Охота на пиранью - Александр Бушков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно, сэр…
— Черт, каков экземпляр! — не сдержавшись, воскликнула сухопарая. — Нет, мальчики, этот индеец мой, и если кто-то сунется меж ним и моим ружьем…
— Не могу вам ответить тем же, леди, — оскалился Мазур.
До нее не сразу, но дошло, возмущенно задрала голову и ушла в дом. Прохор благостно улыбнулся и кивнул:
— Великолепно, майор, вы сразу взяли нужный тон, я рад, что все вы подружились… Не смею задерживать, — и перешел на английский. — Пойдемте, господа, прошу к столу…
— Ну, прошу до горницы! — заторопился охранник.
Уходя с остальными, Мазур внутренне кипел, но старался этого не показывать. Больше всего его взбесила именно эта вальяжная непринужденность заморских визитеров, заранее смотревших на него, как на будущий трофей. Положительно, в двадцатом столетии человечество немного одурело… И наплевать сейчас, что его собственные предки были ничуть не лучше, что таскали в баню крепостных девок и зашивали в медвежью шкуру проштрафившихся мужичков, а потом спускали борзых или меделянцев… Теперь во дворе — конец двадцатого века и охотиться на людей забавы ради есть безусловное извращение…
Потом ему в голову пришла немудреная и унылая мысль: а может, Бог все же есть, и происходящее — как раз та самая пресловутая расплата «за грехи отцов»? Ольге — за все лихие грехи былых Вяземских, особенно опричных сподвижников Ивана Грозного, а ему — за все, что натворили в прошлом гонористые и скорые на расправу шляхтичи с Поморья?
Нет, чересчур унылая была мысль, и верить в нее никак не хотелось… Не хочется полагать у Бога, в которого хоть и не веришь, но смутно уважаешь, такой жестокости — предположим, сам Мазур и заслужил кое-какое возмездие за прошлые художества, но Ольга-то в чем виновата?
В камере все было по-прежнему, никто и не подумал убрать рассыпанную по полу и нарам закуску. Мазур положил еще подальше в угол нетронутую бутылку — может, удастся прихватить ее с собой, вдруг и позволят. И в качестве дезинфицирующего средства пригодится, если случатся какие царапины — но, главное, можно распрекрасно обработать след, если пустят собак… Табачку еще нужно выпросить побольше — с той же благородной целью…
— Но это же не может быть всерьез… — медленно, растягивая слова, с нехорошим надрывом сказала Виктория. Она сидела на нарах и слегка раскачивалась взад-вперед. — Фантасмагория, бред, проснуться нужно…
— Не получится, — серьезно сказал Мазур. — Так что возьмите себя в руки, тут голову терять никак нельзя…
Он показал взглядом доктору — мол, что ты сидишь, как истукан, успокой бабу, — но тот восседал со столь потерянным видом, что бесполезны были любые намеки. Врезать хотелось, и все тут. Бог ты мой, хотя бы одного дельного мужика в напарники, не обязательно из своих — просто настоящего парня, не нытика. Может, оказавшись на воле, доктор оклемается, и из него выйдет толк? Доктор в тайге — вещь полезная…
— Алексей, — сказал Мазур мягко. — Вы по каким болезням доктор?
— Что? — Тот недоумевающе уставился на него. — А… Хирург.
Вещь в тайге полезная, повторил мысленно Мазур. Мало ли что. Сам он неплохо был научен оказывать первую помощь, но возможны неприятности, когда не обойтись без профессионала. Вот только как их намерены швырять в тайгу — всей кучей или вразбивку?
Клацнул замок, дверь распахнулась. В камеру затолкнули человека и поддали ему в спину так, что он пролетел до середины, упал, завозился, пытаясь встать. Получалось плохо — он тоже был закован по рукам и ногам, однако цепи совсем короткие, чуть ли не наручники.
Мазур совсем было собрался встать и помочь, но вдруг узнал «штабс-капитана».
— Ого, — почти весело сказал он, не трогаясь с места. — Какие люди в гости к нам…
— Кузьмич! — взвыл новый жилец, пытаясь на четвереньках добраться до двери. — Христом Богом прошу, сука, посади в соседнюю!
— сиди, ваше благомордие, — весело посоветовал в окошечко Кузьмич. — И убьют, так невелика потеря — потешат душеньку напоследок. А у меня ты давно в печенках сидел, так что нет к тебе никакого расположения…
И окошечко звучно захлопнулось.
«Может, в самом деле удавить гада?» — лениво подумал Мазур. Так ведь, чего доброго, не уберут, до утра оставят, будет тут валяться…
Штабс после долгих усилий поднялся-таки на ноги, прижался к противоположной стене и взвыл:
— Ну, подходи, суки! Подходи! Кто первый?
Лицо у него было опухшее — памятка от жизнерадостных таежных комаров — глаза самую чуточку отсвечивали безумием, однако не похоже, чтобы окончательно рехнулся.
