Ректор на выданье - Лидия Миленина

Он снова скривил губы, пряча улыбку, как во время нашей второй беседы.

– Нет, что вы. Вы производите… совсем другое впечатление. Прошу извинить меня.

– Тогда почему вы решили защищать меня и сочли это своим личным долгом?

Он помолчал, чуть улыбнулся, как-то грустно, и серьезно ответил:

– Это очевидно, ваше сиятельство. Если опасность грозит ректору, то на девяносто девять процентов она грозит всей академии. А если опасность грозит главной магической академии, то и всей стране. Вы ведь понимаете, чем именно вы руководите? Академия – сердце магии Эйдорина. Здесь учатся все великие маги, здесь хранятся главные магические секреты, здесь проводятся самые невероятные эксперименты в области магии. Любой удар по академии – это удар по Эйдорину. А удар по ректору – это удар по академии.

«А ведь он прав», – подумалось мне. Стало даже как-то стыдно за свои личные оскорбленные чувства. Какое значение они имеют, если на кону может стоять благополучие моей главной (после Роджера) любви – академии магии, более того, нашего государства, за которое Роджер отдал свою жизнь?

– Вы думаете, дело обстоит именно так? – серьезно спросила я Родвера.

– Более того, я в этом уверен, – ответил он. Помолчал и добавил: – Я рад, что мы начинаем понимать друг друга. Так мне будет легче обеспечить вашу безопасность и не ранить ваши чувства. Буду признателен, если позволите мне помочь нам всем без лишней нервотрепки.

Я выдохнула. Все же у него такой уверенный вид, такой он твердокаменный, что это… бесит. Очень не хочется соглашаться с ним. Но я ведь действительно ректор. Ради блага академии и страны я должна – и могу! – пренебречь своими чувствами, даже любопытством или возмущением.

– Хорошо, Родвер, – ответила я. – Я попробую поверить вам. Не буду чинить препятствий. И если вы отбросите свой насмешливый тон, то я, возможно, прекращу эти издевательства, – с многозначительной улыбкой кивнула на ворох бумаг, исписанных его правильным четким почерком. – Но до тех пор, пока я не знаю всей правды, быть безоговорочными союзниками мы не можем. И я не обещаю, что перестану выяснять правду о вас из других источников.

– На данный момент меня устроит и это, леди Магрит, – улыбнулся он. Явно хотел усмехнуться, но, похоже, поймал себя на этом. – И я в состоянии контролировать свой тон.

– Как и я, – а вот я не сдержала усмешки. – Сварите мне кохве и займитесь сегодняшними прошениями. Это будет продуктивнее, чем «перепись населения», которую я вам поручила.

– Слушаюсь, ваше сиятельство. Но смею заметить, вы пьете слишком много кохве.

Нет, он все же невыносим!

– А вот это не ваше дело. Выполняйте, – процедила я, развернулась и пошла к двери в свой кабинет, но любопытство взяло верх. Обернулась к нему: – Родвер, что именно, связанное с вашими обязанностями, вы хотели уточнить, когда пришли в сад?

Ведь разговор начался с его появления в саду, а мы так и не затронули эту тему!

Глаза Родвера хитро блеснули.

«Интересно, – подумалось мне, – как этот диверсант умудряется оставаться настолько невозмутимым и в то же время так ярко выражать чувства глазами, усмешкой, улыбкой?»

– Ах да, – улыбнулся он, – только, боюсь, ваше сиятельство, это связано не с теми обязанностями, что возложили на меня вы. А с теми, что я сам взял на себя. Взгляните.

Он достал из ящика стола газету «Столичные новости», подошел ко мне, встал рядом и показал на статью о нас с Черноглазкой. Утром я ее видела, это было ожидаемо, и я не испытывала по ее поводу лишних эмоций. Статья, конечно, провокационная, но ничего страшного. Журналисты всегда так пишут.

Вчера вечером ее сиятельство ректор академии магии Магрит Сайорин и проректор по научной работе Реавин Колбин провели вечер в хорошо известном ресторане «Красная луна». К сожалению, мы не можем утверждать точно, но, вероятно, это было свидание. Неужели неприступная леди Сайорин сняла свой многолетний траур и вновь принимает знаки мужского внимания?

– Да, я вчера была на свидании, – сдерживая возмущение, сказала я Гайнорису. – Простите, Родвер, вам вообще какое дело?

– Мне не будет дела, если вы полетите на драконе, как он предлагал вам, я слышал об этом. Он искренне привязан к вам и безопасен для вас, – краем губ улыбнулся Родвер. – Но этого вашего поклонника я нахожу, возможно, опасным и скользким. Он мне не нравится. Я всего лишь хотел попросить вас быть осторожной с ним. Немного бдительности вам не помешает. Даму, лишь недавно снявшую траур, несложно обмануть.

Да что же это такое! Он за кого меня принимает? Я что, сама не могу определить, кто из мужчин опасен для меня, с кем мне стоит встречаться, а с кем нет? И меня просто обмануть?

Невозможный нахал.

– Вот это точно не ваше дело! Моя личная жизнь касается вас в наименьшей степени, Гайнорис! – резко бросила я, вошла в свой кабинет и захлопнула дверь.

Может, я и не права. Но бесит. Выводит из себя. Только вроде бы договорились, а тут опять двусмысленности, словно он считает меня глупой, слабой и несамостоятельной. Меня, леди Сайорин, ректора Великой академии!

Нет, я не страдаю манией величия. Просто знаю себе цену и объективно понимаю свой статус.

В кабинете я прислонилась к стене, откинула голову и нервно засмеялась. Черноглазка предупреждает, что опасен Гайнорис. Гайнорис считает опасным Черноглазку. Как это понимать?

Ну, допустим, Реавин может просто очернять в моих глазах интересного мужчину, возможного соперника. А Гайнорис? Что-то серьезное? Или, может, он тоже неровно дышит ко мне и тоже пытается представить конкурента в невыгодном свете?

Мужчины, как правило, честнее женщин. Но я знала, что таким приемом они пользуются.

Нет, что это я. Если бы Гайнорис испытывал ко мне хоть долю симпатии как мужчина, то не стал бы так открыто насмешничать на эту тему.

Ах да. Еще и Бар говорил, что Черноглазка ему не нравится.

Глава 14

Чтобы поговорить с Баром о Гайнорисе, я пригласила его в Новую оранжерею академии.

С тех пор как в секретарском кабинете обосновался Родвер (то есть с сегодняшнего утра), я перестала чувствовать себя в офисе полноправной хозяйкой. Противно. А вот оранжерея по-прежнему была моей вотчиной. К тому же, находясь среди растений, я всегда успокаивалась.

Вообще, Новая оранжерея – мое детище. В начале своего «правления» я решила создать в дополнение к Старой оранжерее Новую, в которой применялись бы самые передовые и сложные методы ухода