Сталин и заговор военных 1941 г. - Владимир Мещеряков

«За две недели до войны я докладывал Сталину по разным текущим вопросам. Это были действительно текущие вопросы, и некоторые из них даже не были срочные. Я помню это свидание и абсолютно уверен, что Сталин был тогда совершенно убежден в том, что войны не будет, что немцы на нас не нападут. Он был абсолютно в этом убежден. Когда несколькими днями позднее я докладывал своему прямому начальнику о тех сведениях, которые свидетельствовали о совершенно очевидных симптомах подготовки немцев к войне и близком ее начале, и просил его доложить об этом Сталину, то мой прямой начальник сказал:

— Да говорили ему уже, говорили… Все это он знает. Все знает, думаешь, не знает? Знает. Все знает!

Я несу тоже свою долю ответственности за то, что не перешагнул через это и не предпринял попытки лично доложить Сталину то, что докладывал своему прямому начальнику. Но, чувствуя на себе бремя этой вины и не снимая ее с себя, должен сказать, что слова эти, что Сталин «все знает», были для меня в сочетании с тем авторитетом, которым пользовался тогда в моих глазах Сталин, убедительными».

Интервью дано в 1962 году, когда по инициативе Никиты Сергеевича Хрущева началось стирание имени Сталина со страниц истории нашей страны. Так что ничего особо выдающегося в адрес вождя, в тот момент, сказано не было. Кстати, с легкой руки Константина Михайловича, из-под пера которого вышло это интервью, и сложилось мнение о прострации Сталина впервые дни войны. Но не в упрек ему будет сказано, так как и над ним было бдительное око цензуры. Желающих мазнуть черной краской умершего вождя хватало.

Что в этом отрывке интересного? Значит, «за две недели до войны» Исаков лично докладывал Сталину (это, примерно 8-10 июня) «по разным текущим делам» и не считал обращение зазорным. Однако, позднее, когда стало известно о близком начале войны, почему-то стушевался идти на прием к Сталину и стал просить своего прямого начальника, чтобы тот доложил обо всем том, о чем наболело у самого Ивана Степановича? Не находите, данное поведение, странным? Кроме того, Исаков, почему-то, не называет фамилию своего прямого начальника. Что это за военная тайна такая? Кроме того, этот прямой начальник, отмахивается от Исакова с его просьбой доложить вождю, как от назойливого комара: «Все это он знает. Все знает, думаешь, не знает? Знает. Все знает!». Еще, что смущает, так это прекрасное знание внутреннего мира вождя: Сталин убежден, Сталин знает! Не приведена ни одна реплика Сталина, но есть твердое убеждение, что это, сказанное выше, именно так. Не военные, а прямо таки, психологи-экстрасенсы.

Но вернемся к прямому начальнику Исакова, которого он никак не хотел называть. Читатель, наверное, подумал, что это Николай Герасимович Кузнецов? Нет, Кузнецов был непосредственным начальником Ивана Степановича Исакова. Наркомат ВМФ организационно входил в структуру наркомата обороны и Николай Герасимович Кузнецов, как нарком ВМФ был заместителем наркома обороны. Таким образом, прямым начальником Исакова был сам нарком обороны Семен Константинович Тимошенко. Вот кому докладывал Иван Степанович «о совершенно очевидных симптомах подготовки немцев к войне и близком ее начале». Но, ведь, мог же, Исаков пойти сам к Сталину и доложить, как сделал это «за две недели до войны»? Почему же не пошел? Потому что не хорошо прыгать через голову своего начальства. Пришлось идти к Тимошенко. Тому, видимо, не понравилась горячая напористость представителя солнечной Армении и наверху решили (может уже и в Ставке?), что будет лучше, если надоедливый Иван Степанович немного отдохнет от работы в Москве. Пусть поедет на учения Черноморского флота. Там, ласковое море и жаркое солнце. А то, везде, носится, со своей боевой готовностью по флоту и поднимает, никому не нужную шумиху по данному вопросу. Так будет спокойнее всем, и в Генштабе, и в Главном морском штабе.

Что «начудили» в Главморштабе, при отсутствии Исакова, нам уже известно из горестных воспоминаний Головко и Платонова. Хотя фамилия Исакова фигурирует в воспоминаниях Арсения Григорьевича. Оно и понятно. Какую роль играл маршал Тимошенко, по первым дням войны, читатель знает из предыдущих глав.

В данном интервью опубликованным Симоновым, есть небольшой рассказ о том, как Исаков, однажды, шел вместе со Сталиным по Кремлю и тот сказал такую зловещую фразу, имея в виду кремлевских охранников:

«Заметили, сколько их там стоит? Идешь, каждый раз по коридору и думаешь: кто из них? Если вот этот, то будет стрелять в спину, а если завернешь за угол, то следующий будет стрелять в лицо. Вот так идешь мимо них по коридору и думаешь…».

