Еврейский вопрос - Иван Аксаков

Но так рассуждают только передовые евреи и даже совершенно выделившиеся из еврейского общества. Обольщаться надеждой на легкость расторжения еврейского национального союза и исчезновения его в массе племен было бы самой грубой ошибкой. Конечно, в настоящую пору евреи, проходя через гимназии и университеты, удостоиваясь ученых степеней и вращаясь в высшем, образованном христианском обществе, притом же обеспеченные какими-либо «либеральными профессиями», по-видимому, совершенно свободны от своих национальных религиозно-законодательных предрассудков и не представляют из себя какого-то отдельного народного союза. Да, по-видимому, и даже, пожалуй, не по-видимому, а действительно так, но только теперь, пока таких «ученых» евреев еще немного. То ли же самое будет, когда таковых евреев образуется масса. Вот в чем вопрос, и очень серьезный и важный. Пример Германии и Австрии, где уже огромное число евреев приобщилось к высшему европейскому образованию, орудует прессой, налагает свою печать на литературу, – этот пример дает пока на поставленный нами вопрос ответ нисколько не утешительный. Напротив, возникновение антисемитической лиги, к которой принадлежат не какие-либо изуверы, невежды, а люди высокого просвещения и высоких нравственных достоинств, которых никто, конечно, в средневековой религиозной нетерпимости не заподозрит, – возникновение таковой лиги свидетельствует об опасности, которую начинает чувствовать германское общество от вторжения в его среду еврейского национального элемента. Борьба с евреями, которая в России, в Венгрии и еще во многих местах Европы происходит между низшими классами христианского населения и ближайшим к нему населением еврейским, как борьба исключительно экономическая и притом грубая, материальная, – в Германии перенесена в сверхнародные общественные слои и организовалась теперь не на экономическом только поле, а и в других высших областях существования, так сказать, в самом нутре цивилизации, между цивилизованными христианами и цивилизованными евреями. Стало быть, с умножением числа последних они, евреи, не исчезают более в общем составе христианского общества, как это происходило сначала, когда цивилизация была еще уделом очень немногих евреев, доставалась им порознь, – как это происходит пока и у нас. Цивилизованные евреи в Германии уже образуют теперь довольно плотную солидарность, слагаются снова в еврейскую «нацию», от принадлежности к которой, по-видимому, отрешились или, по ходячему мнению, должны были отрешиться – через приобщение к европейскому «прогрессу». Вернее сказать: они преобразовываются в культурный слой еврейской нации, ядро которой или основной слой – хранилище еврейской вредоносной национальности – еврейские массы, миллионы евреев, угнетающие низшие классы населения в христианских странах, преимущественно в восточной половине Европы. Поэтому и «вред» еврейский, – доселе, и у нас в России по преимуществу проявляющийся в грубой эксплуатации, в высасывании соков из сельского и мелкого городского населения, – в Германии и Австрии должен принять и уже принимает иную форму – вреда культурного, т. е. начала отрицательного, деморализующего, разъедающего христианское общество, враждебного существенным духовным основам христианской цивилизации. Последствия этого вреда, как и вообще значение иудаизма в духовно-культурном развитии европейского Запада, теперь еще не вполне ясны для сознания, но, несомненно, обнаружатся в будущем: христианский идеализм немыслим при усилении в обществе духовных начал, сокрытых в современном иудаизме, который, отвергнув Христа, обратился в своего рода религиозный материализм.

Нам в России эта сторона еврейского вреда еще мало известна, но ее можно уже и теперь наблюдать из Германии и Австрии. Если, однако же, нам еще не грозит опасность от культурных евреев, все же не мешает нам и теперь принять ее в соображение, тем более что еще издавна в числе обезвреживающих средств на первом плане числится у нас «распространение между евреями образования посредством разных поощрительных мер». Нет никакой надобности усиливать это поощрение. И без того на нашем юге и западе учащиеся евреи до такой степени переполняют наши государственные средние учебные заведения, содержимые на деньги русского народа, что коренным жителям, детям этого народа, хозяевам страны, приходится сплошь да рядом отказывать в образовании за неимением вакансий. Ну разве это не странный порядок вещей? Народ эксплуатируемый, удручаемый экономически и социально евреями, осуждается пребывать в невежестве для того, чтобы евреи же, на его же счет, могли получать образование!.. Не говоря о природных способностях даровитого еврейского племени, евреи вообще сильно преуспевают в школе (и даже сильнее, чем их русские товарищи) уже потому, что видят в ней средство не только для получения полноправности, но главным образом для приобретения выгодных «либеральных профессий». Они все более и более наполняют наши университеты. Наука – дело прекрасное, но все мы знаем, как поставлена «наука» в Русском государстве. «Наука» у нас – это значит диплом, это значит мундир со шпагой и треуголкой, это значит 12-й или 10-й класс по табели о рангах; «наука» производит в чиновники и «господа». Мы не видим особенной пользы для государства плодить искусственными мерами над русским народом чиновников и господ из иноплеменников и иноверцев вообще, а тем менее из евреев, чуждых всему христианскому содержанию народного духа… Если бы, однако, высшее образование даже действительно способствовало теперь обезвреживанию евреев, нельзя же все четыре миллиона еврейской нации, обитающие в пределах Российской империи, прогнать через университет, ни даже через гимназию… Стало быть, нужно поискать иное, более действительное средство, и для этого – глубже проникнуть в значение еврейского вреда как национальной особенности.

Во всяком государстве, а в России более чем в каком-либо ином, живут инородцы, которые в то же время и иноверцы и иноязычники, и живут иногда даже целыми племенами. (Мы разумеем здесь не какие-либо области, завоеванные или иначе приставленные извне к государственной меже, а племена внутри государства). Но так как это племенное отличие не настолько резко и внутренно сильно, чтоб иметь притязание или возможность нарушить права господствующего племени, вековыми усилиями и духом которого созиждено государство, или ослабить общее государственное единство, то сожительство этих племен с хозяином-народом и происходит почти всегда совершенно мирно, даже при сохранении за этими племенами свободы их вероисповедания и некоторой бытовой автономии. Это племена туземные, живущие на своей старинной территории и не составляющие сами по себе какой-либо нации. Эту высшую государственную форму народного бытия обретают они себе в готовой форме общего для всей страны государственного строя, созданного господствующим народом. Не то евреи. Кроме племенного физиологического единства, сохранившегося у них в беспримесной чистоте, в них постоянно живет и усиленно ими поддерживается предание о былом национальном государственном бытии. Хотя они рассеяны по всей вселенной, но каждый из них сознает себя частью одного национального целого; каждый и все вместе упорно чают восстановления Израиля как нации, как государства (да притом еще с державством над всеми народами). Евреи – это государство, хотя и без государственной организации, рассыпавшееся по лицу всего мира; это – нация, но только лишенная государственной формы, лишенная своей территории, даже своего родного языка (древний еврейский язык большей частью достояние ученых), притом разметавшаяся по чужим краям, по чужим государствам и народам, но тем не менее проникнутая национальным самосознанием, сохраняющая единство исторических национальных воспоминаний и чаяний. Почему же это так, на чем же зиждется их национальность при отсутствии всех внешних условий национального бытия? На религии. Евреям должно быть особенно забавно слышать новейшие рассуждения европейских «прогрессистов», что религия есть де вещь чисто субъективная, до которой никому другому нет дела и которая на общественное бытие не должна сметь оказывать никакого воздействия, – забавно потому, что в ней, в религии, находится для них вся причина их бытия как народа. Но религия у них это не высший нравственный идеал, к осуществлению которого в жизни призвано стремиться человечество, духовно совершенствуясь и перерождаясь. Их религия в то же время и положительный, внешний, государственный закон еврейского народа. Как народу, дано было Израилю и первоначальное обетование свыше. Все это, конечно, известно каждому из так называемой Священной истории, но то, что мы называем «Священной историей», есть для евреев история национальная и, так сказать, религиозно-политическая. Божие обетование исполнилось: из недр еврейского народа явился «сын Давидов» – Спаситель мира. Но, утратив истинное разумение обетования, они, за исключением некоторых избранных, продолжали ожидать исполнения обетования в смысле самом ограниченном, внешнем и грубом, в образе религиозно-политического еврейского миродержавства. Не признав Христа, они закаменели в своем религиозном и национальном сознании на последнем моменте своей истории, когда религиозное ее содержание исчерпалось, завершилось исполнением обетования, из национального стало общечеловеческим, вселенским и внешний закон перевысился законом внутренней о Христе свободы: евреи же остались при вещественной форме, при мертвящей букве, отвергнув духа животворящего. Таким образом, все дальнейшее их существование в течение почти двух тысяч лет обусловливается отрицанием последующего исторического момента, или точнее – отрицанием Христа, и представляется евреям лишь временным перерывом их национальной истории, обязывающим их сохранять неуклонную верность своей исторической национальной основе, своему религиозно-национальному законодательству, своим религиозно-национальным и политическим чаяниям. Вот почему антагонизм христианству составляет для них нравственный долг, призвание в мире, raison d'etre, без которого еврейская национальность для них – бессмыслица. Вот почему евреи везде, где они ни живут в своем рассеянии, являются даже не гостями, а только пришельцами. Характером пришельчества запечатлен и их образ жизни, и их деятельность. Понятно поэтому, как заметил ученый немец Паулус в своей прекрасной книге об евреях, писанной еще в 30-х годах, что они не становятся нигде землепашцами, не дорожат поземельной собственностью, избегают занятий, с которыми соединяется идея прочной оседлости, следовательно, и прочной привязанности к месту своего жительства; что они не вступают искренно и решительно в общий государственный и национальный союз с коренными жителями земли, где временно приютились, а избирают по преимуществу то занятие, которое не обязывает их пускать глубоких корней в почву и не противоречит понятию временности: именно торговое посредничество, факторство, ремесла, барышничество и разные операции, которые легко и быстро дают деньги. Деньги для пришельца вообще – самая подручная сила, для евреев же деньги – национальное вооружение и залог власти; вот почему они так и стремятся к наживе. Может ли такой пришелец дорожить интересами страны, в которую пришел?