Подвойский - Николай Тихонович Степанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Николай Ильич все чаще стал доказывать Нине, но больше самому себе, что он вполне здоров. Она слабо возражала. И вдруг однажды во время такого разговора, как-то зябко поежившись, неожиданно сказала:
— А мое здоровье, Николушка, теперь будет все хуже…
Она заплакала. Николай Ильич испугался, прижал ее к себе и посмотрел в синие, такие дорогие глаза.
— Что с тобой, Нинуша?
Из ее глаз обильно лились слезы. Он растерянно гладил ее пушистые волосы и только повторял:
— Что с тобой, Нинуля, дорогая?
Она постепенно затихла. Потом подняла к нему мокрое от слез лицо и снизу вверх посмотрела на него каким-то обновленным, полным счастья и ласки взглядом.
Николая Ильича наконец осенило.
— Правда? Это правда? — Он стал целовать ее в мокрые глаза.
Она кивнула. Он вновь поцеловал ее, поднял на руки и закружил по комнате.
Нечасто за всю долгую совместную жизнь видел Николай Ильич слезы Нины Августовны. На этот раз Нина расплакалась потому, что окончательно простилась со своим юношеским идеалом и обрела другой. Воспитанная на литературе о народниках, рассказах и легендах о Софье Перовской, Вере Фигнер, она со всем пылом юности готовилась посвятить себя революции, а не семье. Но Николай Ильич не мыслил своей жизни, а значит, и своей семьи без детей. Он страстно убеждал Нину, что ребенок лишь на некоторое время выключит ее из революционной работы, не помешает ни ей, ни ему отдавать все силы революции. Она, конечно, сомневалась в этом, ибо женским чутьем угадывала, что материнство отнимет у нее гораздо больше сил и времени, чем это рисовалось Николушке. В то же время ей хотелось верить ему.
Этот разговор случился в дни, когда Николай Ильич чувствовал себя в Швейцарии, как на горячих угольях, и она видела, что его не удержать, хотя для полного выздоровления еще нужно было время. Николай Ильич и Нина Августовна в полном согласии, без споров и размолвок, решили, что место их, рядовых партийцев, сейчас в России. Они знали, что партия большевиков, отступая, жила и боролась. Она нуждалась в работниках, способных заменить тех, на кого уже обрушились удары самодержавия. Николай Ильич послал Михаилу Кедрову, работавшему в Петербургском Комитете партии, даже не просьбу, а скорее требование добиться отзыва их в Россию. Михаил Сергеевич с ответом не задержался.
В сентябре 1907 года Николай Ильич получил шифрованный вызов Петербургского Комитета, явки и пароли. В октябре он выехал на профессиональную революционную работу в Петербург. Нина Августовна еще некоторое время оставалась в Швейцарии, ожидая, пока Николай Ильич закрепится в столице. Оставшись одна, она посвящала все свое время изучению работ К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина, которые имелись в библиотеках, — на немецком, французском и русском языках. В конце декабря Николай Ильич прислал ей официальный вызов. Теперь она — Нина Августовна Подвойская, а не разыскиваемая Нина Дидрикиль, — получила возможность легально приехать в Петербург.
ПРОТИВОБОРСТВО
ПОДНАДЗОРНЫЙ
Петербург встретил Н. И. Подвойского на редкость сухой и солнечной погодой. Николай Ильич без труда нашел дом № 110 на Невском проспекте, где в квартире № 2 жили Михаил и Ольга Кедровы с двумя детьми. Дверь открыл сам хозяин. Те же лукавые цыганские глаза! Только черной бороды раньше не было.
Кедровы приняли Николая Ильича как самого близкого человека. После взаимных расспросов и подробного обмена семейными новостями Михаил Сергеевич обрисовал обстановку, которая сложилась в России и в партии. Картина получилась невеселой.
Революция потерпела поражение. Борьба уставших масс ослабла. Из партии началось бегство мелкобуржуазных попутчиков. Организационные трудности усугублялись идейным разбродом. Меньшевики деморализованы. Они отреклись от революционных лозунгов, добиваются ликвидации нелегальных партийных организаций и нелегальной работы, за что получили кличку «ликвидаторы». Опасные шатания появились и среди нестойких большевиков. Некоторые из них выступают против использования в интересах рабочего класса легальных массовых организаций, требуют отозвать из Государственной думы депутатов-большевиков. Их стали звать «отзовистами». Как меньшевики-ликвидаторы, так и отзовисты отражают взгляды мелкобуржуазных попутчиков, вступивших в партию в период подъема революции. В этих трудных условиях В. И. Ленин повел борьбу за сохранение партии, за укрепление ее рядов, за собирание сил и подготовку партии к новым схваткам.
— Сейчас партия остро нуждается в собственных печатных органах, — закончил рассказ Кедров. — Особенно в своем легальном издательстве. Через него ЦК рассчитывает не только выпускать марксистскую литературу, но и восстановить разрушенные связи с местными партийными организациями.
Николай Ильич слушал Кедрова внимательно, изредка задавал уточняющие вопросы. В числе прочего Михаил Сергеевич сказал, что после смерти отца получил свою долю наследства и передал ее в партийную кассу.
— ЦК предложил мне на эти деньги организовать легальное издательство и самому стать его «владельцем», — сказал Кедров. — Я согласился. Помогает мне Николай Семенович Ангарский. Ты должен его знать по Северному комитету. Думаю привлечь ярославца Данилова. Для издательства мы уже сняли склад. Контора здесь — за стеной. Называется оно с намеком: «Зерно». Договорились с типографией Безобразова, с «Русской скоропечатней» о печатании наших изданий.
М. С. Кедров объяснил, что главная задача сейчас — издание работ В. И. Ленина, партийной литературы. Поскольку партия на нелегальном положении, неизбежны запреты цензуры, изъятие продукции, аресты на тиражи.
— Эта возня с властями будет на мне, как издателе, — продолжал Михаил Сергеевич. — Но успех нашего дела очень во многом будет зависеть от энергичного распространителя. Пока я конфликтую с властями, он должен «без моего ведома» успевать рассылать тираж до того, как его конфискует полиция. Задача опасная.
— Я готов! — опередил предложение Кедрова Николай Ильич.
— Отлично! Я интересовался, в
