Посланница судьбы - Анна Малышева

По всему было видно, как нелегко дались чиновнику Третьего отделения эти крамольные слова.

– Даю тебе честное слово, Савельев, что я не поставлю в известность твое жандармское начальство об этом разговоре, – на этот раз без всякой иронии произнес Евгений.

– Вы оказались намного человечнее, чем я о вас думала! Мой отец никогда, никогда в жизни бы так не сказал! Вы – молодец! – взволнованно призналась статскому советнику Татьяна, скорая как на осуждение, так и на восхищение.

Она впервые посмотрела Дмитрию Антоновичу прямо в глаза. До этого лицо жандарма ее не интересовало, она отметила лишь пересекавший щеку уродливый шрам, и этого было достаточно, чтобы проникнуться к Савельеву еще большей неприязнью. Теперь же, избавившись от предубеждения против этого человека, Татьяна разглядела в глубоком, задумчивом взгляде Савельева страдание, какую-то неутихшую боль, которую не сумел скрыть от своих собеседников этот могущественный, облеченный властью человек. Но в следующий миг, взяв себя в руки, статский советник уже смотрел на влюбленных с покровительственным видом, как добрый, но строгий отец на проказливых детей.

– Я вижу, что решение ваше твердо, Татьяна Павловна, вы доказали это своей готовностью принести жертвы, которых от вас не посмеют принять! Я лично берусь подготовить вашего папеньку к предстоящей помолвке, – серьезно обратился к девушке Савельев. – Вот как только управлюсь с делами в Москве и вернусь в Петербург, первый же визит нанесу господину сенатору. Даю вам слово офицера! А вы, в свою очередь, должны пообещать мне, что немедленно возвратитесь домой и больше не будете нас преследовать, подвергая себя множеству опасностей и неудобств… Все можно устроить совершенно цивилизованно, без кровавых страстей!

– И не подумаю возвращаться! – дерзко перебила его Татьяна, вспыхнув, как маков цвет. – Не смейте мне указывать, вы мне не отец!

Статский советник покачал головой и заметил Евгению с усмешкой:

– Смотри, брат Шувалов, как бы тебе не сгореть дотла от эдакого огня!

– Дорогая, – нежно взял ее руку граф, – не надо ссориться с господином статским советником. Он искренне хочет нам помочь и желает только добра.

Татьяна взглянула ему в лицо, пожала плечами и вдруг закрыла ладонями лицо, склонилась на грудь к Евгению и разрыдалась. Услышав из-за перегородки звук рыданий, Бетти бросила вилку и расплакалась тоже, словно между слезными железами госпожи и служанки существовала невидимая мистическая связь. Вилим из уважения к чувствам горничной даже перестал жевать.

– Пойду, узнаю насчет лошадей, – с этими словами Дмитрий Антонович поспешно ретировался. По всему было видно, что он не на шутку взволнован и растроган.

Через полчаса казенная карета была готова. За нею порожняком должна была следовать карета Шувалова с Вилимом на облучке, та самая, на которой Евгений нелегально прибыл из владимирской деревни в Петербург. Наемная карета, впопыхах нанятая Бетти для бегства с Татьяной, представляла собой не что иное, как старую развалюху, чьи славные подвиги и дальние путешествия остались в далеком прошлом. Она еще не была готова. Возница, нерасторопный мужичонка с красным носом выпивохи, переминаясь с ноги на ногу, отвесил несколько поклонов подряд господам, когда те выходили из станционного трактира, а потом обратился к молодой княгине:

– Полагается мне, барыня добрая, деньжат с вашей милости получить на починку оси. Экипаж деликатный, городской, а ваша милость сорвали меня с биржи да приказали ехать незнамо куда… Того гляди – развалимся по дороге!

– Ну-ка, дай гляну на твою развалюху! – Савельев направился к сооружению, которое извозчик имел наглость именовать каретой. Мужичонка следовал за ним вприпрыжку, окрыляемый надеждой получить «на водку», все время пытаясь обогнать статского советника и на ходу жалуясь ему на трудную долю петербургского извозчика.

– Да знаю я вашего брата! – отмахивался от него, как от назойливой мухи, Дмитрий Антонович. – У вас у всех трудная доля, когда денег на опохмелку не хватает!

Осмотрев оси и колеса, Савельев пришел к неутешительному выводу.

– Н-да, действительно, раритет… Небось, еще при государе Павле Петровиче был изготовлен! На такой колымаге далеко не уедешь! Ваша невеста, граф, в опасности, – заявил он Шувалову, – и вряд ли доедет на этом чудовище обратно до Санкт-Петербурга.

– Так пусть берет мою карету! – тут же нашел выход Евгений. – Я все равно еду с вами, в казенной.

– Так-то оно так, – согласился статский советник, – а в каком экипаже, скажите на милость, я вас отправлю в деревню? Ведь мы расстанемся, даже не доехав до Москвы? Вы отправляетесь в свою ссылку, я – в столицу…

– Моя деревня всего в ста верстах от городской заставы, – напомнил Шувалов. – Там станции на каждом шагу, и весьма бойкие. Найму уж где-нибудь экипаж, да получше того, в котором погналась за мной Татьяна! Главное, вернуть наших беглянок домой…

На том и порешили. Татьяна с англичанкой, не скрывая радости, пересели в удобную карету графа. Евгений строго-настрого наказал Вилиму доставить барышню в Петербург, на Каменный остров, сдать с рук на руки родителям, а потом немедленно вернуться в деревню. На дорогу Вилиму была выдана некоторая сумма денег.

На прощание, высунувшись из окна кареты, Татьяна с горечью сказала возлюбленному:

– Бог свидетель, я хотела последовать за вами, чтобы никогда уже не расставаться на этом свете… Но вы предпочитаете соблюсти все формальности и приличия, и ждать, ждать… Что ж, третий раз я на вашем пути не встану! Пусть будет так, как вы хотите. Я подчиняюсь вашей воле и своей судьбе.

– Мы скоро встретимся, – виновато пряча глаза, пообещал Евгений, сжимая ее руки, – не держите только на меня сердца…

– Да не на каторгу я его везу, в самом деле! Не в Сибирь! – возмутился статский советник, чье присутствие нимало не смущало влюбленную пару, как, впрочем, и наличие кругом зевак. – Некоторые молодые барышни, начитавшиеся романов, весьма склонны все драматизировать!

– А некоторые жандармы, начитавшиеся циркуляров, весьма склонны лезть не в свое дело! – взорвалась Татьяна.

Лицо Дмитрия Антоновича уже исказилось гримасой и с уст рвалась очередная колкость, но тут вмешался Вилим:

– Вы уж извиняйте, ваше высокородие, – с высоты облучка бесцеремонно откозырял камердинер графа статскому советнику, – но барышню, должно быть, заждались папенька с маменькой. Надобно поспешать…

– Пишите мне в деревню! – успел только крикнуть возлюбленной Евгений. – Адрес Вилим подскажет…