Амрита - Банана Ёсимото

Наверное, ему и самому приятно быть таким…

Квартира, в которой мы остановились, ничего особенного собой не представляет. Самая обычная квартира на пятом этаже самого обычного многоквартирного дома. Окна выходят на соседнюю улочку и на море. В нашем распоряжении просторная кухня и две комнаты. Конечно, это никакая не дача – просто необжитая квартира, в которую можно изредка приезжать на выходные.

Мы вставали поздно и шли на пляж, потом в бассейн, потом гулять. Короче, отдыхали и ничего не делали.

Просто проживали день за днем, ни о чем не думая.

Этот день начался точно также, как и все предыдущие. Мы встали поздно, перекусили тем, что нашлось в холодильнике, и вышли из дома на прогулку.

Перекуса хватило очень не надолго. Довольно скоро мы проголодались.

– Ну что же, пришло время подумать о раннем ужине, – я посмотрела на брата, – Хочешь, я что-нибудь приготовлю, или лучше где-нибудь в городе поедим?

– Давай лучше в городе, – ответил брат. Ну что ж, по крайней мере, он был со мной откровенен.

Мы отправились в город на поиски пищи.

В городе нас ждал закат. Никогда я раньше не видела таких закатов. Пугающе великолепное зрелище! Такое помнят всю жизнь.

Это было ничем не хуже летающей тарелки! Невероятно, но закат жил сам по себе. Он был живым.

Как время, которое тоже живет само по себе, независимо от нас.

… Мы, ничего не подозревая, шли по улице под сухими и прозрачными, как в далеких южных странах, лучами оранжевого заходящего солнца. На фоне красного неба медленно двигались навстречу нам темные силуэты домов.

Но это была всего лишь прелюдия.

Закаты в Токио в лучшем случае вызывают в нас умиление: «Ах, посмотрите! Вон там, вдалеке, виднеется что-то такое и, кажется, даже красивое…» Не более того.

Как закат на экране телевизора или в рекламной брошюре.

Но тот закат, который в течение нескольких минут мы с братом наблюдали в Кочи, – это было что-то невероятное, абсолютно на токийские закаты непохожее.

Казалось, его можно потрогать рукой.

Как будто прозрачная, мягко – красная, невообразимой мощности энергия разрушила невидимую воздушную стену и захлестнула город. Я физически, всем телом, ощущала это давление. Даже дышать стало трудно.

«Уходя из нашего мира, этот день, как и все другие дни, оставляет нам после себя что-то огромное и пугающе прекрасное, что – то, о чем мы будем вспоминать потом всю жизнь, – подумала я. – Главное – суметь это увидеть».

Великолепие заката пропитало весь город, и все мое существо жадно впитывало это великолепие. Я была как губка, жадно, капля за каплей, впитывающая влагу.

Все оттенки красного поочередно полыхали над нашими головами, казалось, там, на небосклоне, безумствует северное сияние.

И вот с западного края с головокружительной скоростью вдруг накатилась роскошная алая волна. Как струящееся прозрачное вино, как румянец на щеках возлюбленной – квинтэссенция жизненной красоты.

Она затопила городские улицы, заиграла красными сполохами на лицах людей. Незабываемый закат.

Мы шли молча, не отрывая глаз от неба.

Но вот закат догорел. И к чувству восхищения и благодарности примешалось легкое чувство грусти.

Это не повторится. Это небо, эти облака, этот воздух и теплый ветер – точно такого же дня никогда больше не будет в моей жизни.

По вечерним улицам бредут не спеша по своим делам мои соотечественники. Освещенные окна, за которыми ужинают горожане, висят на темном экране ночи светлыми квадратами.

Кажется, протяни руку – и можно будет зачерпнуть все это, как пригоршню воды. И блестящие капли будут падать и падать, и пятнать бетон, выбивая из него прощальный запах уходящего дня, который неизбежно смешается с густым запахом сменяющей день ночи.

Нам трудно понять самые простые вещи, пока мы не увидим что-то невероятное, что-то такое, как этот закат, как этот магнетический вечер.

Мы прочитываем миллионы книг, посматриваем миллионы фильмов, миллион раз целуемся с любимым человеком, чтобы в какой-то момент вдруг понять, что у нас не будет другого «сегодня». Сегодня – оно только одно!

Это понимание может раздавить своей неожиданной мощью. Вот она – природа. В ней заключена страшная сила, навязывающая нам ненужные, непрошенные прозрения. В любой момент внутри каждого из нас готов зазвонить звоночек: «динь – динь, пришло время понять очевидное».

Случайное прозрение гораздо отчетливее намеренного понимания.

