Грядущий мир. Катастрофа - Яков Окунев

Сэмы кричат и стучат ногами и палками.

— Браво, Хорн! Браво! К черту благоразумие.

— Пусть идет к Драйву! Долой Эрна!

Кистеры тоже стучат ногами и палками и тоже кричат:

— Долой Хорна! Долой забастовку!

— У нас есть семьи! Долой отчаянных!

Но Эдвар Хорн не кончил. Когда стихает шум, Хорн выдвигает против Эрна факты: южные и восточные штаты в руках красных. Президент… Что он сказал о президенте? Разве это может быть? Президент арестован?! Сам президент!

— У-ра! У-ра!

— Гип! Гип!

Да, да, президент арестован. Правительство Соединенных Штатов наполовину сидит в тюрьме, а наполовину скрылось.

— Гип! Гип! Мы будем их судить.

— На веревку президента! Гип! Гип!

Но Хорн продолжает. Мистеры услышат кое-что и о флоте. Не сегодня так завтра. А слыхали ли вы о том, что делается в Англии? Английский флот восстал. В Лондоне бои. Может быть, мистер Эрн отправится к диктатору Драйву? Может быть, он скажет ему несколько слов о благоразумии. О том, что его дело проиграно, и о том, что пора прекратить кровопролитие.

Кистеры молчат и, насупившись, покидают зал. Сэмы подхватывают Хорна на руки и несут его по улице.

И поют… В пороховой копоти, со шрамами на лицах, с перевязками, с револьверами за поясами, с винтовками за плечами, они поют. И город отвечает им ревом орудий и болтовней пулеметов.

Город ревет ту же песню огня и битвы.

На заре генерал Драйв перестал бегать по комнате, щупать свой браунинг, шептать. Он засыпает. Но сквозь сон он слышит стук в двери и вскакивает:

— Кто там? Кто там?

И хватает револьвер, наводит на дверь.

— Кто там? Кто стучит?

— Срочное донесение, генерал.

Генерал Драйв влезает в домашние туфли и отпирает дверь. На всякий случай револьвер под рукой на столе, палец на спуске.

— Под козырек! Руку под козырек! По уставу! Ординарец не может взять под козырек. У ординарца весь правый рукав в крови. Кровь капает с рукава и алыми звездочками ложится на пол.

— На эстафете указано: доставить в двадцать два часа. Теперь пять. Почему вы опоздали на целых семь часов? — Генерал смотрит своими колючими глазами на ординарца.

Гавань занята красными. Ординарец пробрался через заграждения красных. Бродвей занят красными. Ординарца ранили на Бродвее.

— Я ничего не хочу знать о красных и о том, что они заняли. Вы должны были умереть, дважды умереть, семьдесят раз умереть, а доставить эстафету в срок. Адъютант, запишите под суд. Ваша фамилия?

— Грахам, генерал.

— Запишите под военный суд.

— Есть, генерал.

Генерал Драйв вскрывает пакет. Во флоте началось брожение. Адмирал не ручается. Младшие офицеры колеблются. Адмирал просит…

Генерал Драйв рвет эстафету на мелкие клочья. Эти клочья он рвет на мелкие клочки. Генерал забыл об ординарце и рвет, и рвет бумагу, шепчет что-то синими губами. И вдруг вскакивает и кричит:

— К стенке, к стенке! Расстрелять! Пишите, адъютант. Пишите же!

— Кого расстрелять, генерал?

— Кого? Меня! Вас! Всех! Пишите же!

Он опускается на стул и берет себя в руки. И слабым старческим голосом говорит:

— Пишите приказ. Полковнику Томсону с полком пехоты и полковнику Дебреру с артиллерией немедленно двинуться к гавани. Умереть, а пробиться. Пишите! Пехоту разместить по указанию адмирала на подозрительных судах, арестовать зачинщиков и неблагонадежных. Флот взять под обстрел артиллерии и, в случае чего, начать бомбардировку флота. Пишите.

— Готово, генерал.

— В одиннадцать часов все должно быть исполнено. Пишите.

— Написано, генерал.

— Уходите.

Генерал запирает дверь и, оставшись один, начинает зачем-то рыться в своем чемодане.

Часть вторая

Х

На дредноуте «Авраам Линкольн» стоит часовой. Окаменел. Часть огней притушена. Электрические груши тускло желтеют на мостике, в кают-компании, на шканцах…

Из океана наползает туман… Пропал «Авраам Линкольн», крейсера и миноноски. Прожектор с головного крейсера осторожно прощупывает туман и вырывает из него то толпу серых труб, опоясанных черными и красными кольцами, то хобот орудия, одетого в брезент, то покатый бок подводной лодки.

Со стороны города туман пропитан кровью зарева.

