Последний крестовый поход (ЛП) - Элари Ксавье

Однако 1 июля 1270 года, перед тем как покинуть Эг-Морт, когда Людовик сообщил своим баронам следующее место встречи кораблей флота, он указал не сицилийский порт, где было бы естественно и легко остановиться, а Кальяри на Сардинии, город, удерживаемый пизанцами, власти которого он не поставил в известность и отношение которых, как мы уже видели, оказалось откровенно враждебным. В этот момент Людовик знал не только то, что он направляется к берберскому побережью, но и то, что его брат не одобрит его план. Остановиться в Кальяри, а не в Сиракузах, Палермо или Трапани, и из Кальяри сообщить Карлу, что он выбрал целью Тунис, означало поставить короля Сицилии перед свершившимся фактом.

Людовик знал, что его брат в это время размышляет над другими проектами, и что заморский крестовый поход отошел на второй план перед его огромными амбициями. Став королем Сицилии, Карл взял под свою защиту принца Ахайи Вильгельма Виллегардуэна и должен был поддержать его в Греции в борьбе с Византией. Кроме того, Константинополь, вероятно, был главной его целью. Как только византийцы будут разбиты, Карл вернет город и восстановит на троне своего другого протеже, императора Балдуина де Куртене. После этого и Иерусалим должен был быть вновь завоеван. 7 сентября 1269 года из своего дворца в Фоджа Карл Анжуйский торжественно объявил о своем намерении помочь Балдуину де Куртене и дожу Венеции с целью восстановления их прав, так как венецианцы были изгнаны из Константинополя в 1261 году вместе с французами. В первые месяцы 1270 года король Сицилии отдал приказ ускорить подготовку к предстоящей экспедиции в Грецию. 5 мая он потребовал, чтобы все имеющиеся в Апулии корабли были сосредоточены в порту Бриндизи, а 12 мая заявил, что хочет вскоре прийти на помощь принцу Ахайи, и приказал подготовить для этой цели несколько десятков кораблей[120].

В любом случае, в июле 1270 года, Карл был далек от желания присоединиться к своему брату и находился не в Сицилии, а в Апулии, готовый пересечь Адриатику и отправиться в Грецию, чтобы соединиться с войсками принца Ахайского. Поддержка, которую он намеревался оказать Людовику, была в основном логистической: порт, припасы, корабли и, возможно, некоторое количество воинов. Карл не собирался сам принимать участие в крестовом походе. Ему было очень трудно отказаться от своих планов в Греции. И снова 11 сентября, когда он наконец прибыл в Карфаген, Карл Анжуйский отдал распоряжения относительно флота, который должен был отправиться на помощь принцу Ахайи[121]. Византийский император Михаил VIII Палеолог, кроме того, отлично знал об угрозе исходящей от Карла. В августе, как мы увидим, прибыло посольство, чтобы встретиться с Людовиком в его лагере под Карфагеном. С какой целью, если не для того, чтобы еще раз умолить короля Франции отговорить своего брата от войны против Константинополя?

Напротив, у Карла Анжуйского не было агрессивных замыслов в отношений халифа Туниса, которого в акте от лета 1269 года назвали "нашим преданным" (devotus noster). Тот же акт объявил офицерам Карла о прибытии посольства, посланного халифом, которое должно было быть принято с почестями[122]. Более того, 22 апреля 1270 года, за три месяца до высадки своего брата, король Сицилии рекомендовал своим офицерам кандидатуру брата Беренгера, доминиканца, которому он поручил возглавить посольство к халифу, вероятно, по поводу восстановления выплаты ценза[123]. Все это делает крайне маловероятным, то что Карл Анжуйский желал военной экспедиции против Туниса.

Вот почему Людовик предупредил брата о своем плане только в последний момент, когда он изменил место сосредоточения флота с Сиракуз на Кальяри.

Генуэзцы

Поскольку у сицилийского короля не было заинтересованности в нападении на Тунис, стоит ли нам обратиться к генуэзским капитанам и морякам? Хотели ли они взять под контроль Тунис? Ничто не может быть менее вероятным. Как и Карл, генуэзцы были поставлены перед свершившимся фактом. В хрониках генуэзской коммуны недвусмысленно описывается оцепенение, охватившее город, когда было объявлено о нападении на Тунис:

Когда об этом узнали в Генуе, весь город охватила жестокая скорбь, и все были поражены изумлением. Ибо все мудрые считали, что войска короля Франции и крестоносцев должны пересечь [море] для спасения Святой Земли и отвоевания гроба Господня, который, к великому стыду христиан, которым он должен принадлежать по наследственному праву, сарацины непочтительно удерживали. И причиной этого горя было то, что не только мудрым, но даже почти всем было известно, что эта армия ничего не сможет сделать в Тунисе, и что ничего похвального из этого не выйдет, как и оказалось впоследствии.

