В России жить не запретишь - Сергей Донской

Реутов прикатил в сером «рафике», двигатель которого ревел не хуже танкового, так что приближение его не расслышал бы разве что глухой. Следом за полковником из автобуса высыпало отделение из трех бойцов под командованием низкорослого сержанта с перебитым носом и ушами, напоминающими жеваные-пережеваные, мятые-перемятые вареники. Уставившись на скромно стоящего в сторонке Бондаря, он ткнул в него желтым от никотина пальцем и поинтересовался:

– Это, что ли, наш завтрак? Его как, сразу схавать или растянуть удовольствие?

– Убери свой вонючий палец, – посоветовал ему полковник, явно находящийся не в лучшем расположении духа. – Не то прикажу откусить его и засунуть туда, где ему самое место.

– В задницу, что ли? – хохотнул сержант, делая вид, что шутка его развеселила.

– Если у тебя имеется передница, то место тебе не в разведроте, а в портовом борделе, – прорычал полковник.

На лицах притихших бойцов не возникло даже тени глумливой усмешки. Разведчики – наипервейшие нарушители армейской дисциплины, но своих командиров отделений, взводов и рот они чтут свято: свой лейтенант, свой сержант для них бог и царь. За малейшее ослушание следует жесточайшая расправа, в ходе которой зубы провинившихся летят во все стороны, с красной юшкой вперемешку. Зато в остальные моменты отношения между командирами и рядовым составом дружеские, почти панибратские. Они ведь вместе гостят у черта на куличках, а там без взаимовыручки никак. Разведчику лучше без оружия остаться, чем без плеча друга, подумал Бондарь, бегло оценивая экипировку прибывших. Их вооружение ничем не отличалось от того, с каким ходят в бой обычные пехотинцы. Складные «калаши» с укороченным стволом, подствольники ГП-25, гранаты в подсумках. Помимо этого, у каждого на поясе висел стреляющий нож НРС, без которого ни один уважающий себя разведчик даже по малой нужде не выйдет.

Те, которые выстроились шеренгой перед Бондарем, носили ножи слева. Поскольку профессиональный выпад является продолжением выхватывания оружия из ножен, можно было ожидать, что разведчики попытаются полоснуть противника слева-направо, от себя, по диагонали. Это движение рефлекторно, оно отработано в ходе многочасовых тренировок – сначала резиновыми ножами, затем стальными, уже не на учебной площадке, а в траншеях, в штурмуемых домах, в лесных зарослях, на горных склонах. Вряд ли парни, побывавшие там, станут импровизировать, тем более что они абсолютно уверены в своем превосходстве. Возможно, после сегодняшнего урока некоторые из них постараются разнообразить свою технику. Когда-нибудь это сохранит им жизнь. Отведя взгляд от переминающихся с ноги на ногу бойцов, Бондарь посмотрел на приблизившегося Реутова.

– Руки не подаю, – хмуро предупредил тот, остановившись напротив, – как самочувствие, не спрашиваю. Ты сейчас дезертир, которого нужно как следует проучить. Трус и предатель. У ребят руки чешутся от желания вывернуть тебя наизнанку.

– Лучше бы вы меня беглым зэком объявили, – проворчал Бондарь, которому не понравилась отведенная ему роль.

– Еще скажи: насильником несовершеннолетних. Думаешь, мне вид твоих выпущенных кишек настроение поднимет?

Произнеся эту приглушенную тираду, Реутов повернулся к разведчикам:

– Вот ваш клиент, парни. Сам нашкодил, сам себе и наказание выбрал. Покажите ему, где раки зимуют и каково им там приходится.

Реутов снова обратился к Бондарю, чтобы предупредить свистящим шепотом:

– Шибко не зарывайся. Проведи пару боев один на один, и хватит с тебя. Ребятишки только что из «зеленки», где почти целый взвод остался. Злобствуют.

– Это хорошо, что злобствуют, – улыбнулся Бондарь, прежде чем крикнуть разведчикам: – Подходите с ножами, мужики. Хоть по одному, хоть коллективно. У меня нынче прием граждан по личным вопросам.

– Ух, борзый какой! – недобро восхитился сержант.

– Оно в бою в штаны наложило, а тут вякает, – поддержали его подчиненные. – Ты, малый, какие ножи имеешь в виду, деревянные или резиновые?

– Деревянными задние проходы себе прочищайте, – посоветовал Бондарь, умышленно накаляя обстановку. – Наилучшее средство от запоров после перловки.

– Тю, шо за дела? – воскликнул верзила с ярко выраженной малоросской внешностью. – Ему тут цирк, чи шо?

– Я сейчас из него клоуна сделаю, – пообещал сержант, делая шаг вперед. – Он у меня до скончания века лыбиться будет, от уха до уха, падла такая.

– Стоять! – рявкнул Реутов, одарив Бондаря испепеляющим взглядом. – Разве была команда рыпаться?

– Так никаких нервов не хватит его слушать, – стал оправдываться сержант. – Язык бы ему укоротить.

– По самую шею, – подсказал малоросс.

