Обман - Анна Бялко

— Ариша сегодня у нас все сама готовила, — с гордостью пояснил гостям муж. Как прям не он шипел на Марину в спальне. — В вашу честь, Пётр Иваныч, старалась, вы же у нас любитель домашней стряпни.

Все радостно закивали и снова заохали, а Пётр Иванович отсалютовал в Маринину сторону рюмкой водки.

Дальше приём так и тёк себе, журча разговорами, довольно гладко и почти без Марининого участия. То есть она, конечно, старательно вставляла тут и там фразы типа: «Да-да, конечно», «Это очень интересно», «Что вы говорите!», думая про себя, является ли это той самой светской беседой, или же от неё требуется что-то ещё. В любимых ею сериалах героини обычно ограничивались примерно этим набором, рассуждая ещё иногда о погоде и о здоровье тёти Эмилии, но эти темы явно пока были неактуальны. Главным же образом она волновалась о том, чтобы не перепутать по незнанию рюмки или, не дай Бог, вилки или не ткнуть, скажем, курицу рыбным ножом, поэтому старалась почти ничего не пить и не есть. Правда, присмотревшись потихоньку, она поняла, что остальные тоже не слишком в этом сильны, и успокоилась, но все равно решила не рисковать. «Завтра все спокойно попробую, — сказала она себе. — Все равно всего полно останется».

Когда пришёл черёд ростбифа и Марина снова вышла на кухню, за ней, вызвавшись помочь, направился красивый Гриша. И действительно здорово помог — и противень тяжеленный с мясом из духовки вытащил, и нарезать помог электрическим ножом (сама Марина нипочём бы не справилась), и на блюде все красиво разложил.

Во время всего процесса Гриша, как только удавалась возможность, касался рукой то Марининой ладони, то плеча. Робко так. И взглядывал при этом в глаза все с тем же вопросительно-встревоженным выражением, будто хотел что-то сказать. Но молчал. А напрямую спрашивать, в чем дело, не хотелось — уж больно глаза были грустные. Марина судорожно перебирала в памяти Аринины заметки в блокноте — не было ли там разъяснений, с чем это связано. Но нет, Арина вообще никакого Гришу не упоминала. Загадка.

Мясо произвело фурор. Может, конечно, все восторгались только из вежливости, но Марина даже слегка подосадовала, что не сама готовила. «У меня бы не хуже вышло». Хотя, конечно, у Наташи все получилось потрясающе и очень красиво — самой ей, наверное, так все-таки не суметь. За мясом расхрабрившаяся Марина даже громко выступила за столом, не выдержав и вмешавшись в беседу дам об убогости отечественного образования.

— Учителям платить надо как следует! — сказала Марина в ответ на реплику высокой дамы, что бесплатные школы — вообще кошмар. — Тогда они не будут в продавцы разбегаться, а будут работать по совести. Плохие учителя, конечно, тоже есть, и немало даже, так это потому, что кто в эти школы идёт? Двоечники институтские. А тех, кто хоть что-то хорошо умеет, платные лицеи так и сманивают.

Разгорячившись, Марина чуть было не вспомнила во всеуслышание историю из собственного опыта, но вовремя сообразила, что не стоит, и успела заткнуться. В целом же светская беседа прошла успешно, и даже когда мужчины, выпив кофе, ушли в кабинет «немножко посекретничать», Марине удалось как-то выдержать полуторачасовое общение с дамами наедине. Тут ей, конечно, сильно помогли пирожные в ассортименте, щедро закупленные предусмотрительным мужем. Дамы, щебеча о различных диетах и массажистах, поглощали пирожные одно за другим, так что Марина даже забеспокоилась, будет ли им с Наташей завтра с чем выпить чаю.

— Да, кстати, Ариночка, — спросила полная дама, — а вы с Валентин Сергеевичем уже приглашены на новогодний вечер в Думу? Пётр Иваныч собирается пробыть здесь до этого времени, а я там не всех знаю. Все-таки, согласитесь, приятнее видеть вокруг себя знакомые лица.

Даже неискушённая Марина разглядела в этом щебетании попытку наезда — дескать, нас-то туда пригласили, а вас? — и напряглась. Она представления не имела ни о каком вечере в Думе, но надо было спасать мужнино лицо.

— Не знаю даже, — вздохнув, ответила она, приняв скучающий вид героини сериала. — Валя так устаёт от этих шумных праздников. Наверное, придётся пойти, но мы пока это окончательно не обсуждали. Рождество, Новый год — это домашние праздники.

— Но вечер будет до Нового года, — не сдавалась зловредная дама. — А Рождество, кажется, и вообще в начале января.

К счастью, при участии худой дамы тут же выяснилось, что вечер намечен как раз на канун Рождества католического, а так как в Европе отмечают именно его, то это считается гораздо более стильным. И, таким образом, вражеская атака была отбита.

