому из вас в назначенное время придет истинная любовь. Будет она словно меч обоюдоострый, проникающий до разделения души и духа, сухожилий и мышц. Жизнь с ее приходом прекратится. То, что должно быть благословением, станет наказанием. Разум помрачится, сердце утонет в жгучей ревности. Ответной любви вы не познаете, все что получите – это отречение, прежде чем погрузиться во тьму и забыть имя свое… Обузой вы станете для себя, а для тех, кого полюбите – позором и отвратным бременем.
На дне чаши собралась отливающая глянцем черная лужица.
- Довольна ли ты, Анна? – спросила жрица.
- Ты все сказала правильно, – кивнула Анна.
- Возьми, – жрица протянула своей гостье чашу, – отнеси домой. Это он должен принять из рук Катрионы. Зерно проклятия уже посажено в нем, чтобы оно проклюнулось и дало росток, нужна роса, пролитая верной рукой на беременную семенем почву. Чтобы дочь твоя успокоилась, пои ее отваром из цветов, что растут у колодца, макового молока не давай…
Анна приняла сосуд, встала и поклонилась жрице.
- Спасибо, Кхира.
- Не благодари, – жрица накинула капюшон, пряча в тени его свое постаревшее за время колдовства лицо, – выполни условия сделки, в которую ты вступила, отдав мне свою кровь.
- Выполню, – не колеблясь, ответила Анна, – Я прослежу, чтобы он получил твою росу из рук моей дочери. Увижу, как сбывается проклятие. Приму роды у Катрионы, похороню ее и приду к тебе, Кхира. К тебе и твоему господину.
- Иди и не бойся, лес на рассвете спокоен, никто не коснется тебя, – раздался сухой голос из-под капюшона.
Анна пошла, держа чашу на вытянутых руках. Кхира провожала ее зеленым взглядом.
- Нет, – сказала жрица, когда Анна затерялась промеж деревьев, – ты не будешь вечной странницей, я этого не допущу, Анна. Дам тебе надежду, которую ты заслуживаешь. Стихия тоже может быть милосердной.
Снова она колдовала, бросая в котел омелу, затухший огонь под котлом вздымался, ревел. В лесу по ее слову снова концентрировалась Сила.
- Если осуществится мое предсказание, Анна Монро освободится. Должна явиться Она – утренняя заря, приходящая после долгой ночи, – хрипло шептала друидесса, – Отважная, неустрашимая, она не испугается, вступая во мрак, станет светить в нем, не погасая, смелой любовью отвечая на любовь. Семь поколений пройдет и загорится звезда спасения. Семь поколений, и вырастет новая ветвь, давая жизнь здоровому. Тогда ты отпустишь ту, которую получил сегодня, и проклятие ее рассеется, не оставив после себя ни следа … Запомни – семь…
- Семь, – прогудел вслед за жрицей лес.
- Семь. Лишь бы только она отыскалась… А если ничего не произойдет, ночь навсегда воцарится над этим несчастным родом.
В родном равнинном поместье Элеоноры МакГрей, урожденной Мортимер, с пола комнаты поднялся последний и единственный наследник старого шотландского рода.
- Что произошло? – вытирая покрытый испариной лоб тыльной стороной ладони, спросил он у матери. – Я потерял сознание?
- Ты умер. Но воскрес почему-то, – Элеонора тяжело поднялась и деревяной, старушечьей походкой вышла из комнаты.
8.
Наступил ноябрь, ознаменованный на удивление безмятежной погодой. Под витражными окнами церкви Сильверглейдз полыхал бересклет, серую кладку стен оттенял охряный ковер из листьев, устилавший землю.
В празднично убранном помещении собрался народ. Меньшую часть многочисленной аудитории составляли гости со стороны жениха и невесты – они занимали скамейки и свободное пространство вблизи алтаря. Обычные зеваки, земляки МакГреев, фермеры и крестьяне из окрестных деревень, среди которых сообщение о свадьбе вызвало ажиотаж, толпились ближе к распахнутым дверям, сплетничали на улице, висели на окнах. Воспоминания о событиях минувшего лета были еще слишком свежи, толки не успели улечься – пропустить свадьбу было бы просто преступно.