– Отставить! – ощерился Реутов. – Схватка продолжается до первой крови, получивший ранение считается выбывшим. И если хоть одна тварь попытается нарушить это правило, – Реутов повысил голос до надсадного крика, – то я сам возьмусь за нож и располосую умника на ремни. Как поняли, защитники Родины?

Ответом ему было глухое ворчание. Точно так отреагировала бы свора собак на команду «фу!», завидя перед собой матерого серого хищника. Губы разведчиков кривились, обнажая оскаленные зубы. Было заметно, что им не терпится сорваться с места и проучить говорливого незнакомца, уронившего офицерскую честь. Лишь субординация удерживала каждого на месте, словно натянутая до предела цепь. Цепь невидимая, но абсолютно надежная, как и многие другие нити, с помощью которых манипулируют людьми в этом подлунном мире.

– Цып-цып, – поманил Бондарь сержанта, самого взбудораженного, самого негодующего из всех.

– Я с ним один на один, можно? – спросил тот, умоляюще взглянув на полковника.

– Можно жену свою раком долбить, – ответил Реутов, – если, конечно, она соседом не востребована для тех же целей.

– Разрешите? – поправился сержант, суча ногами так, словно ему не терпелось опорожнить мочевой пузырь. – Разрешите, товарищ полковник, – повторял он. – Ну разрешите, а?

– Давай.

Повинуясь отмашке Реутова, сержант двинулся вперед, моментально преобразившись. Ни намека на недавнюю расхлябанность, ни одного развязного или лишнего движения. К Бондарю подбирался опытный боец, который не станет тратить время на картинное поигрывание ножом. Его, кстати, сержант вытащил заранее и теперь держал в чуть отведенной назад руке, прикрытой корпусом. Почти профессионал, одобрительно подумал Бондарь, продолжая стоять на месте. Клинок как бы сам по себе скользнул в его ладонь, лег на нее по диагонали и замер, удерживаемый двумя пальцами.

– Что, дезертир, – спросил сержант, описывая широкую дугу возле поворачивающегося вокруг своей оси Бондаря, – очко жим-жим?

Вооруженный не просто ножом, а кинжалом с двусторонней заточкой, он пару раз рассек им перед собой воздух, надеясь заметить на лице противника признаки парализующего ужаса.

Ничего путного из этой затеи не вышло.

– Позаботься о профилактике своего собственного очка, парень, – сказал Бондарь. – Способ я уже подсказал. Если деревяшки покажется мало, воспользуйся шомполом.

– Через минуту ты перестанешь зубоскалить, – пообещал сержант. – Будешь звать врача и мамочку, но повидаться с ними уже не успеешь. Я ж тебя выпотрошу, как карпа, дезертир поганый.

Сделав шажок вперед, он наложил большой палец на торец рукоятки, явно готовясь закончить бой одним точным ударом, после которого первая кровь будет литься до тех пор, пока не вытечет до последней капли.

Станет целиться в грудь или в горло, догадался Бондарь, следя то за глазами сержанта, то за положением его ног. При колющем ударе снизу вверх человек стремится использовать весь вес своего тела и делает шаг вперед. Именно это намерение выказывали пыльные ботинки сержанта, перетаптывающиеся вокруг да около. Сам он присматривался к кадыку Бондаря. Ведь при ранении в живот противник способен продолжать бой, если только не потеряет сознание от болевого шока. А удар в сердце, защищенное грудной клеткой, требует не только значительного усилия, но и выверенной до миллиметра точности. Сержант, по достоинству оценивший профессиональную стойку Бондаря, не хотел рисковать. Поединок на ножах состоит из двух-трех выпадов, после которых один из бойцов выходит из строя. Тут важно не промахнуться и не подставиться. Балетные па пусть выделывают киногерои с волевыми подбородками. Поощряя сержанта к более решительным действиям, Бондарь занялся тем, чего не станет делать ни один мастер рукопашного боя. А именно: принялся совершать небрежные движения кистью руки, разворачивая клинок то так, то эдак, постоянно меняя положение пальцев, перебирающих рукоятку.

– Фраер, – понимающе ухмыльнулся сержант. Он полагал, что этого достаточно для вынесения смертельного приговора. – Н-на!

Резкий шаг вперед, сиплый выдох, сверкание стали у самого носа. Все это Бондарь видел не раз, у него даже содержание адреналина в крови не повысилось. Отклонившись назад, он подбил локоть противника вверх, а сам нырнул вперед, боднув головой сержантскую переносицу. Крак! Звук получился сухой и звонкий, как от столкновения двух бильярдных шаров у кромки стола. Сержанта понесло на каблуках прочь, с закатившимися под брови глазами, с отвисшей нижней челюстью. Если парень намеревался запечатлеть самые значительные моменты своей воинской службы на фотографиях, то этот кадр был бы лишним, он испортил бы впечатление от просмотра дембельского альбома. Отважные сержанты-разведчики не должны падать на задницу, как неуклюжие бабы в гололед. Они также не должны ронять ножи, которыми обещали выпотрошить врага. И уж тем более негоже командиру отделения фотографироваться с расквашенным носом, который у него и до того не блистал изяществом линий. Особенно, если, не продержавшись в сидячем положении даже трех секунд, он опрокидывается назад, с размахом ударяясь затылком о землю, которую присягал защищать верой и правдой.