Серебристый луч надежды - Мэтью Квик

— Ну, это же круто, правда?

— Я нашел записку, которую мама оставила папе.

— Так. И что там?

— Я тебе сейчас прочитаю.

— Давай.

Читаю записку.

— Черт. Молодец мама!

— Ты же понимаешь, что теперь он не вернет телевизор?

— После того как «Иглз» победили — без шансов.

— Ну да. И я волнуюсь, что остальные условия папа не выполнит.

— Ну, все, может, и не выполнит, но хотя бы попытается. Для него это уже будет хорошо, и для мамы тоже.

Джейк меняет тему и вспоминает про пас Баскетту во второй четверти — это оказался его единственный прием мяча во всем матче. Брат больше не хочет говорить о наших родителях.

— Баскетт делает успехи, — рассуждает Джейк. — Он новичок, он даже в драфте не участвовал, и он принимает пасы. Это же колоссально!

По мне, так ничего колоссального здесь нет. Джейк говорит, что рад будет встретиться в следующий понедельник вечером, когда «Иглз» сыграют против «Грин бэй пэкерз». Он предлагает пообедать в городе перед тем, как пойти пить пиво со Скоттом и его коллегами-толстяками, потом мы прощаемся, и я вешаю трубку.

Уже поздно, а мамы все нет.

Начинаю беспокоиться за нее и сам мою всю посуду. Сковородку, сожженную отцом, я отскребываю целых пятнадцать минут металлической губкой. Потом включаю пылесос и навожу порядок в гостиной. Отец пролил на диван немного соуса от пиццы, так что я достаю из шкафчика в прихожей чистящий спрей и как могу оттираю пятно — сначала наношу средство, затем протираю круговыми движениями, как написано на бутылке. Мама входит в дом в тот самый момент, когда я ползаю на четвереньках и чищу диван.

— Это отец велел тебе прибраться? — спрашивает она.

— Нет.

— Он рассказал о записке, которую я ему оставила?

— Нет, но я сам ее нашел.

— Стало быть, ты все знаешь. Пэт, я не желаю, чтобы ты занимался уборкой. Да пусть тут хоть крысы заведутся, может, тогда до твоего отца наконец дойдет.

Я хочу рассказать про найденную на чердаке коробку с надписью «Пэт», про то, как голоден был сегодня, и про то, что вовсе не хочется жить в грязи, и про то, что мне нужно привыкать ко всему постепенно — и в первую очередь дождаться окончания времени порознь, — но мама выглядит такой решительной, даже гордой. И я соглашаюсь помочь ей превратить дом в свинарник. Она говорит, питаться нам придется готовой едой из магазина, и в отсутствие отца пусть все идет как раньше, но в его присутствии будем поддерживать беспорядок. Я предлагаю ей спать в моей комнате, пока она бастует, тем более что на ночь все равно ухожу на чердак. Она отвечает, что поспит и на диване, но я настаиваю, и в конце концов она соглашается перебраться ко мне и благодарит.

— Мама! — окликаю я, когда она уже собирается уходить.

Она оборачивается.

— У Джейка есть девушка?

— Почему ты спрашиваешь?

— Я звонил ему сегодня, а трубку взяла женщина.

— Что ж, может, у него и вправду есть девушка, — отвечает она и уходит.

Из-за маминого безразличия к личной жизни Джейка у меня возникает чувство, будто я что-то забыл. Если бы у Джейка была девушка и мама о ней не знала, она бы задала мне миллион вопросов. Ее показное равнодушие наводит на мысли, что у нее есть еще какой-то секрет от меня, посерьезнее, чем то, что я нашел в коробке с надписью «Пэт». Наверняка мама защищает меня, вот только от чего, я все еще не знаю.

Азиатский десант

После сравнительно недолгой тренировки и еще более недолгой пробежки с Тиффани — во время которой ни один из нас не произносит ни слова — я сажусь в метро и еду в Филадельфию. Следуя полученным от Джейка указаниям, выхожу по Маркет-стрит к реке, поворачиваю направо на Вторую улицу и иду по дороге к его дому.

Найдя нужный адрес, я с удивлением обнаруживаю, что Джейк живет в многоэтажном доме с окнами на реку Делавэр. Чтобы швейцар впустил меня в здание, я должен представиться и сказать, к кому пришел. Это просто старик в дурацкой форменной одежде. «Вперед, „Иглз“!» — говорит он при виде моей баскеттовской футболки, но сам факт того, что у моего брата есть швейцар, производит на меня впечатление, и плевать, какая у него форма.

Еще один старик, в другой форме, хотя и не менее дурацкой — у него даже есть эта обезьянья шапочка без полей, — стоит в лифте. Я называю ему имя брата, и он нажимает кнопку десятого этажа.

Выйдя из лифта, иду по коридору с голубыми стенами и толстым красным ковром. Нахожу номер 1021 и стучу три раза.

— Как жизнь, Баскетт? — приветствует меня брат, открывая дверь. На нем мемориальная футболка Джерома Брауна, потому что сегодня матч. — Давай заходи.