– Слушай, уж не знаю почему, но у меня сейчас так спокойно на душе, – сказала я.

Последняя капля заката сползла с небосклона и утонула в темноте городских улиц. Вокруг благоухала ночь.

– Ага. И у меня, – ответил брат.

– Слушай, давай отпразднуем. Пойдем съедим одэн[15].

– А можно я чуть – чуть пива выпью?

– Можно. Только не напивайся. А то как я тебя до дома дотащу?

– А можно я съем много – много одэна?

– Конечно можно. Что с тобой? Тебе плохо?

Брат помрачнел. Потом сказал:

– Знаешь, я вот смотрел на этот закат, и мне вдруг так страшно стало и очень стыдно… Ну что я школу прогуливаю…

– Вот и замечательно, – сказала я. – Знаешь, некоторые люди считают, что если ты познал границы самого себя, то это выводит тебя на новый уровень бытия, потому что ты становишься на шаг ближе к себе настоящему. Знаешь такую певицу – Юми Мацутоя? Она поет об этом в своих песнях. А потом еще был Джон Лилли. И, кажется, Айртон Сенна[16] тоже высказывался в этом роде.

– Юмин[17] я знаю. А кто эти двое? – спросил брат.

– Вырастешь – узнаешь. У тебя еще вся жизнь впереди. – У меня не было никакого желания пускаться в объяснения, потому что писателя – психолога Джона Си Лилли и гонщика Сенну я приплела просто так, чтобы мои слова звучали поубедительнее.

Брат и не настаивал.

Похоже, он уже понял, что до всего самого важного нужно доходить своим умом, своими силами.

8. Пора домой

– Поехали завтра домой, – сказал брат за ужином. Кончался седьмой день нашего пребывания в Кочи.

Я, как героиня дурного телесериала, застыла с открытым ртом, не донеся до него кусочек осьминога, зажатый между палочек. Удивительно! Я ведь еще несколько часов назад подумала, что пора возвращаться, и все это время ломала голову, как именно сказать об этом брату.

С ним ведь никогда не знаешь, чего ожидать. Может, и согласится, типа, почему бы и нет, а может, и расплачется, как перед маминым отъездом на Бали. Закатит истерику: «Никуда я не поеду!», «Отстань» и так далее. И главное, вероятность и той, и другой реакции одинаковая.

Шансы – пятьдесят на пятьдесят. Ну как тут угадаешь?

За те несколько дней, что мы прожили здесь, купаясь в море, любуясь закатами и рассветами, брат из бледного, запуганного, нелюдимого ребенка превратился в обычного веселого мальчишку. Стал другим человеком.

Прошла неделя, с тех пор как мы сюда приехали. Я старательно избегала разговоров о его школьных проблемах. Вернее, я просто не говорила об этом – ни во время наших прогулок по морскому берегу, ни после большого и неожиданного выигрыша в пачинко[18], когда он смеялся так, что, казалось, вот-вот лопнет от смеха, ни вечерами, когда мы вдвоем сидели в большой комнате и смотрели телевизор, ни перед сном – уже после того, как свет выключен и квартира погружена во тьму и тишину.

Не говорила я и о причине нашей поездки…

Я не знаю, насколько он болен и какую еще тягость сможет вынести.

Я не знаю, сколько понадобится времени, чтобы болезнь прошла.

Именно поэтому я с самого начала решила не говорить с ним о проблемах. Именно поэтому наш отдых получился настоящим отдыхом. Иногда мне даже хотелось, чтобы это длилось как можно дольше. Может быть, бесконечно.

Но всему бывает конец. Трудно сказать, когда он наступит, но он неизбежно наступает, зачастую в самый неожиданный момент…

Днем мы отправились на рыбалку.

Самая обычная любительская рыбалка с удочками, взятыми напрокат. Это был второй заход. В первый раз мы наловили целую гору мелкой рыбешки, и так нам это понравилось, что было решено обязательно сходить на рыбалку еще раз.

В ожидании клева мы сидели на бетонном причале, но рыба не клевала.

Дул сильный ветер, пахло солью, от бетона тянуло холодом.

Все было против нас. Настроение испортилось.

Закинув удочки в море, мы сидели с кислыми лицами.

Небо как вуалью было затянуто тонкими, почти прозрачными облаками, сквозь которые тут и там просвечивала синева.

Волны глухо бились о сваи, разбрызгивая мелкую, сливочную пену.

Я словно со стороны взглянула на эту картину, и в голове вдруг всплыло слово «прилив».

Внезапно вся эта красота мне надоела.

Волны набегали и откатывали, и в их шуме мне слышались слова.

«Пора возвращаться».

«Все, что вы могли здесь увидеть, – вы уже увидели».