Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов - Филип Дик

— Вы родственники? — спросила она, взирая на него уже из–за стойки.

— Нет, — раздраженно сказал он.

— Я подумала, может, он ваш родственник, может, ваш старший брат. — Нервно посмеиваясь, она полезла куда–то под прилавок и достала записную книжку. — Здесь есть несколько хороших докторов… Одну минутку. — Она перелистывала страницы.

Из задней двери появился ее муж, тощий, угрюмый тип, похожий на уроженца Оклахомы.

— Это для чего? — спросил он у Брюса. — Чем он болен?

— Я не знаю, что с ним такое, — сказал тот. — Что–то хроническое. — И, поскольку оба они так и пожирали его глазами, добавил: — Я не очень хорошо его знаю; это деловое знакомство.

— Вам бы лучше выяснить, что это такое, — сказал оклахомец. Его жена кивнула.

— Думаю, вы правы, — сказал Брюс.

— Пойдите и спросите у него, что с ним, — велела хозяйка. Они переглянулись, и она добавила: — Узнайте у него, заразно ли это, хорошо? — Они проследовали за ним до порога конторы.

— То, что это не заразно, я и так знаю, — сказал он. — Это почечная болезнь.

— Болезни почек тоже бывают заразными! — крикнул ему вслед мужчина, стоя в дверном проеме конторы.

Направляясь к домику, Брюс слышал, как они тихонько переговариваются у него за спиной.

Наверное, скажут нам, что если он здесь останется, это будет противозаконно, подумал он. Наверное, заставят нас съехать.

Есть, конечно, и другие мотели. Если Мильт не настолько плох, что его нельзя транспортировать.

Ему не очень–то хотелось входить в домик, и он остановился на крыльце. По шоссе одна за другой проносились машины. Оттуда, где он стоял, не было видно их колес; казалось, что они просто скользят. Как металлические игрушки, которые тянут на веревочке по мостовой, все быстрей и быстрей. От этого зрелища ему стало не по себе, и он открыл дверь.

— Привет, — пробормотал Мильт, по–прежнему лежавший в постели.

— Ты не подскажешь, как бы мне связаться с Кэти? — спросил он.

— Зачем?

— Хочу спросить у нее совета.

— Она ничего не сможет тебе сказать. Неужели ты думаешь, будто я не знаю, что со мной такое?

Они долго спорили, и в конце концов Брюсу удалось узнать, в каком отделе муниципалитета Покателло работала Кэти — в отделе городских налоговых сборов.

— Я не хочу, чтобы ты ей звонил, — сказал Мильт, привставая на кровати. По его лицу теперь было видно, что он начал испытывать сильнейшую боль; под глазами у него набрякли мешки, прорезанные извилистыми складками.

— Я отлежусь, и все будет нормально. Мне просто какое–то время надо не вставать с постели.

— Скажи мне, что именно с тобой такое.

— Нефрит, — сказал Мильт. — Это из–за скарлатины, которой я переболел в детстве. Брайтова болезнь, так ее обычно называют.

— И насколько это у тебя серьезно?

— Наступает и проходит. Что меня достает, так это боли в спине, охренеть какие. И сделать ничего нельзя. Так что не звони Кэти. И не беспокойся. Мы будем в Сиэтле к завтрашнему вечеру. — Он снова опустился на кровать, положив руки по бокам.

— Ты уверен, что тебе не надо что–нибудь купить?

— Ступай и купи себе какой–нибудь завтрак.

Брюс вышел из домика и побрел куда глаза глядят, через поле, вдоль огороженного пастбища, где пара лошадей пощипывала траву. В воздухе пахло навозом и сеном. Земля крошилась у него под ногами, когда он наступал на нору какого–нибудь грызуна. Нагнувшись, он понаблюдал за работой больших красных муравьев. По шоссе в отдалении проносились машины.

Однажды в июле у него случилась поломка возле городка Уэндовер, штат Невада. Съехав на обочину, он возился с лопнувшим маслопроводом с десяти утра до половины второго дня, хотя все это время знал, что у него нет никакой возможности его починить. Он просто пытался показать водителям проезжавших мимо машин, что все в порядке, что скоро он снова вернется на дорогу. Все это время он стоял спиной к дороге, спрятав голову под капотом, кипя от стыда и ярости, но надеясь, что ни одна из машин не остановится. В конце концов из Уэндовера появился какой–то буксир, и водитель, заметив его, доставил машину в гараж. Почему он испытывал такое чувство вины из–за того, что застрял на обочине? Не знаю, думал он сейчас. Не знал он этого и тогда. Но вот он снова застрял, и на гораздо более длительное время. Случилось то, чего он больше всего боялся.