Город беспрерывно рычит. Точно сотни телег на железных колесах тарахтят на его улицах. Огненный град падает над городом. Огромные огненные комья снарядов рвутся, рассекая пламенными брызгами туман и рассыпая раскаленную пыль.

Вдруг на «Аврааме Линкольне» вспыхнула и взвилась ракета.

И не успела она рассыпаться, как с крейсеров и миноносок брызнул ответный огненный дождь ракет, и все они сразу зажгли свои огни и вынырнули из тумана.

На дредноуте «Авраам Линкольн» — Джек Райт. Он идет в каюту командира, сдерживая напор матросов, рвущихся за ним:

— Тише, товарищи, тише. Я пойду один. Все в порядке? Высокий рыжебородый матрос отвечает:

— У кают-компании поставлены часовые. У аппаратной тоже.

— Хорошо. Погодите.

В каюте темно. Слышно дыхание спящего человека. Джек Райт поворачивает выключатель. Вот этот белый старичок, свернувшийся клубочком на койке, — адмирал Прайс, командующий эскадрой. Адмирал крепко спит и ничего не слышит. Джек Райт прикасается к его плечу:

— Адмирал, встаньте!

Старичок мычит что-то. Запах вина ударяет в нос Джеку Райту.

— Адмирал пьян как стелька. Тем лучше!

Джек Райт отбрасывает церемонии в сторону. Он трясет адмирала за плечо:

— Проснитесь же, черт возьми!

Адмирал просыпается и хлопает глазами. Он ничего не соображает. Но Джек Райт моментально возвращает его к сознанию. Он направляет револьвер на адмирала, и тот слышит нечто совершенно невероятное:

— Вы арестованы.

— Я? Что такое! Как вы… как вы здесь?

Старичок вскакивает с постели. Он смешон в своих узких, обтянутых вязаных кальсонах на сухоньких ножках.

— Вы арестованы, — повторяет Джек Райт. — Сидите на месте, иначе я пущу вам пулю в лоб. Где ваше оружие?

Да, этот длинный субъект не шутит. Оружие? Оно в ящике стола. Вот ключ.

— Одевайтесь.

— Зачем надо одеваться? — У адмирала трещит голова. Не разрешит ли ему мистер э… э… мистер коммунист остаться под арестом в каюте?

— Нет. Одевайтесь, адмирал.

— Ручается ли мистер э… э… мистер коммунист за жизнь адмирала? Команда озлоблена. Были строгости. Но ведь адмирал только исполнитель.

— Ручаюсь. До суда, конечно.

— До суда? До какого суда? Разве будет еще суд?

— Да, адмирал, будет суд. Вас будет судить рабочая власть. Ну, скорее же!

— Ого, рабочая власть! Вот уже куда заехали дела. — Адмирал никак не может попасть в свои брюки.

— Скорее! — торопит его Джек Райт.

— Позвольте! — вдруг останавливается адмирал. — Если бы флот был на вашей стороне, меня арестовали бы матросы. Тут что-то не так. Я не повинуюсь вам. Докажите, что матросы на вашей стороне.

— Если хотите, извольте. Я не хотел предоставить матросам ваш арест, потому что они озлоблены. Это кончилось бы скверно для вас. Итак, хотите?

— Нет, нет! Я готов. Матросов не надо.

Джек Райт ведет адмирала в трюм, куда загнали остальной командный состав. Матросы, скучившиеся на палубе, встречают адмирала очень шумно:

— Ага, старая собака! Кончилось твое царство!

— Зачем комедию ломать? За борт этого хрена!

— Гип! Гип! — насмешливо приветствуют адмирала.

Четыре крейсера сигнализируют светом о своем нейтралитете и разводят пары, чтобы уйти в океан. Они не приняли на борт революционеров, но и не оказывают сопротивления. Джек Райт приказывает ответить сигналом:

— Нейтральных нет. Если сниметесь с места, мы пустим вас ко дну. Сдать командный состав «Аврааму Линкольну».

Шесть подводных лодок с красными фонарями приближаются к нейтральным крейсерам. На одном из них, на «Колумбии», вспыхивает огонь. Ядро с гудением летит в океан. К «Колумбии» присоединяются «Слава Республики» и «Франклин». Сразу ревут несколько орудий, прорезая тьму светящимися ядрами.

Три крейсера против эскадры из тридцати вымпелов — это совершенно безнадежное дело. Но напакостить они могут. Джек Райт видит, что они уже напакостили: одно ядро попало в миноноску и снесло часть кормы. На транспортном судне рвется снаряд, и оно ложится на бок, а потом ныряет в океан.

На головном крейсере распоряжается чья-то умелая рука. Сверкает какой-то непонятный Райту световой сигнал. Подводные лодки перестраиваются и ныряют. Через несколько минут в воздухе прокатывается оглушительный грохот, огромный взмет воды вскидывается у борта «Славы Республики», она раскалывается пополам и окутывается дымом и пламенем.