Из огромного окна в гостиной видны мост Бена Франклина, Камденский океанариум и крошечные суденышки, плывущие по реке. Вид восхитительный. Я сразу же замечаю у брата телевизор с плоским экраном — такой тонкий, что висит на стене, как картина, — и он даже больше, чем папин телик. Однако самый странный предмет обстановки — пианино.

— Что это? — спрашиваю.

— Слушай сюда! — говорит Джейк.

Он садится за пианино, поднимает крышку и начинает играть. К своему удивлению, я даже узнаю мелодию: «Вперед, орлы, вперед». Играет он не очень искусно — просто исполняет последовательность аккордов, но это совершенно точно гимн «Иглз». Он запевает, и я подхватываю, а потом мы скандируем название команды, изображая собой каждую букву, и Джейк рассказывает, что уже три года помаленьку учится играть на пианино. Он исполняет еще одну мелодию, совсем непохожую на футбольный гимн. Музыка мне знакома; она удивительно мягкая, будто котенок гуляет в высокой траве. Никогда бы не подумал, что Джейк может сотворить что-то настолько красивое. Даже слезы наворачиваются, когда я гляжу, как он играет: закрыв глаза, то подаваясь всем телом вперед, то отклоняясь назад в такт музыке, — пусть и выглядит немного забавно в футболке «Иглз». Пару раз Джейк ошибается, но меня это не заботит, ведь он так старается, чтобы сыграть для меня правильно, — а это же самое главное, верно?

Когда брат заканчивает, я громко хлопаю в ладоши и спрашиваю, что это за мелодия.

— «Патетическая». Соната для фортепиано номер восемь. Бетховен. Это из второй части. Адажио кантабиле, — объясняет Джейк. — Тебе понравилось?

— Очень. — Сказать по правде, я просто поражен. — Где ты выучился играть?

— Когда Кейтлин переехала ко мне, она привезла свое пианино, ну и с тех пор понемногу учила меня музыке.

У меня голова идет кругом: я никогда не слышал ни о какой Кейтлин, а брат, кажется, только что сказал, что она живет тут с ним, — то есть у моего брата есть серьезные отношения, а я про них ни сном ни духом. Как-то это неправильно. Братья должны знать о личной жизни друг друга. Наконец я выдавливаю из себя:

— Кейтлин?

Брат ведет меня в спальню, где стоит огромная деревянная кровать с балдахином; по обеим сторонам, словно стражники, высятся два шкафа в том же стиле. Джейк берет с тумбочки черно-белую фотографию в рамке и протягивает мне. На фото мой брат прижался щекой к щеке красивой женщины. У нее короткие белокурые волосы, остриженные почти по-мужски, а лицо очень тонкое и изящное, но привлекательное. Она в белом платье, а Джейк — в смокинге.

— Это Кейтлин, — говорит Джейк. — Она иногда играет в Филадельфийском симфоническом оркестре и много записывается в Нью-Иорк-Сити. Она классический пианист.

— Почему я раньше ничего не слышал о Кейтлин?

Джейк забирает у меня фотографию и ставит обратно на тумбочку. Мы возвращаемся в гостиную и садимся на кожаный диван.

— Я знал, что ты был очень подавлен из-за Никки, поэтому не хотел тебе говорить, что я… ну, что я женат, и притом счастливо.

Женат?! Меня словно накрывает гигантской волной и пот прошибает.

— Мама пыталась добиться для тебя разрешения приехать на свадьбу, но ты как раз тогда попал в то балтиморское заведение, и доктора не отпустили. Мама не хотела, чтобы я рассказывал тебе о Кейтлин, вот я и молчал поначалу, но ты же мой брат, и, раз ты теперь снова дома, я хочу, чтобы ты был в курсе моей жизни, а Кейтлин — это лучшее, что в ней есть. Я ей все про тебя рассказал, и, если хочешь, можешь встретиться с ней сегодня. Утром я попросил ее уйти, чтобы сообщить тебе все эти новости в спокойной обстановке, но я могу сейчас ей позвонить, и мы пообедаем все вместе, а потом пойдем на стадион. Ну что, хочешь познакомиться с моей женой?

В следующий миг я уже сижу в маленьком модном кафе недалеко от Саут-стрит, напротив красивой женщины, которая держит под столом руку моего брата и неустанно мне улыбается. Разговор ведут только Джейк и Кейтлин, и я чувствую себя так же, как в компании Ронни и Вероники. Джейк отвечает на большинство вопросов из тех, что задает мне Кейтлин, а я в основном молчу. Ни словечка о Никки, или о моем пребывании в психушке, или о том, как это странно, что Кейтлин уже несколько лет замужем за моим братом, а я никогда ее не видел. Когда к нам подходит официант, заявляю, что не голоден, потому что денег у меня с собой мало — всего десять долларов, которые мама дала мне на метро, и пять я уже потратил, чтобы добраться сюда. Однако мой брат заказывает еду на всех и говорит, что угощает. Это очень мило с его стороны. Мы едим замысловатые сэндвичи с ветчиной и чем-то вроде пасты из вяленых помидоров, а потом я спрашиваю Кейтлин, хорошо ли прошла церемония.