Златоустый шут - Рафаэль Сабатини

Он слегка покраснел, затем вновь побледнел и замер в своем кресле, словно оцепенев. Его тщеславие было задето, но не в такой степени, чтобы он вспомнил, что мужчине не подобает трусить, и в конце концов страх пересилил все остальные чувства.

— Я не могу решиться, — едва выдавил из себя он, и его тонкие, изящные руки вцепились в ручки кресла, как будто его хотели силой вытащить оттуда. — Видит Бог, я плохо владею оружием.

— Да от вас и не требуется этого, — заверил я его. — Наденьте доспехи, возьмите в руки меч и пошире размахивайте им. Любой поваренок с вашей кухни способен на это — если только он не последний трус.

Он облизал губы, и в его безжизненных глазах, устремленных на меня, промелькнуло нечто, похожее на решимость. Он неожиданно резко встал и шагнул к куче оружия, сваленного на огромном кожаном диване.

— Помоги мне облачиться, — сказал он, отчаянно пытаясь придать своему голосу необходимую твердость.

Но обретенного было мужества ему хватило ненадолго. Едва я взял в руки нагрудник, как он разразился потоком ругательств.

— Нет, я не позволю зарезать себя, как барана! — почти завопил он. — О Боже! Я должен выбраться отсюда живым и вернуться с армией, которая поможет мне вернуть трон.

— Это, безусловно, очень мудрое решение, — отозвался я. — Но сейчас вас ждут солдаты, мадонна Паола ди Сантафьор и — поймите, наконец, — враги, которые в любую минуту могут ворваться сюда.

— Пускай себе ждут, — только и огрызнулся он.

— Неужели вы захотите покрыть свое имя позором? Войти в историю трусом, бежавшим с поля боя при одном звуке голосов противника и не осмелившимся ради спасения своей чести нанести хотя бы один-единственный ответный удар?

Казалось, мне удалось наконец-то задеть его за живое.

— Дай мне латы, — хрипло скомандовал он.

Я молча повиновался, и он так же молча поднял руки, когда я прилаживал на его грудь стальной нагрудник. Но в следующий момент мы услышали глухой удар, донесшийся снаружи со стороны ворот. Джованни в страхе сорвал с себя нагрудник, швырнул его на пол и повернулся ко мне; его глаза сверкнули, как у сумасшедшего.

— Иди туда сам! — закричал он, и его рука, указывающая в сторону двора замка, заметно дрожала. — Ты ловок давать советы. Посмотрим, каков ты в деле. Давай надевай доспехи и покажи свою доблесть!

Он едва ли отдавал себе отчет в том, что говорил, но его слова глубоко проникли мне в душу, и мое сердце затрепетало от надежды, безумной и долгожданной.

— Синьор Пезаро! — громко, чтобы привлечь его внимание, воскликнул я. — Скажите мне, какова будет моя награда?

Он тупо уставился на меня, явно не веря своим ушам.

Затем он по-идиотски рассмеялся и провел рукой по внезапно вспотевшему лбу.

— Что такое? — насторожился он. — Господи, что ты задумал, шут?

— Исполнить ваше повеление, — твердо произнес я. — Я облачусь в ваши доспехи, опущу забрало, и никто не усомнится в том, что это сам синьор Джованни, тиран Пезаро, выехал навстречу врагам. Но если мне удастся разогнать взбунтовавшийся сброд и разбить отряд, который прислал сюда Чезаре Борджа, чем вы вознаградите меня за это?

Он не сводил с меня глаз, и его лицо слегка порозовело. Он понял, насколько просто осуществить то, что я предлагал ему. Возможно, он слышал, что я умею неплохо обращаться с оружием — ведь всю свою юность я упражнялся во владении им, готовясь бросить синьору Джованни вызов, имевший столь плачевные последствия для меня. А может быть, он вспомнил, сколь смело и успешно я действовал в одиночку, почти безоружный, против троих бандитов в ту ночь, когда сопровождал мадонну Паолу в Пезаро. Однажды неуемное тщеславие уже подвигло его обратиться ко мне с просьбой написать стихи, авторство которых он не стесняясь присвоил себе, и неудивительно, что сейчас он с готовностью ухватился за мое предложение. Едва ли кому придет в голову, что в доспехах тирана Пезаро сражается шут Боккадоро. Таким образом, он сумеет доказать свое мужество, спасет свое доброе имя и, самое главное, сохранит расположение мадонны Паолы. Если я вернусь с победой, все лавры достанутся ему, и даже если впоследствии ему придется под давлением превосходящих сил Борджа покинуть Пезаро, это уже никак не отразится на его репутации.

Я не сомневался, что все эти мысли вихрем пронеслись в голове синьора Джованни Сфорца в те несколько секунд, пока мы стояли с ним лицом к лицу в комнате, в раскрытые окна которой доносились снизу нетерпеливые крики его сторонников, почти тонувшие в реве бунтовщиков, штурмовавших стены замка.

Он схватил меня за руки, повернул лицом к свету и пристально вгляделся в меня, словно желая в чем-то удостовериться.

— Сделай это, — сказал он, — и Бьянкомонте вновь станет твоим, если только в моей власти будет вернуть его тебе. Клянусь своей честью.

— Поклянитесь спасением своей души, и мы договорились, — потребовал я, и он немедленно подчинился. Бедный синьор Джованни, насколько он пал духом, если пропустил мимо ушей столь оскорбительный намек!

— А теперь, — продолжал я, — помогите мне с доспехами.

Я поспешно скинул пелерину и колпак с позвякивающими колокольчиками, поднял руки вверх, и, пока он прилаживал латы у меня на груди и на спине, мою душу переполняла радость, такая сильная, что на моих глазах даже выступили слезы. Я, шут, с гордым видом стоял, словно рыцарь, а синьор Пезаро своими благородными руками по очереди пристегивал ножные латы, солереты[59] с золотыми шпорами и наколенники. Затем он поднялся и, дрожа от возбуждения, прикрепил стальные нарукавники, эполеты и латный воротник и, наконец, подал мне великолепный черно-золотой шлем, увенчанный львом, гербом рода Сфорца. Я надел шлем, но прежде чем опустить забрало и скрыть от всех непосвященных лицо Боккадоро, я велел Джованни как следует запереть дверь, ведущую в его кабинет, и сидеть тихо до моего возвращения. И тут его охватили неожиданные сомнения.

— А если ты не вернешься? — спросил он.

Такая мысль не приходила мне прежде в голову. Я чуть пренебрежительно рассмеялся и указал на валявшийся на полу шутовской наряд.

— В таком случае, ваше превосходительство, вам не останется ничего иного, как довершить наш маскарад.

— Свинья! — заорал он. — Ты вздумал издеваться надо мной?

Вместо ответа я красноречиво указал рукой в сторону двора.

— Слышите? — спросил я. — Ваши подданные уже проявляют нетерпение. Лучше мне самому появиться внизу, чем кто-либо из них решит отправиться за вами.

Говоря это, я выбрал себе из кучи оружия тяжелую палицу и, закинув ее на плечо, шагнул к двери. Объятый ужасом, Джованни попытался задержать меня на пороге, но я попросту проигнорировал его.