Кладоискатель и доспехи нацистов - Юрий Гаврюченков

На крыльце «кенгурятника» появились побитые бандюки.

– Пусти, сука, – задергался я, корчась от боли. – Замочу, гад!

– Не рыпайся, – прошипел казачина, толкая меня пузом так, что ноги потеряли опору.

Он повалил меня на землю. Я крепко приложился грудью, разом выдохнув весь воздух. Казачина насел на спину, вытащил из-за голенища плеть и закрутил мне руки. Стал вязать. Сопротивляться такой туше было бесполезно, казачина оседлал меня как коня. С трудом отвернув голову, я увидел развязку стычки.

Сколь ни был казак искусен, но Слава и с голыми руками мог натворить дел. Все произошло мгновенно. Уловив краем глаза появление из кафе потенциального противника, афганец шагнул прямо на нож кабаннику, проявляя, на первый взгляд, безбашенную удаль. Казак купился и пырнул его тесаком в живот.

Из своего положения я толком не разглядел, что конкретно проделал Слава. Движение было взрывным: казак полетел в одну сторону, кинжал – в другую. Друган прыгнул вдогон супостату и припечатал его ударом ступни по шее.

Наконец-то я смог свободно вздохнуть. Давивший меня казачина сообразил, что обстановка складывается явно не в его пользу, вскочил и приготовился к обороне. Корефан устремился ко мне на выручку. Он подобрал кинжал и вид имел устрашающий.

– Мочи его, урода! – заорал я, переворачиваясь навзничь.

Тяжело топая сапогами, казачина обратился в бегство. Я сел. Слава полоснул клинком по стягивающей запястья веревке.

– Валим отсюда, – стряхнув остатки плети, я поспешил к машине.

Должно быть, я слишком усердно растирал затекшие кисти, потому что при моем приближении стоящие на крылечке пацаны моментально попятились обратно в кафеюшник. Мы залезли в «Волгу», и я первым делом проверил наличие Доспехов. Сумка была на месте, там, куда я ее спрятал – на полу между сиденьями.

Бряцая наручниками, Слава сунул под седушку кинжал.

– Трофей, однако, – сказал он.

Прогрев двигатель, мы неторопливо отчалили от «кенгурятника». Оклемавшийся казацюра нацепил папаху и хлопотал над поверженным соратником.

– Попили кофе, – с досадой сказал я, глядя в окно.

– Дома догонишься, – утешил корефан и, помолчав, добавил: – А вот что пива на халяву перехватили – это ништяк.

– Ништяк, – желчно пояснил я, – это два бушлата. Один постелил, а другим накрылся – вот это ништяк. Зэки на полу когда спали, с тех времен словечко и пошло. А сейчас все по фене ботают, а сами в смысл сказанного не врубаются.

– И блатуют кто попало, по делу и не по делу, – Ухмыльнулся друг.

Только на подъезде к дому я понял, что он имел в виду отнюдь не политеховскую шпану.

Браслет я снял при помощи иголки, молотком загнав ее в паз и отжав зубец, фиксирующий прижимную скобу. Пришлось повозиться, но наручники ломать не хотелось. Почему-то казалось, что они могут пригодиться.

Дамы хмуро смотрели, как я вожусь с инструментом. Вопросов не задавали, что свидетельствовало о крайней степени недовольства нами. Всякая женщина желает видеть своего любимого героем, но сами по себе героические действия ее почему-то не привлекают, наверное, потому, что любит. В данном случае недовольство проистекало из-за беспокойства за нашу жизнь. «Баранка» на руке корефана и вздутые рубцы на моих запястьях яснее ясного свидетельствовали о том, что кофе мы пили при весьма необычных обстоятельствах. Особенно злилась Ксения, хотя вида не подавала. Я прекрасно ее понимал. Для нее я был смутьяном, снова втянувшим мужа в сомнительную авантюру, опасность которой распространялась и на членов семьи. Я никогда не знал, о чем они разговаривали наедине, – эта супружеская пара сор из избы не выносила. Слава с Ксенией были знакомы еще по Афгану, но прочно сошлись уже здесь два года назад и за это время пережили многое. Опять же благодаря мне.

– Ксюш, – совершенно беззастенчиво спросил я. Будучи повязаннным с этой семьей крепкими кровавыми узами, мог позволить себе некоторые вольности. – Ксюш, у тебя знакомые в Вавильнике есть?

– Есть, – нехотя ответила Ксения. – Эрика собрались навестить?

– Ага, -кивнул Слава, потирая вмятину на лапе.

– Илья, – забеспокоилась Маринка, – ты чего опять задумал?

– Эрика проведать.

– Что тебя туда несет, мало тебе?

– А как же сострадание к ближнему? Бедный Эрик там один, больной, ему скучно, и он страждет.

– Это тот, который бандитов навел? – жизнь с вывшим зэком не могла не обогатить лексикон супруги. – Какой резон тогда к нему ходить?

– Товарищеский долг зовет, – привычно соврал я, улыбнувшись, как мне показалось, ослепительно. – Я человек порядочный, компаньонов в беде не бросаю.

– Лжешь ты все самым наглым образом, – высказалась Маринка. – Опять что-то затеваешь, а отдуваться потом нам. – И она компанейски приобняла за плечи молчащую Ксению.

Если бы в Советском Союзе воздвигали памятники героиням Великой Отечественной войны – партизанкам-феминисткам, он должен был выглядеть именно так. Я решил разрушить эту дружескую спайку:

– Ну так как, Ксюш, насчет знакомых в Вавильнике?

– Погоди, телефон вспоминаю. Ладно, пошла ввонить, – качнув бедрами, Ксения высвободилась из объятий товарки и скрылась в соседней комнате.

– А покамест давайте попьем кофею, – предложил я. – С утра не могу добиться этого удовольствия, почему-то все время только меня добивают.

– Ладно, милый, – кротко согласилась Маринка. – Я сейчас сварю. Славик, тебе кофе сделать?

– Я лучше чайком побалуюсь. Кофе пускай Ильюха пьет, он у нас аристократ.

– И сожрем что-нибудь, – добавил я. – Меня от всех переживаний на жор пробило.

– Ага, – не вставая, Слава дотянулся до холодильника и достал здоровенный оковалок ветчины. – Еще чего съешь?

– Вполне достаточно. Что я, чайка соловецкая – Жрать, рта не закрывая?

– Ну, как знаешь. – Слава вытащил из стола нож, Маринка подала буханку ржаного, и мы принялись за бутерброды. Обменялись с друганом взглядами. Перед выездом в больницу следовало бы перекинуться парой слов, но беспокоить женщин по негласному договору не стали. Они и так с нами натерпелись, незачем усугублять.

На конфорке зашумел чайник. Слава встал, пошарил в шкафу, извлек пачку индийского чая. Засыпал листья прямо в кружку, проигнорировав фаянсовый чайничек. При жене он был куда воспитаннее. Но сейчас дражайшая половина отсутствовала, а с друзьями можно было похозяйничать вволю.

– Хороший чай, лантухами, – деликатно заметил я, чтобы не молчать.

– А-а, без разницы, – критически отозвался бывший офицер ВДВ. – Индюха, она индюха и есть. – И добавил, словно оправдываясь: – Ксения покупала.