Исаков сказал Симонову, что «этот случай меня потряс». И не только его, но и любого, кто прочитает эти строки. Вот так, порядочек был в Кремле, подумает читатель! Сам Сталин (!) опасался за свою жизнь. Кстати, он же, читатель, может и поинтересоваться: «А в какие годы произошел этот разговор?» Симонов, вроде, со слов самого Исакова уверяет читателя, что это было еще во времена свирепого Генриха Ягоды, то есть в середине 30-годов, после убийства Кирова. Такая, мол, царила атмосфера в Кремле. Но это, не совсем так.

В 1967 году Иван Степанович дал единственное и последнее интервью перед смертью своему соплеменнику Леониду Гурунцу. Маленький рассказ армянского журналиста так и называется «У адмирала Исакова». Леонид Гурунц, почему-то, не с особой симпатией относился к вождю, поэтому в тексте читатель не встретит восторженных эпитетов в адрес Сталина. Тем более, стоит с определенным доверием отнестись к изложенному материалу.

«Я знал, что Сталин хорошо относился к Ивану Степановичу, и хотелось узнать, что он думает о вожде. Иван Степанович не сразу ответил на мой вопрос.

— Давайте лучше попьем кофе, — сказал он. Жена его принесла на подносе две чашки, и мы принялись пить молча, обжигаясь, маленькими глотками. Мне казалось, что адмирал откажется от разговора о Сталине, и после кофе решил переменить тему. Но Иван Степанович начал рассказывать.

— Я встречался со Сталиным сорок два раза…

— Сорок два раза? И все сорок две встречи помните? Не больше и не меньше? — спросил я.

Иван Степанович грустно улыбнулся.

— Мы с Кузнецовым и уцелели потому, что разгадали его характер… Человек он был знающий, — продолжал адмирал, — мы с ним разговаривали по делу как со специалистом, и он во многом разбирался. Но Сталин и нам не верил. В разговоре вдруг возвращался к беседе, которая произошла три — четыре года назад, задавал те же вопросы. Надо было вспомнить и ответить так же, как тогда. Мы с Кузнецовым вели записи о наших встречах. Прежде, чем идти к Сталину по вызову, мы вызубривали вопросы, которые были заданы нам при последней встрече, при предпоследней…

Однажды он вернулся к разговору, который имел место чуть ли не десять лет тому назад. Я сказал то же самое, что десять лет назад. Сталин улыбнулся в усы: “Слово в слово повторили, ничего не забыли”. Я спросил у адмирала, можно ли посмотреть эти записи. Иван Степанович замешкался с ответом.

— Я их сжег, — сказал он, — в годы Хрущева. Он не очень миловал нас, меня и Кузнецова. Не хотелось, чтобы эти записи попали в его руки».

Что значит, по отношению к Сталину: «верил — не верил»? Верить, просто, как человеку — это одно. Сталин и относился с Исакову хорошо, о чем и подтвердил сам Гурунц. Другое дело, доверять, как специалистам, государственным людям — это другое. Сталин обладал феноменальной памятью, которую развил в процессе длительной работы. Он задал вопрос Исакову, как тот говорит, десятилетней давности, и получил ответ его удовлетворивший. Сталин проверил Ивана Степановича, насколько тот помнит существо дела? Только и всего. Согласитесь, как бы выглядел Исаков в глазах Сталина, если бы дал иной ответ? Человеком, который не твердо знает свое дело. В какой мере можно доверять компетенции такого специалиста? Сомнения такого рода, всегда были присущи Сталину, как руководителю государства. Иного, как говориться, и не дано.

Да, но не худшей памятью, надо полагать, обладал и сам Исаков, коли помнил, о чем его спрашивал вождь десять лет назад?

Теперь к вопросу о записях. Так кто же больший тиран-деспот? Сталин, при котором Исаков безбоязненно вел записи или Хрущев, при котором эти записи о прошлом пришлось уничтожить? В какое же время Исаков испытывал больший страх за свою жизнь? И кстати, а вел ли он дневниковые записи при Никите Сергеевиче?

«Сталин не был ни профаном, ни дилетантом, — продолжал адмирал Исаков. — О чем бы ни шел разговор на заседаниях, во всем он основательно разбирался и вносил свои дельные коррективы. И не знал усталости! Заседание могло длиться четыре — пять часов! Однажды оно затянулось, и конца не было видно. Сталин хотел начать обсуждение нового вопроса, которое могло занять еще несколько часов, но вдруг, улыбнувшись, сказал мне: