Петкана - Лиляна Хабьянович-Джурович

«Злой помысл пусть исчезнет. И да приидет добрый», — неизменно говорила я в таких случаях. Благодаря чему не только избегала опасных и пагубных мыслей, но и получала много духовной пользы, заменяя змеиный яд целебным нектаром.

Когда противостоять нечистым помыслам было особенно трудно, я добавляла к обычному правилу Иисусову молитву. Так я сберегала свой ум. Делая его глухим и немым. И заключая в собственном сердце. Каждый раз я призывала имя Спасителя со всем усердием и терпением, стараясь не прерывать молитву ни на миг и не терять надежду.

«Господи, Ты пришел ради блага людей и против сил князя бесовского. Молюся Тебе, о Победитель, словами молитвы святого пророка Давида: "Буди Соперник соперникам моим!"» — восклицала я. И Господь откликался на мою мольбу. Все чаще и все дольше мы с Ним были единым целым. Душа моя взмывала к Божественным высотам, пламенея несказанной радостью, а сердце переполняла неизмеримая сладость. Весь мой ум парил на сей благодатной вышине, в бесконечной глубине вечности! Я забывала все временное и преходящее. Забывала себя самое. И могла сказать словами Симеона Нового Богослова, которые, благодаря нашему с ним единству в Господе, достигали моего слуха: «О, чудеса! Вижу внутри себя Создателя міра, и беседую с Ним, и напояюсь Им, и, сочетаясь с Ним, затмеваю небеса. И где тогда тело? Не знаю. Ибо Господь меня любит и принимает в Себе Самом и на руках держит, и, пребывая одновременно и на небесах, и в моем сердце, предстает взору моему и здесь, и там». Я чувствовала то же, о чем благовествовал святой апостол Павел. Пребывая в сей благодати, я не только не хотела покидать мою пещеру, но готова была укрыться в недрах земли, дабы там — за пределами тварного міра — непрестанно созерцать своего бессмертного Творца и Владыку.

Но никогда не забывала я и премудрые поучения того, кто, по милости Божией, обозначил каждую ступень лествицы, ведущей на небеса: «Не спеши чувствовать себя в безопасности, пока Судия не вынес решения! Многие были свергнуты с небес, хотя и были святы и бестелесны».

Поэтому, принимая от Господа благодатные дары, я всякий раз смиренно благодарила Его и воскрешала в памяти собственные прегрешения. Вспоминала свои падения. И то, как поддалась дьявольскому обману и искушениям. Вспоминала, как сердце мое отравляли страсти. Как я пыталась насытить душу свою гнилыми плодами. Как часто утрачивала я благодатное тепло и срывалась в ледяную пропасть богооставленности.

И никогда, никогда уже отныне не переставала я слезно взывать, по примеру святых отцов:

«О, сколь немощен мой дух, угашаемый, словно пламя свечи, одним лишь слабым дуновением. Как мне укрепить его? Дабы был он как дух святых, смиряющий бурю».

Я вспоминала, сколь немощна я была. Как была побеждаема в своей немощи и сравниваема с землею. И, памятуя сие, не переставала укорять себя пред Господом.

Я понимала, что Промысл Божий дозволяет мраку міра восхитить нас в свою тьму — ради нашего смирения. Ибо искушения делают нас сильнее. И лучше. Как учил меня когда-то еще мой брат Евфимий. Поэтому я благодарила Господа за все, что Он делал, дабы приблизить меня к себе и дать мне возможность лицезреть Свой дивный свет. А сердцу моему — слышать каждый глагол уст Его.

Если же благодать Его во мне, грешной, уменьшалась, то я уже не пугалась, как прежде, но вспоминала — перед лицом мрака и страдания — слова Господни: «Аз есмь свет міру». Каждый порыв ледяного ветра богооставленности я встречала с Его обещанием на устах: «Аз же пребуду с вами во вся дни до скончания века».

Я верила Ему. Знала, что Он всегда здесь. Рядом со мной. Как и со всеми, кто Его ищет и призывает всем сердцем.

Я непрестанно ощущала Его живое присутствие. Повсюду вокруг себя. И ясно понимала слова апостола Павла, обращенные к жителям Афин: «Ибо мы Им живем и движемся и существуем...» И разумела глаголы псалмопевца Давида, свидетельствовавшего: «Всюду вижу Господа. Он есть одесную меня, да не оступлюсь».

МРАК МІРА

О, как, должно быть, ликуете вы, давно знающие конец этой истории, всегда готовые посмеяться над моим постыдным поражением и бессилием! Но нам, сражавшимся не на жизнь, а на смерть, было не до смеха. Даже мне. Она же искренне страдала и мучилась крестными муками своего Господа, как об этом впоследствии раструбили попы и поэты.

Не один десяток лет пытались мы сломить друг друга в постоянной борьбе, не зная, кому из нас суждена победа. И так — до конца ее жизни. Как и должно быть. Ибо смерть есть час последнего и окончательного решения. Кому будет принадлежать душа? Ему или мне? Пастырю или Зверю?

Сколько раз упускал я добычу в самый последний момент. Они ускользали от меня вместе с предсмертным стоном. В последний миг, когда душа отделяется от тела, она якобы вдруг осознает свои грехи и в безмерном раскаянии молит моего Соперника о милости. А Он, конечно же, рад простить! Как любящий Отец. Разумеется, по великому милосердию Своему и безграничной Своей милости к заблудшим овечкам, как уверяет эта наивная сказка!

Однако скольких удавалось сцапать и мне в их последний час! При жизни — ни рыба, ни мясо, ни Его, ни мои — такие души в предсмертный миг, будучи измучены болезнью или одержимы гневом на Бога, забирающего их, по их мнению, слишком рано, изрыгали на Него чудовищную хулу, обвиняя в предательстве и обмане. Так, как и я бы, наверное, не сумел. И естественно, попадали прямо ко мне в лапы!

Но это, понятно, было не в счет. Я это даже не считал за свои победы, но просто списывал на потери моего Противника. И даже не испытывал в тот миг особой радости. Вы мне, конечно, не поверите. Вы ведь привыкли считать, что я — главный источник всякого зла. Лжец, не ведающий ни стыда, ни совести. Меня-де радует всякий ваш промах, тем более — гибель. Хорошо, пусть даже и так! Да, лгу! Да, подбиваю на грех! Да, мне ведомы тайны всякой подлости! Но легкие-то победы здесь причем? Жалкие душонки, сами себя побеждающие? Что я, по-вашему, совсем ничтожество?!

Скучная это работа подбирать всякую падаль. Собирать души, павшие без сопротивления. Мне ли этим заниматься? Я ведь по-своему мастер своего дела! Мастер стянуть все, что плохо лежит. Обмануть. Обгадить. Там же, где и без того черным-черно от грязи, мне делать нечего. Это меня не возбуждает. Какое уж тут удовольствие! Туда я посылаю только своих бесенят — так, для порядка. Чтобы присматривали, дабы кто невзначай не сбился с пути и не повернулся к Богу.

Но она! Она! О, что это за душа была! Чистая. Честная. Устремленная к Богу и ко всем Его добродетелям. С этим ее вечным вопросом: «Все ли я делаю по Твоей воле, Господи?» Как она трепетала при молитве! Как оплакивала чужие судьбы! Готова была сотворить все дела милосердия и принести любую жертву, лишь бы угодить своему Господу! Вот таких я любил больше всего. «Заполучить подобную душу было бы настоящей победой!» — думал я, предвкушая радость.

А мелкие душонки! Хотите — верьте, хотите — нет, но они мне — в тягость. Постоянно путаются под ногами, извиваются, как червяки, просят о том о сем. Просят вроде бы Бога, а на самом деле — обращаются ко мне! Ибо желания у них под стать моим. Мои желания. Которые вы называете нечистыми. И сердца у них точно такие же. Они по сто раз на дню просят: «Господи, покарай врагов моих!» Но никогда не скажут: «Господи, останови меня, когда я захочу причинить зло другим людям!» Гаденыши мои славные! Чада мои возлюбленные!

Сколько раз я слышал, как какая-нибудь женщина, молясь в церкви, заклинала Бога поразить громом ее соперницу. Или забрать у нее мужа, чтобы сама она осталась — богатой вдовой, не отказывающей себе ни в чем, ищущей утешения в десятках объятий, из которых потом выберет одни — самые подходящие.

А мужчины? Молятся ради страстей своих, гордости ради. Просят помочь в сомнительных денежных операциях. Просят даровать победу в жестоких войнах. А то и любовную победу над какой-нибудь честной женщиной.

Не верите? Сам Пастырь порой верит с трудом, когда приступаешь к Нему, чтобы забрать у Него сию паршивую овечку. Но что поделаешь? Таковы люди. Такими мы с Ним их сотворили.

А она! Она молилась о спасении души своей. Чтобы никогда не нарушить Господню волю.

Чтобы всем было хорошо. И чтоб все они обратились к Богу. И в милости Его обрели путь свой. На таком пути я, понятно, не мог быть ее проводником. Поэтому и пришлось с ней столько возиться. Очень уж я хотел сбить ее с этого пути!

О, чего я только не делал! Как только ни пытался привлечь ее внимание! Придумывал разные ловушки и пакости. Расставлял сети на всех стезях ее. Сопровождал ее в пустыне. Дремал в углу ее пещеры. Подкарауливал минуту ее слабости, ловя каждый ее усталый вздох, каждый трепет ресниц. Превращался в диких зверей. Лев, тигр, змея, даже крокодил — все это был я! Но она всегда говорила: «Ступай от меня прочь, сатана! Здесь таких зверей нет. Это можешь быть только ты!» — и приходилось убираться прочь. Ночами я сотрясал стены ее пещеры, оборачивался ветром и воздушными потоками. А она опять: «Господь со мною! И ты, лукавый, мне ничего не сделаешь!»