Особое внимание привлекали три фигуры у алтаря. Отец, супящий седые брови, мать в платье из оливковой тафты, хорошенькой шляпке с короткой вуалью на забранных вверх волосах. И жених – он был затянут в черный сюртук, скорее траурный, чем праздничный, походил на скорбное изваяние.
– Потормоши виновника торжества, Элеонора – буркнул, склонившись к щеке жены МакГрей, – стоит, как на похоронах. Черт бы побрал старого Джойса, за то, что настоял на пышной свадьбе…
При этих словах патер в белой ризе и мать невесты, стоявшая по левую сторону от алтаря, смятенно переглянулись.
- Приободрись, Лайонел, – шепнула сыну Элеонора, – ты женишься на красавице, не на старой карге. Не надо падать духом.
В ответ Бойс развел плечи и встал прямее, не изменив, в прочем, позы.
Заиграл орган, певчие на хорах запели Kyrie Eleison, который подхватило все собрание.
«Про эту Дейдру говорят, что она красавица, – безучастно подумал Бойс, слушая песнопение, – Может, правда? Хотя, какая мне разница… Одна только есть красавица… Или была. Катриона. Почему я не могу забыть ее? Думаю о ней постоянно? Почему она не оставляет меня, приходит во снах и дневных видениях»?
Он знал – все стало по-другому в тот день, когда он, сидя с матерью за чаем, потерял сознание. Очнувшись, ничего не понял, спрашивал мать, но она отказывалась говорить о случившемся.
Поднимаясь с пола, он впервые ощутил это в себе – чувство, угнездившееся в районе солнечного сплетения. Оно с тех пор не покинуло его ни разу. Бойс пытался осознать его, охарактеризовать как-то и не мог. В нем было что-то от тоски, от одиночества, от волнительного ожидания – что вот-вот произойдет нечто значимое. Чувство разрослось и скоро он уже жил в нем как в капсуле. К чувству примешивались постоянные мысли о Катрионе.
За песнопением последовала всеобщая молитва. Как только патер произнес «Amen», снова грянул орган, в дверях показалось свадебное шествие.
«Меня ведь недавно знакомили с ней, – равнодушно вспомнил Бойс, оборачиваясь на невесту, плывущую по проходу в облаке шелка и воздушных кружев под руку с отцом, – Я забыл ее лицо. Надо же».
Девушка приблизилась, встала напротив жениха, держа у груди букет фиалок. Она была стройна, накрыта густой вуалью, сквозь которую можно было видеть сияющие глаза.
Собрание запело псалом. Бойс смотрел сквозь невесту. Вот имена их были трижды названы. Святой отец начал свадебную литургию с молитвы покаяния, в которой Бойс участвовал бессознательно. Из своей капсулы он прослушал чтение Ветхого Завета и наставления священника молодым. Церемония шла своим чередом, мимо него.
- Прежде чем начать обряд венчания этих двух прекрасных молодых людей, – проповедник закрыл Библию и положил ее на кафедру, – я хочу обратиться к собранию. Если кто-то из вас считает что Лайонел Рейналд МакГрей и Аделаила Дейдра Джойс не могут быть связаны узами супружества по каким-то причинам, назовите их сейчас либо молчите во веки веков.
- У него нет права жениться, – раздался громкий голос в задней части церкви. – Он уже женат.
Все повернулись туда. Бойс тоже. Сон, в котором он пребывал, рассеялся при звуке этого голоса.
По проходу, по которому пару минут назад прошла невеста, шла женщина, хорошо знакомая всем присутствующим, кроме прибывшего на венчание семейства Джойсов. За собой она вела тощенького человечка в глухо запахнутом плаще с глубоким капюшоном. В руках у женщины была веревка, другой конец которой охватывал истертые в кровь запястья существа. Пользуясь шоком, в котором пребывало собрание, женщина швырнула веревки к ногам Бойса:
