Мы вдвоем - Эльханан Нир

по извилистой дороге, что под комплексом «Кармит», к саду у въезда в Эйн-Карем, Йонатан чувствовал, что застрял между скрытым скепсисом Алисы и, возможно, ее желанием доказать ему, что Мика живет фантазиями, и Микиным желанием доказать им, особенно Алисе, что все это всерьез, а не выдумки. Мика с важным видом припарковался на тротуаре у входа в сад, вышел из машины и заговорил с высоким мужчиной в светлом костюме.

— Познакомьтесь, это Меир, ответственный за связи с общественностью на молитве, — сказал он им, все еще сидящим в машине. Йонатан приветственно кивнул и услышал, как Меир шепчет Мике: «Мика, побрейся».

— Меир, только что со мной договорились об интервью с итальянского канала RAI, неудобно опаздывать из-за бритья, — нетерпеливо отрезал Мика.

— Но с щетиной нельзя давать интервью, — не уступал Меир с укоризной. — Это просто невозможно. Поверь, не хочу тебя обидеть, но ты выглядишь как штукатур, а не как лидер революционной молитвы на государственном уровне.

Бросив еще один взгляд на Меира, Мика вернулся в машину и повторил Алисе:

— Здорово, что ты пришла; ты не представляешь, как я рад. Теперь только побреюсь, и сразу начнем, — с пылом добавил он, вынимая из бардачка электробритву и принимаясь за основательное бритье, преувеличенно кривя губы, чем рассмешил Йонатана.

Наконец он дважды хлопнул себя по гладким щекам, заправил рубашку в брюки и быстрым, размеренным шагом двинулся в сторону сада. Там уже ждали несколько фотографов.

— Где будет молитва? — с сильным американским акцентом спросил один из них, и Мика гордо ответил:

— Здесь, — воздел руки к запертым небесам, затем, широко улыбаясь, показал пальцем на сад.

— Мика Лехави, что побудило вас организовать такую молитву? — обратился к Мике тощий парень, суя ему микрофон чуть ли не в рот.

— Тяжелая засуха, случившаяся в этом году, заставила меня все бросить (можете не сомневаться, занятий у меня достаточно, скучно не бывает) и устроить общую торжественную молитву. Дело не только в этом году, — подчеркнул он. — Это уже седьмой год подряд, понимаете, без нормального дождя. Такое тяжкое явление заставляет позабыть все и просто молиться. Недостаточно, чтобы каждый молился в одиночку — мы должны объединиться в общую массовую молитву. Только единство приведет дождь.

Тощий нетерпеливо спросил, почему в молитве не задействованы раввины. Мика задумался, стоит ли признаться в неудаче с раввинами, но решил обойтись:

— Я не раввин и не лидер, а простой человек, но я знаю, что в наши дни не раввины и не религиозные фигуры должны молиться, а музыканты, заменившие их. Теперь именно они по-настоящему влияют и трогают сердца, они — современные цадики. Вот-вот сюда прибудут все великие музыканты, создающие в нашей стране новую, оригинальную музыку, порожденную глубинной тоской. Мы все споем и попросим у Бога — величайшего из музыкантов — дождя. Хочу сказать вам еще одно: по пути сюда музыканты один за другим сообщали мне, что приедут. Просто без конца звонят. Я вам говорю, произойдет нечто потрясающее. Ваше терпение будет вознаграждено.

— Спасибо, господин Лехави, — заискивающе, но с немалой долей скепсиса, пискнул тощий. С холма подъехали еще два автомобиля, и Мика, отметив еще одну небольшую победу, сказал Йонатану:

— Давай, вынимай гитару, послушаем что-нибудь.

Четыре девушки в шароварах заглянули в сад и спросили, здесь ли молитва, Мика им ответил: «Конечно, здесь», и они сказали: «А, отлично». Мика обрадовался их появлению, а одна из девушек позвонила своим друзьям и воскликнула: «Да, на въезде в район, приходите, будет клево!» Через пару минут с холма подтянулись трое парней, один из них был в огромной кипе, покрывающей всю голову. Девушки и юноши уселись возле маленькой песочницы и стали ждать, перебирая пальцами песок и спокойно глядя вверх. Подошел крупный молодой человек, запустил барахлящий генератор и подключил к нему аппарат для сахарной ваты. Он начал было быстрыми нажатиями вертеть цилиндр и покрикивать:

— Ябамбам, ябамбам, друзья, сладкая вата по пять шекелей, небывалая цена в честь дождя! — но вскоре бросил и проворчал: — А дети-то где, где дети, вот вчера в Ромеме на внесении свитка Торы[95] за полчаса шестьсот пятьдесят штук распродал, а тут никого.

Йонатан опасливо достал электрогитару, подключил ее к небольшому черному усилителю, зажмурился и сказал сам себе: «Во имя особенности Мики и его успеха я готов посрамиться, чтобы он наконец испытал хоть одну удачу в своей треклятой жизни, ибо сказано — чтоб жил брат твой с тобою»[96] — и запел пиют к дождю, который положил на музыку когда-то в обеденный перерыв в ешиве:

Я дам дождь, и земля даст свой свет, Я дам дождь, и земля благословит в ответ, Я дам дождь, и возрадуется земля, Я дам дождь, и исполнится радости земля.

Несколько фотографов направили в его сторону свои камеры, нарядные итальянцы прижали глаза к видоискателям и приготовились к съемке, но, похоже, их не особо волновали любительские экзерсисы Йонатана. Все ждали великих, ждали узнаваемых персон и массы людей. Где Дан Гадари? — спросили Мику с десятого канала. Где Михаэль Таль? — вопрошали двое юрких молодых людей со звукозаписывающими устройствами. Мика реагировал с некоторой долей стоицизма:

— Друзья, все уже в пути, не волнуйтесь, как сказано? Пробки окрест Иерусалима[97]. В самом деле, нечего волноваться, все идет по плану.

Но он и сам начал опасаться, отошел в сторону, к раскидистой оливе, и незаметно вздохнул, затем подозвал Меира-по-связям-с-общественностью, который беспрерывно говорил по мобильному и бурно жестикулировал, как человек, понимающий, что теряет контроль над ситуацией.

— Скажи-ка, что происходит? — резко бросил Мика растерянному Меиру. — Пресса здесь, и я и мой брат, и даже его жена, которая того и гляди родит, и мои друзья и подруги из Эйн-Карема — а музыканты где? Только их и не хватает, а за это, дорогуша, отвечал ты. Я не могу работать с прессой и одновременно контролировать, где музыканты! — его голос перешел в визг, жила на шее вздулась,

Меир покосился на искривленное, смиренное оливковое дерево, будто поневоле превратившееся в пожилого посредника между двумя