Толстяк с кровожадным выражением лица на четвереньках пополз к краю нар, волоча звенящие цепи.
— А-атставить, — громко сказал ему Мазур. — Не люблю тех, кто храбер задним числом…
Толстый бросил на него злой взгляд, но вернулся на место. Штабс презрительно прищурился — пожалуй, он лучше владел собой, чем показалось сначала. Тогда с нар вознамерилась было слезть Виктория, однако Мазур без церемоний придержал ее за цепь, пожал плечами:
— Мне что, нянькой при вас состоять?
— Пустите! — она дернулась, повернулась к мужу. — Ну, а ты что сидишь? Опять будешь свечку держать? Знаешь, что он со мной делал? И как? Слизень… — В ее голосе прозвучало такое презрение, что Мазуру стало неуютно. — Иди, свечечку попроси, у тебя хорошо получается…
— Вика… — доктор, побагровев и рыская взглядом, попытался взять ее за руку.
Она гневно вырвалась:
— Иди ты! — кивком указала на Ольгу. — Почему ее здесь никто не трахает? А? Почему ее не трахают, а надо мной собственный муж свечку держит? Ой, ты и мразь… Подойди, дай ему в морду!
— Вика, да кончай ты, — ухмыляясь, посоветовал штабс. — Подошла бы лучше, да отсосала, кто знает, вдруг последний раз оргазм ловишь… И не смотри ты так страдальчески, я ж помню, что колодой ты не лежала, а примерно с середины процесса очень даже активно подмахивала…
Доктор полез с нар. Пригнувшись и подобравшись, штабс сказал крайне многообещающе:
— Ну подойди, фершал сраный, без яиц останешься… Ну?
Доктор неловко затоптался у нар и потому безнадежно упустил момент, когда следует без всяких колебаний бросаться и бить. Мазур мысленно плюнул, Викторию ему было по-настоящему жаль. Штабс молча скалился, и вид у него был по-звериному внушительный. Уже спокойно, зная, что драки не будет, с улыбкой процедил:
— Нет, Виктоша, может, и правда перепихнемся напоследок? Все ж приговоренные, что в этикет-то играть?
— Ну, хватит, — сказал Мазур громко. — Лично я намерен отдыхать, а потому попрошу тишины. И если ее не будет, я ее сам постараюсь создать… Всем понятно?
— О! — сказал штабс удовлетворенно. — Наконец-то в камере появился толковый капо, душа радуется…
Мазур слез с нар, вразвалочку подошел к нему, мирно постоял рядом, глядя, как тот нервничает, потом сделал неуловимое движение ногой. Штабс рухнул, как подкошенный, но Мазур успел его подхватить, бережно опустил на пол, присел рядом и тихо сказал:
— А с тобой мы сейчас, выкидыш сучий, побеседуем. Я у тебя буду спрашивать все, что знаешь про охоту, а ты — отвечать подробно и серьезно…
— Не пойдет, — сказал тот спокойно. — И на хрен мне это сдалось? Умри ты сегодня, а я — завтра, вот тебе и вся простая житейская мораль.
— Знаешь ведь кое-что?
— Ну и знаю, а смысл?
— Водки дам, — сказал Мазур. — Целехонькую бутылочку, гульнешь напоследок. Вообще, обсудим варианты…
— В напарники зовешь?
— Возможно, — сказал Мазур. — Хоть ты и козел, а придется…
— Не пойдет. Не нужен мне ни напарник, ни водочка — я уж лучше завтра на трезвую голову попытаюсь сдать себе хорошую карту…
— Ладно, — сказал Мазур. — Коли так, так дак… Методику спецназа по части душевных бесед с пленными знаешь? У меня времени нет, попробую самое простенькое и надежное — берется спичка, заталкивается головкой наружу в твой окаянный орган, и поджигается, понятно. Запоешь, как Шаляпин, вот только писаться потом не сможешь… Ольга, кинь спички!
Он не блефовал — коли уж попался такой «язык», грех было не использовать ситуацию, тут не до гуманизма.
— Кузьмич! — диким голосом заорал штабс. — Пытками секреты вытягивают!
Замок лязгнул мгновенно — должно быть, старец бдил возле окошечка, из поганого любопытства живо интересуясь развитием событий. Целясь в Мазура из двух автоматов, заставили влезть на нары, а штабса выволокли, слышно было, как отпирают соседнюю камеру.
— Ну, за тобой глаз да глаз нужен, майор, — покачал головой Кузьмич. — Только решишь, что ты успокоился, — ан опять сюрприз…
— Ешьте на здоровьичко, — кивнул Мазур.
В камере стояла тишина. Виктория лежала лицом вниз, плечи подрагивали. Доктор с толстяком тоже устроились ничком. Ольга стояла на коленях в углу нар, уставившись в потолок, шевеля губами. Мазур хотел спросить что-то, она отмахнулась, и это продолжалось минут пять. Наконец она села нормально, принужденно улыбнулась и сказала важно: