Голод суккуба - Райчел Мид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не представляла себе, насколько активна у них Джоди, — сказала я Бастьену. — Она неплохая женщина. Дейна ее испортила.
— Дейна обладает даром убеждения. Эй, а ты знаешь, что фамилия Джоди — Дэниэлс? А что мужа ее зовут Джек?
Посмеявшись такому совпадению, мы продолжили поиски, пока, наконец, не покончили с кабинетом. После чего мы обшарили — конечно же, очень аккуратно — все остальные шкафы и комоды на первом этаже. Ничего.
— Может, за картинами есть какие-нибудь тайники? — предположил Бастьен.
— Или вся история с мойщиком бассейна — выдумка, Дейна честно ведет свои дела, и на нее действительно ничего не нарыть, кроме того, что она законченная сука.
Он закатил глаза:
— Еще одно место осталось. Истинная святая святых. Спальня.
Я поморщилась. Мне до колик претило входить в чью-то спальню. Вопиющее вторжение в частную жизнь. Но Бастьен был непреклонен, по-прежнему уверенный, что эта несбыточная химера способна принести результат.
К счастью, спальня оказалось стерильно-аккуратной, как комната в отеле; никакой тебе теплой чувственной атмосферы, присущей одному из самых интимных мест. Это облегчало поиски — мы будто вошли в свободную комнату. Мы тщательно исследовали все ящики и стенные шкафы, но опять не слишком успешно.
— Ой, — вдруг вскрикнула я, заглянув в открытый ящик комода.
Бастьен тут же рванулся ко мне:
— Что? Что там?
Это было самой благопристойной парой старушечьих трусов, которые я когда-либо видела. Пара трусов не бабушки даже, а прабабушки. Совершенно белые. Она могла бы по крайней мере рискнуть и завести себе голубые, или зеленые, или еще какие.
Бастьен толкнул меня локтем в недоумении от столь бурной реакции:
— Что тут такого удивительного в свете ее напыщенного пустословия по поводу скромной одежды?
— Скромная — это одно, но господи ты боже мой… до какой же степени? По самые уши?
— Положи на место. Нам надо… Щелк.
Мы оба это услышали. Я в ужасе посмотрела на Бастьена и пихнула трусы в ящик.
— Мне кажется, ты сказал…
— Знаю, знаю, — мрачно ответил он.
Кто-то только что вошел в дом.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Мы как вкопанные застыли в спальне, боясь даже дышать. Внизу хлопнула дверь, послышались шаги по дорогому паркету. Донеслись еле слышные голоса, но слов было не разобрать.
— Что же делать? — прошептала я.
Мы, конечно, были невидимы, но я все-таки совершенно не хотела шастать по дому при хозяевах. Да и выйти незамеченными будет проблематично.
Бастьен нахмурился, прислушиваясь.
— Это мужские голоса. Не Дейна. Пойдем. Он схватил меня за локоть, и мы прокрались в коридор, где было лучше слышно.
— Ты уверен, что они не вернутся? — спросил встревоженный голос.
— Ну. Они не вернутся до… не раньше полуночи.
— Здорово.
Бастьен ухмыльнулся и выдохнул:
— Риз.
Риз. Сын. Сын, который должен быть в доме у приятеля на другом конце улицы. Это гораздо лучше, чем Дейна, но все же беспокойство осталось. Я бросила на Бастьена вопросительный взгляд.
«Что он здесь делает?» — беззвучно шевеля губами, спросила я.
Бастьен пожал плечами и знаком показал мне следовать за ним к лестнице.
Риз и его приятель производили достаточно шума, чтобы заглушить наши шаги.
До сих пор я толком не видела Риза, и во мне взыграло любопытство. Я ожидала, что это будет аккуратный почтительный мальчик на манер тех, кто прислуживает в алтаре, но он оказался совершенно обычным — угрюмый тип в футболке. От матери ему достались черные волосы и голубые глаза, от отца — неказистые черты лица. Его длинноволосый приятель носил потрепанную армейскую куртку с джинсами.
— Где мы будем? — спросил приятель.
Риз огляделся:
— Снаружи. Иначе они потом унюхают.
— Ладно. Но свернем здесь.
Они расположились у кухонного стола. Риз достал жестянку с сигаретными гильзами и пакет с таким количеством марихуаны, что хватило бы неделю укуривать до одурения семью из пяти человек.
Приятель умело скрутил огромный косяк, и ребята вышли за дверь. Мы с Бастьеном обменялись взглядами, едва сдерживая истерический смех. Потом прошли в темную гостиную и встали у окна понаблюдать за мальчишками во дворе. Не желая привлекать внимание соседей, они погасили все внешние фонари. Только вспыхивал оранжевый огонек косяка, когда они затягивались, передавая его друг другу.
— О господи, — выдохнула я. — Это оправдывает наше вторжение.
— Возможно, нам удастся использовать это против нее, — задумчиво произнес Бастьен.
— Что? Ну вот еще. Он же просто ребенок. Незачем тянуть его вместе с ней. Вдобавок, будь у меня такие родители, я б и вовсе сторчалась.
По лицу Бастьена промелькнула тень сомнения, но затем он все же коротко кивнул:
— Ладно. Ты права. Пусть так. Хочешь покончить со спальней и валить отсюда? Вряд ли они сейчас хоть что-нибудь вокруг замечают.
Мы вернулись, все еще надеясь обнаружить какое-нибудь компрометирующее фото или хотя бы клочок бумаги. Увы, ничего.
Оставив Риза и его приятеля в покое, мы вышли через парадный вход. Добравшись до Бастьена, расположились в его безукоризненной гостиной. Мы потерпели поражение.
— Итак, все бесполезно, — сказала я.
— Не совсем. — Бастьен вытащил из кармана и бросил мне пластиковый пакет Риза.
Я поймала его и выпрямилась в кресле:
— Господи боже мой! Ты стянул кайф у бедного ребенка?
— Не надо было разбрасывать где попало. Я взвесила пакет в руке.
— Для таких, как ты, существует особая преисподняя.
— Да, у меня там забронирована квартирка. Кроме того, это для его же блага. Сама знаешь, от марихуаны прямой путь к тяжелым наркотикам.
— Просто поверить не могу. Ты не подумал, что они заметят пропажу?
— Ерунда. Когда они вернутся, будут так хороши, что ни за что не вспомнят, где оставили его. Теперь неделю будут обвинять друг друга.
Я покачала головой:
— Я уже тебе говорила, но для меня это действительно новая степень падения. Я… я так возмущена, что даже не знаю, что делать.
— Я знаю.
Через час мы сидели на полу, безостановочно хихикая непонятно по какому поводу. Бастьен передал мне косяк, я затянулась, блаженно выдохнула дым и вернула самокрутку.
— Я не говорю, что Моника не была сукой, — разглагольствовал он, — но ты должна признать: она умела обделывать дела.
Я откинулась на диван, зарывшись головой в подушки.
— Да, но… она была… понимаешь ли, дурой набитой. Никакой творческой жилки. Наша работа — это не просто секс. Должна же быть… гордость какая-то… надо гордиться своей работой.