Автор хроники продолжает в том же духе, стремясь снять ответственность с генуэзцев за это нападение. Халиф же в свою очередь не стал притеснять их многочисленных соотечественников, оказавшихся в Тунисе, а поместил их в "прекрасный дворец", поскольку знал, что они не имеют никакого отношения к нападению крестоносцев. На самом деле, трудно представить, чтобы могущественный морской город рекомендовал атаковать одного из своих главных торговых партнеров. Выбор Кальяри, порта, принадлежавшего пизанцам, в качестве первой остановки флота, возможно, был знаком желания Людовика помешать генуэзцам связаться со своей метрополией[124].

Роль легата

Совсем недавно историк Паскаль Монтобен представил другую версию. По его мнению именно папский легат, Рауль Гроспарми, сыграл ключевую роль в выборе Туниса. Как мы видели выше, этот бывший советник Людовика был важным прелатом, который эффективно помогал Карлу Анжуйскому в умиротворении Сицилийского королевства, и тем не менее, следует отметить, что легатом, сопровождавшим армию Карла в 1265–66 годах, был Ги де Мелло, епископ Осерский, который лично участвовал в битве при Беневенто, а Рауль Гроспарми прибыл только позже.

В конце 1268 года, незадолго до смерти Климента IV, Гроспарми был переведен во Францию, с перспективой поддержки французского короля в его будущем крестовом походе. Причины смещения Симона де Бри, предыдущего легата, несколько загадочны, но можно предположить, что благодаря опыту, накопленному при Карле Анжуйском, Гроспарми считался более способным вести армию в поход. Кроме того, как уже говорилось, Людовик взял с собой несколько ветеранов войн за Святую Землю и Сицилию и Гроспарми был одним из них. Паскаль Монтобен идет дальше и считает, что именно Рауль Гроспарми убедил Людовика напасть на Тунис, чтобы устранить угрозу, которую Хафсиды представляли для Сицилийского королевства, вассала Святого Престола. Несмотря на твердость аргументов Монтобена, его гипотеза наталкивается на три элемента, которые ограничивают ее вероятность. С одной стороны, с точки зрения Святого Престола, в рамках экспедиции, благословленной Церковью, легат действительно был одним из двух лидеров армии, наравне с королем Франции. В действительности, несомненно, в глазах всех участников был только один человек, которому следует повиноваться, и это, конечно, был Людовик, а не его бывший советник, даже если он стал кардиналом и легатом. Кроме того, эта крестоносная армия была ни чем иным, как королевской армией, полностью находящейся в руках Людовика. Более того, каким бы благочестивым ни был последний, как бы благоговейно он ни относился к священникам в вопросах веры, Людовик всегда очень опасался возможных посягательств Папы и прелатов на права королевской власти и баронов. Жуанвиль с восторгом рассказывает об отпоре, который прелаты неоднократно получали от Людовика. Даже в конце своей жизни, и особенно ради такой важной цели, как крестовый поход, Людовик вряд ли позволил бы легату манипулировать собой или даже руководить армией, и согласился бы направить крестоносную армию к цели, которую он выбрал или одобрил не сам. Наконец, Римская Церковь все же могла проявлять некоторую озабоченность по поводу потенциальной угрозы со стороны Туниса, но кардиналы, управляющие церковью в отсутствие Папы, также хорошо знали о большой веротерпимости халифа и его меркантильных интересах, и опять же король Сицилии, находившийся в тесном контакте с кардиналами, был совершенно непричастен к выбору Туниса. Поэтому, в любом случае, трудно возложить на Рауля Гроспарми ответственность за отклонение крестового похода в сторону Туниса. Легат, несомненно, консультировался с королем, хотя мы вряд ли можем предположить содержание их бесед. Наши источники говорят лишь о том, что Гроспарми заявил в Кальяри, в тот момент, когда король объявил о своем решении, что нападением на Тунис будет исполнено желание крестоносцев, как если бы они шли в Святую Землю. На этом заканчивается то, что мы знаем о роли легата[125].