Братья Sisters - Патрик Витт

– Вы же просто людей убиваете.

Я-то думал, она не поймет, в чем именно состоит мой промысел, но она догадалась. Не пришлось объяснять.

– Ну, если вам угодно, – ответил я.

– Вы не думали бросить это занятие? – спросила она.

– Честно, подумывал.

Бухгалтерша снова взяла меня под руку.

– А что после? После того как вы разберетесь с этим Вармом?

И я поведал ей:

– Мы с братом живем в домике, недалеко от Орегона. Место славное, однако дом – сущая развалина. Я бы переехал, да все не найду время подыскать себе новое пристанище. Чарли очень любит заводить знакомства с сомнительными типами, у которых напрочь отсутствуют чувство времени и уважение к чужому сну. – Бухгалтершу мой ответ обеспокоил, и я спросил: – А к чему, собственно, вы интересуетесь?

– Надеюсь снова вас увидеть.

В груди заныло, как в свежем синяке, и я подумал: вот я кретин!

– Ваши надежды сбудутся.

– Покинув наш городок, вы вряд ли уже сюда вернетесь.

– Вернусь, даю слово.

Женщина не поверила или поверила, но только отчасти. Глядя мне в лицо, она попросила снять сюртук, что я и сделал. Тогда она вытянула из складок платья ленту ярко-синего шелка и повязала мне ее через плечо, стянув концы в опрятный узел. Отступив на шаг, она, такая грустная и прекрасная, полюбовалась на меня влажными от слез глазами. Веки ее набрякли под слоем пудры и гнетом застарелой болезни. Я молчал – что тут сказать? – накрыл узелок ладонями.

Бухгалтерша наказала мне:

– Всегда и всюду носите бант, как я повязала его. Увидев его, вспоминайте обо мне и данное вами обещание вернуться. – Похлопав по банту, она улыбнулась и спросила: – Ваш брат будет ревновать?

– Захочет узнать подробности.

– Ну разве не милый бант?

– И блестит очень ярко.

Я надел сюртук и застегнулся. Она прижалась ко мне и обняла, слушая, как бешено колотится у меня в груди сердце. Затем мы распрощались, и женщина вернулась в гостиницу. Но перед этим я успел уронить ей в кармашек юбки сорок долларов, полученных от Мейфилда. Я крикнул вслед, что на обратном пути обязательно заеду к ней, однако моя дама не ответила.

Я постоял немного в одиночестве, прислушиваясь к безумному хороводу в голове: мысли кружились, вертелись, выстреливали, как искры, и гасли. Сейчас не хотелось возвращаться в комнату, хотелось побыть на воздухе. В стороне от главной улицы стоял ряд домов. К ним я и отправился.

Небольшое отступление

У чудного свежеокрашенного домика перед огороженным двором я встретил девочку лет семи-восьми, одетую в премиленькое платьице, шляпку и башмачки. Она стояла, будто кол проглотила, прямо и неподвижно, сжав кулачки и глядя на домик неприязненно, если не злобно. Нахмурившись, девочка плакала. Не навзрыд, однако, а тихо, спокойно, почти молча. Я подошел ближе и спросил: в чем дело. Девочка ответила, мол, ей приснился кошмар.

– Вот прямо только что приснился? – переспросил я и глянул на высоко взошедшее солнце.

– Ночью, – пояснила девочка. – Но я забыла его и вспомнила только сейчас, когда собаку увидела.

Она ткнула пальчиком в сторону жирного пса, что дремал по ту сторону забора. Рядом – ничего себе! – лежала его лапа. Хотя нет, постойте. Это же бедрышко ягненка или теленка. Собаке бросили кость, чтобы грызла. На косточке еще осталось мясцо и хрящики. Если не присматриваться, то и правда похоже на оторванную собачью лапу. Улыбнувшись, я произнес:

– Я уж было подумал, что песик без ноги остался.

Утерев слезы, девочка ответила:

– Так он и остался.

Покачав головой, я ткнул пальцем в сторону пса.

– Он просто поджал лапку, видишь?

– Ошибаетесь. Вот, глядите.

Она свистнула, и пес поднялся на ноги, которых у него и правда оказалось три. Ближайшая к кости, лежащей на земле, правда отсутствовала, но видно было, что лапки пес лишился давно. Примерно с год назад. Сбитый с толку, я все же взялся объяснять ребенку:

– На земле не песья лапка. Это косточка, бедро ягненка. Песик свою лапку потерял давно, и ему совсем уже не больно. Разве не видишь?

Мои слова лишь разозлили девочку. Глянув на меня столь же злобно, как до того она смотрела на дом, девочка ответила:

– Песику больно, и еще как. Ему больно-пребольно!

Вот это злоба и страсть! Я аж попятился.

– А ты чуднáя, – заметил я девочке.

– Это жизнь у нас чудная, – возразила она.

Я не знал, что ответить, однако устами этого младенца и правда глаголет истина. Милым и невинным голосочком девочка напомнила:

– Вы не спросили, что за сон мне снился.

– О собаке, ты же сама говорила.

– Нет, собака – только часть кошмара. А были в нем еще и забор, и домик, и вы.

– Так я тебе приснился?

– Мне снился человек, которого я не знала. Совсем посторонний.

– Он был добрый или злой?

– Он – береженый, – шепотом ответила девочка.

Мне сразу вспомнилась ведьма-цыганка, ее халупа, заговоренная дверь и бусы.

– Что значит береженный? – спросил я. – От чего береженный?

Не обращая на мой вопрос внимания, девочка продолжила пересказывать сон:

– Я пришла сюда посмотреть на эту проклятую псину. Хотела подсыпать яду, чтобы убить ее, и тут во дворе передо мной закрутилось-завертелось облачко, с кулак размером, такое черное с серым. Оно стало расти. Вот оно уже в фут величиной, два, три… Десять! Оно размером с дом. Из него подул злой ветер. Такой холодный, что обжег мне лицо.

Закрыв глаза, она чуть запрокинула головку, словно хотела вспомнить ощущение из кошмара.

– Что за яд ты подсыпала псу? – спросил я, заметив у нее на правой руке крупицы черного порошка.

– А облако все росло и росло, – громче и с большей страстью в голосе продолжала страшная девочка. – Меня затянуло в середину, закружило, как пушинку. Мне бы даже понравилось, если бы рядом не крутило подохшего трехлапого пса.

– Страшный сон тебе приснился, девочка.

– А рядом крутило подохшего трехлапого пса!

Хлопнув в ладоши, она вдруг развернулась и побежала прочь.

Я же, немало смущенный, пораженный и испуганный, остался на месте. Как же не хватает надежного друга! Девочка тем временем обогнула угол дома, и я взглянул на пса-калеку: животное вновь лежало на земле, и на губах его пузырилась пена. Бока не вздымались, пес не дышал. Помер. В этот момент одернули занавеску – кто-то выглянул во двор. Я со всех ног бросился бежать в сторону, противоположную той, куда убежала девчонка. И ни разу не обернулся.

Пора уезжать. Пора в путь. И черт с этим Мейфилдом.

Конец небольшого отступления

Глава 32

Вернувшись в отель, я одним глазком заглянул в гостиную: ни Мейфилда, ни голой шлюхи. Раму для шкуры кто-то успел поставить как надо. В конце коридора, привалившись лбом к двери соседней с моей комнаты, стояла одна из девок. Я спросил: не встречала ли она Чарли?