Страхослов (сборник) - Коллектив авторов

– Все это из-за Кровавой недели?

Дю Руа задумчиво взглянул на нее.

– Ну конечно. У некоторых из нас такие наклонности проявились раньше… во время осады Парижа, когда слонов в зоопарке забивали на еду… или на поле боя… или еще в школе. Мы трепетно застывали, останавливаясь у края дозволенного, не доходя до познания своей истинной сущности. Мы удовлетворяли свои потребности – но способом куда менее пикантным, чем нужный нам. А в ту славную великую неделю, в те великолепные дни мы в полной мере познали, что нам нужно. То было подлинное откровение. Наслаждение в избытке, дорогая моя. В избытке! Пиршество смерти! Оргия кровопролития. Убийство за убийством, резня за резней! Утонченнейшее искусство смерти…

Теперь Кэйт понимала, почему Клара Ватсон предала ее ради членства в Алом Круге.

– Вы просто… безумны. Безумны и богаты притом. Ужаснейшее сочетание.

Дю Руа улыбнулся, обнажив безукоризненные белоснежные зубы.

– Критиковать каждый может.

– Вы удовлетворены ответом, мадемуазель Pomme de Terre?[154] – осведомился Орлофф. – Вам была дарована великая привилегия – интервью с нашим импресарио. Эксклюзив.

– Сомневаюсь. Он словно отрепетировал эти слова. Мне кажется, он уже говорил это раньше. И ему так же скучно от этого, как и мне.

Орлофф подал знак, и Малита отпустила Кэйт пощечину.

Ирландка сжала кулаки, но затем вспомнила о горилле с заряженным ружьем.

В Театре Ужасов царила необычная тишина. Дю Руа приподнял цилиндр, прощаясь с актерами, и удалился, вручив поводок Гиньоля Морфо. Тот ухмыльнулся, затягивая ошейник, и откуда-то из горла Гиньоля раздалось шипение – воздух прошел через пищик.

Итак, чудовища сцены сменились.

Это уже не представление Гиньоля. Это представление Алого Круга.

Доктор Орлофф выставил актеров на фоне декораций, точно у расстрельной стены. Кэйт в какой-то мере ожидала, что им завяжут глаза, но потом поняла – это было бы проявлением милосердия… а Алый Круг не был склонен к милосердию.

Морфо, Малита и Орлофф остались впереди сцены. Морфо оголил торс, демонстрируя боевые шрамы. Малита и Орлофф надели белые халаты и передники. За кулисами виднелась скамейка с реквизитом – там громоздились молотки, щипцы, ножи, серпы, дубинки, долото и другие пыточные приспособления, которые Кэйт не смогла распознать. Были там и бутылочки с ядом и кислотой. Рядом со скамьей стоял низенький, круглолицый и лысый парень с застывшей улыбкой, готовый в любой момент подать нужный инструмент. Очень профессионально.

Кэйт подумала, не схватить ли бутылку с кислотой, но потом поняла, что в таком случае ее застрелят. Она не сомневалась в том, что мужчина в костюме гориллы был отменным стрелком. И пусть ее быстрая смерть немного омрачит представление, ей будет уже все равно.

Поднялся занавес, вспыхнул свет рамп.

Кэйт слепило глаза, и она различала лишь смутные тени в зале.

Процессия спустилась по проходу и поднялась по ступеням на сцену, разрушая невидимую стену между зрителями и драмой.

Дю Руа вел под руку даму в багровой мантии с капюшоном и вуали.

Наверное, Алый Круг доволен новым участником их группы, подумалось Кэйт. Скорее всего, через год-два Кларе все это надоест, и она всех их отравит. Или же к тому моменту ей представится возможность соблазнить лаборанта в институте изучения экзотических болезней – и для этого убийства она раздобудет какую-нибудь новенькую, невероятно опасную бациллу. Дю Руа уже не будет смотреться таким щеголем, когда его лицо покроется гнойными нарывами.

За Королем и Королевой Ужасов следовали остальные.

Генерал Ассолант явился в полном боевом облачении, на груди у него поблескивали медали и ордена. В этом пространстве фантазий отец Керн произвел себя в кардиналы. Его красная ряса показалась бы слишком уж дорогой даже самому Ришелье. Ее подол волочился по земле, как фата подвенечного платья, и потому ткань придерживали чертики – два обнаженных ребенка, полностью покрытых красной краской. Дети спотыкались – они уже начали задыхаться. На Шарле Прадье была мантия судьи и «черная шапочка» – черный шелковый платок на парике. Такой платок набрасывали на голову английские судьи, вынося смертный приговор, – похоже, Прадье подражал британской моде. Эжен Мортен облачился в костюм придворного, правда, подпоясался триколором. С собой он привел какую-то пьяную проститутку. Белокурая девица хихикала и болтала без умолку, не осознавая всей торжественности мероприятия. Быть может, и ей придется принять участие в представлении? Такую блондиночку столь же легко заменить, как и желтую канарейку Максимилиана.

На всех присутствующих были красные полумаски, скорее по традиции, чем для сокрытия лица.

Слуги в красных ливреях выставили кресла для зрителей прямо на сцене, как можно ближе к месту, где будет проходить представление. К подлокотникам кресел были привинчены подносы, на которых громоздилась всякая снедь и стояли напитки. На каждое сиденье даже положили сложенную театральную программку.

Кэйт хотелось бы взглянуть, что запланировано на этот вечер. Учитывая присутствие несчастных сироток и ацтекской принцессы, едва ли она станет гвоздем программы. Скорее всего, ее поспешно задушат в конце первого акта, а труп бросят в канализацию, пока зрители будут наслаждаться интерлюдией и обмениваться мнениями о том, хорошо ли она сыграла свою роль.

Небольшой оркестр – как и говорилось, у всех музыкантов были завязаны глаза – заиграл отрывок из «Кармен»[155].

Зрители заняли свои места.

Любовница Мортена явно не представляла, что ей предстоит увидеть, – она звонко смеялась и флиртовала со всеми подряд. Остальные оставались напряженными и тихими – они предвкушали. Дю Руа то и дело облизывал губы, точно толстая ящерица. Ассолант сжимал рукоять меча, будто ему хотелось обнажить клинок и изрубить всех, кого он только видел, – Кэйт подумалось, что он вполне может наброситься на актеров. Таким людям недостаточно будет просто смотреть. Керн поставил чертиков на колени перед креслом и опустил на них ноги. Прадье вынул баночку, достал оттуда несколько таблеток, тщательно пересчитал их и запил, сделав глоток из серебристой фляги.

Единственным сюрпризом для Кэйт стала роль Гиньоля. Человек в маске так и остался на поводке у Морфо. Если раньше он был хозяином на этой сцене, то теперь стал марионеткой.

Кэйт увидела кровь, пропитавшую костюм Гиньоля. Его маска погнулась, нос съехал в сторону, словно Гиньоля сильно избили.

Даже в преддверии смерти она пыталась разобраться в происходящем.

Быть может, Гиньоль был невольным участником этого après-minuit? Она видела, что его глаза закрыты, точно он не хотел смотреть на все это.