Вообще, как поняла Марина, вечер удался. Даже муж, провожая её поздним вечером в спальню дежурным поцелуем в щёчку, показал ей поднятый большой палец. «И ничего страшного, подумаешь, светский раут, родительское собрание противней…» — думала Марина, засыпая.

Все хорошее когда-нибудь кончается, а каникулы почему-то кончаются особенно быстро. Вот уж не думала, что мне в зрелом возрасте снова придётся об этом жалеть. Когда Митя жил дома, я, пожалуй, все-таки скорее радовалась тому, что он наконец идёт в школу.

А теперь мне надо идти в школу самой. Прямо завтра. Пока это все было через неделю, через несколько дней, казалось ничего, а вот завтра… Я поняла, что мне жутко страшно. Хотела было поискать поддержки у Марины, но тут она как раз позвонила сама. С рассказом о мужниных гостях.

Она, естественно, была всем этим ужасно вздрючена, но, похоже, довольна. Правда, среди впечатлений ей было совершенно не до меня с моими школьными проблемами. Легко отмахнувшись: «Да брось ты, первый день, да ещё четверг, всем не до тебя будет, подумаешь — педсовет», она продолжала засыпать меня рассказами о гостях и своих победах.

Кое-что забавное, признаться, во всем этом было, я даже порадовалась. Ну, во-первых, эта мымра Олечка в «леопардовых перьях» — лучше и не скажешь. И история о том, как Марина надела мой летний пляжный сарафанчик вместо вечернего платья… Хотя, между прочим, идея не так уж и глупа, как может показаться. Я и сама давеча в Париже купила дивную ночную рубашку, чёрную, с декольте и в кружевах, которая совершенно спокойно могла бы сойти за вечернее платье. Кстати, там же на другой день я видела такое же платье, и с двух шагов их бы никто не различил. Помнится, я тогда же поделилась этой мыслью с Валькой, но он, косный ретроград, меня не одобрил. Он вообще относится к моей одежде с излишним трепетом, и вчерашняя история — яркий тому пример. Бедная Марина. И вообще, с его стороны мерзко звать гостей, когда жена — недели не прошло, как из больницы. И наплевать, что Пётр Иваныч приехал. Если вдуматься, невелика шишка Пётр Иваныч, видный деятель Тьмутараканской области. То ли советник заместителя губернатора, то ли заместитель советника — все равно здоровье жены дороже. Ну да ладно, мне-то теперь и вообще наплевать. И на вечер в Думе тоже, я всегда их терпеть не могла. Жалко, меня там не было, я б этой дуре ответила…

А ещё Марина спрашивала, кто такой Гриша. Как-то он, видите ли, не так на неё там смотрел. Я, грешным делом, составляя отчёт о знакомых, про Гришу не написала ничего, считая, что раз все кончилось, то и нечего. А он смотрит… В разговоре я от неожиданности как-то запнулась, застеснялась и ответила Марине неопределённо: «Поклонник…» Будем надеяться, этого знания ей на первое время хватит, а там мы увидимся, и я ей объясню, что с подчинёнными мужа, равно как и с его учениками, дела иметь не надо.

Ой, ученики… Как же мне-то не хочется с ними дело иметь… И в эту школу ведь одевать чего-то придётся… Такое… Школьное. Ну, посмотрим, что там у Марины в шкафу.

И вот я, как примерная, в восемь утра иду в школу, как на каторгу. Надо же, какое давно забытое чувство. Никогда бы не подумала, что снова придётся. Свою-то школу я терпеть не могла. Хотя… Может, и ничего. И Валька там был. Смешной, рыжий. А тут, конечно, ничего хорошего ждать не приходится.

На подступах к школе я прямо затерялась в разномастной детской толпе. Это ж сколько их, мама дорогая! И все галдят. Некоторые здороваются. И как я с ними буду… Страшно.

Марина мне подробно разъясняла, где что — где учительская раздевалка, где какой класс, но все равно я запуталась. На самом пороге школы меня суровым кивком поприветствовала похожая на бульдога суровая тётка — по описаниям, директриса, и я сразу струсила, деморализовалась и потеряла ориентацию. Так и стояла в коридоре, как баран, слабо пытаясь понять, куда ж мне плыть в этом детском море.

— Привет, Марин! Ты чего застыла?

Со мной бодро здоровалась симпатичная брюнетка средних лет, весёлая и румяная, в очках и бордовом костюме. Как её? Нина, точно. Училка биологии, Маринина подружка. А вдруг не она? Хотя, кажется… Надо осторожнее.

— Здравствуй, Мымочка. — Имя я специально прожевала и скомкала, чтоб вышло невнятно. Вроде Ниночка, а вроде и не очень. На всякий случай. Но брюнетка не обратила внимания, значит, пронесло, и я угадала верно.