Никогда не поздно - Айрис Джоансен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Голос Гидеона дрогнул. Он ненадолго замолчал.
— К чему я все это говорю? Я хочу, чтобы ты знала: если я начну давить на тебя, требовать от тебя того, чего ты не хочешь, ты имеешь полное право без малейших угрызений совести послать меня к чертовой матери. Ты была совершенно права, называя меня бульдозером. — Пальцы Гидеона прикоснулись к ресницам Серены, на которых уже блестели слезинки. — Видишь ли, я наконец-то нашел то, что считал самым прекрасным, и я не хочу с этим расставаться, даже на самое короткое время. И пусть даже я буду знать, что причиняю тебе боль, Серена, я ничего не могу с этим поделать. Ты уж прости меня.
Каждый вдох причинял ей боль, а ее руки сцепились за его спиной с такой силой, что стали ныть мышцы. Ей было жаль его до слез. Она жалела его за бесприютное детство, за боль и одиночество, выпавшие на его долю, которые, впрочем, не помешали ему стать честным и чутким человеком.
По щекам Серены текли слезы. Одна из них упала ему на плечо, и тело Гидеона напряглось. Он поднял голову и заглянул ей в глаза.
— Эй, что за слезы? Что оплакиваем?
— Да так, ничего. Я просто подумала, что не так уж и плохо иметь рядом с собой бульдозер.
Он пытливо смотрел ей в лицо.
— Навсегда?
Серена замерла, ощутив, как внутри ее поднимается волна страха. Но это же безумие! Гидеон — самый лучший мужчина на свете, почему же она боится сказать короткое «да»?
На его лицо набежало облачко разочарования.
— Хорошо, не надо. Сейчас слова ни к чему. Так или иначе, то, что случилось этой ночью, уже является своего рода обещанием. Не будем торопиться.
«Вот это правильно», — сонно подумала Серена.
Они еще долго лежали, прижавшись друг к другу, и вскоре руки Гидеона расслабились, и его объятия превратились для Серены всего лишь в удобное и надежное убежище, в котором она могла укрыться от всего остального мира.
Она уже почти спала, когда над ее ухом прозвучал голос Гидеона, произнесший словно клятву:
— Но если когда-нибудь ты все же сумеешь заставить себя произнести слово «навсегда», я позабочусь о том, чтобы ты никогда об этом не пожалела. Ни на секунду.
Глава 4
— Не двигайся! — велела Серена. Карандаш в ее руке провел на бумаге плавную линию, обозначившую контур его мускулистого бедра.
— Как у меня может что-либо получиться, если ты постоянно дергаешься?
— Мне холодно, — пожаловался Гидеон. Он лениво потянулся, отчего заиграли мускулы на его теле, а затем вновь принял позу, которой требовала от него Серена. — Ты ведь не можешь требовать от мужчины, чтобы он позировал тебе голышом и при этом не покрывался гусиной кожей, правда, дорогая?
— Гусиная кожа в такую жару? Хм! Да сейчас не меньше двадцати пяти градусов, — без тени жалости ответствовала она, думая о том, что водопад на заднем плане придется весьма кстати и добавит рисунку эдакой экспрессии. — Если бы ты не был таким загорелым, я бы, наверное, беспокоилась о том, как бы ты не обгорел на солнце.
Гидеон подумал и сказал:
— В таком случае я, вероятно, слишком застенчив, чтобы позировать обнаженным. — Серена насмешливо фыркнула, а Гидеон с наигранным возмущением продолжал: — Сначала ты надругалась над моим прекрасным телом, а теперь используешь мою неописуемую красоту в качестве натуры для того, чтобы создавать похабные картинки.
— Что ты понимаешь! — притворно возмутилась Серена. — Это тебе не порнография, а высокое искусство! — Оторвав взгляд от бумаги, она увидела в его глазах лукавый огонек. — А теперь, если тебе больше не на что пожаловаться, сделай милость и полежи спокойно. Ты сам заставил меня взяться за карандаш и сам требовал от меня написать как можно больше картин, чтобы тебе было из чего выбирать. А для этого мне нужен натурщик, логично? — С тяжелым вздохом она добавила: — Ты, конечно, не бог весть что, но, на худой конец, сгодишься.
— Да уж, придется тебе смириться с тем, что есть, — угрожающе ощетинился Гидеон. — Потому что, если ты решишь попробовать в качестве обнаженной натуры какого-нибудь другого мужика, можешь сразу забыть о живописи — раз и навсегда.
— Ты меня не за ту принимаешь. Я художник, а не вуайерист, — сердито парировала Серена. — Да будешь ты лежать смирно или нет?! — прикрикнула она. — Я почти закончила. Потерпи еще десять минут.
— Постараюсь, если, конечно, не найду более уважительный предлог для того, чтобы помешать тебе рисовать.
Серена не смогла сдержать улыбки. Желанию, дремавшему в ней, требовалось совсем чуть-чуть, чтобы пробудиться, и Гидеон как никто умел распалить ее так, что все заграждения, которые она воздвигала, начинали таять подобно воску. Ей сразу захотелось закончить рисунок как можно скорее
В течение нескольких следующих минут Гидеон молчал и не шевелился, и карандаш Серены быстро летал по бумаге.
Даже удивительно, насколько близки они стали друг другу за столь непродолжительное время. Рядом с Гидеоном Серена чувствовала себя совершенно свободно и непринужденно. Возможно, Гидеон и впрямь был прав, говоря, что они предназначены друг для друга, а их якобы случайная встреча, произошедшая десять лет назад, была действительно запланирована в какой-то небесной канцелярии.
Как прекрасно, когда твой любимый одновременно является и твоим другом, рассеянно думала она. Страсть, охватившая их своим жарким пламенем, не сумела спалить уютно мерцавшие угольки товарищества и взаимопонимания. Хотя, охваченные непреодолимой физической тягой, они проводили большую часть времени, изучая тела друг друга, каждому из них хватало времени и для того, чтобы заглянуть в душу и мысли другого.
— Послушай, Серена!
— Что? — откликнулась она, не отрывая глаз от альбома.
— Появилась новая причина, по которой я не могу больше позировать.
— Я не сомневалась в том, что это случится, — вздохнула она. — Что теперь?
— Во мне кое-что… изменилось.
Она бросила на него взгляд, задержалась на его восставшей плоти.
— Действительно, — невозмутимо констатировала она. — Что ж, эта деталь придаст рисунку дополнительный колорит. Очень мило с твоей стороны. Но ты, я надеюсь, понимаешь: для того, чтобы запечатлеть эту мужскую мощь, мне понадобится дополнительное время.
— Даю тебе одну — только одну! — минуту. И ни секундой больше! — Гидеон уже поднимался с земли — Я и так уже натерпелся от тебя, распутница! Сначала ты меня используешь, а потом принимаешься оскорблять.
Оказавшись за ее спиной, он повалил Серену на траву, перевернул ее на спину и оседлал. Затем без малейших усилий он завел ее руки за голову и уставился на нее, скорчив гримасу театрального злодея.