Не думаю ли я, что они надо мной смеются, спросил он у самого себя.

Как старик Агопян, подумал он, когда я покупал коробку «Троянцев». Все они в таких случаях так и прутся.

Вспомнив об этом, он покраснел.

Господи, подумал он, что в этом смешного? Все равно ведь каждому рано или поздно приходится их покупать. Пока не женятся, а потом женщины покупают нечто взамен, продающееся в тюбиках. Больше похожее на лекарство.

Однажды он видел цветного мальчишку, который нашел выброшенный презерватив, вероятно, в канаве. Негритенок надувал этот кондом, как воздушный шарик.

Господи, и ведь он, вне всякого сомнения, был использованным! Брюс не знал, смеяться ему или испытывать отвращение. Или выбить его из рук мальчишки. Так или иначе, он пошел дальше с невозмутимым видом, как будто ничего не заметил.

Это и в самом деле было смешно.

Разве не рассмеялся бы любой прохожий, случись ему такое увидеть?

Мне действительно надо выбраться отсюда, подумал он. Даже если бы Мильт был моим кровным родственником, как решила хозяйка мотеля, мне все равно пришлось бы уехать.

Но, конечно, было бы гнусно оставить его здесь одного. Кто–то должен быть рядом с ним.

Он снова пересек поле и прошел в контору мотеля. Хозяйки и ее оклахомца–мужа нигде не было видно. Рядом с таксофоном он положил листок с номером Кэти и бросил в прорезь автомата десятицентовик. Телефонистка сказала ему, сколько надо добавить, и он опустил нужное количество монет. Его соединили. Ответила какая–то женщина, не Кэти. Он попросил миссис Гермес и чуть погодя стал говорить уже с ней.

— Это Брюс Стивенс, — сказал он.

— Как он? — спросила Кэти без паузы, сразу поняв, почему он звонит.

— Лежит в постели, — сказал он. — Вымотался.

— Как далеко вы добрались?

— Очень далеко. — Он уже знал, что они были в Вашингтоне, неподалеку от города Паско. — Но теперь остановились в мотеле. Переночевали. До утра я не осознавал, в каком он состоянии. Я помню, ты меня предупреждала, но это все–таки случилось. Что скажешь?

— Я ничего не могу сделать, — сказала она.

— У тебя же его машина. Ты могла бы выехать сюда после работы. — Он начал объяснять ей, как найти мотель, но она его перебила:

— У меня нет ключа. Я бросила его Мильтону.

— Он на подъездной дорожке, — сказал он.

— Его там нет, — возразила она. — Я искала сегодня утром, но не нашла. Даже на работу опоздала, потому что очень долго все там обыскивала.

— Я знаю, что он там, — настаивал Брюс. — Потому что Мильт его не поднимал.

— А я знаю, что его там нет.

— Тогда, может, на автобусе? — сказал он.

— Нет.

— Мне надо ехать в Сиэтл. Улаживать то дело.

— Вы серьезно? Вы что, в самом деле уедете, бросите его одного, когда он болен и пластом лежит в мотеле?

— Придется, — сказал он. И, не дождавшись ответа, добавил: — Это все–таки моя машина.

— Ну есть, есть у меня ключ от «Мерседеса»! — призналась она, что нисколько его не удивило.

— Тогда выезжай, — сказал он и выдал ей длинный и сложный список указаний по маршруту.

— Это займет много времени, — сказала она капризным, взбалмошным тоном. — Я не смогу проехать такое большое расстояние за один раз. Мне придется останавливаться; думаю, что никак не раньше послезавтра. Придется договориться на работе о нескольких днях отпуска. Даже не знаю, дадут ли их мне. Значит ли это, что до послезавтра он будет один? Или вы с ним останетесь, пока я не приеду?

— Я должен ехать прямо сейчас.

Едва не плача, она сказала:

— Тогда мне нет никакого смысла ехать. Что, если вы его бросите, а потом, пока я буду туда добираться, он тоже уедет?

— Он не сможет уехать, потому что у него нет машины.

— Это так, — сказала она. — Нет, — решила мгновением позже. — Не буду я этого делать. Вы сами должны с ним остаться. В конце концов, это вы виноваты. — В телефоне клацнуло. Она положила трубку.

«И что же теперь мне делать?» — спросил он себя, вешая трубку. Позвонить ей снова? Но по телефону мне ничего не добиться, я не могу заставить ее приехать сюда ни на машине, ни на автобусе. Если она не хочет ехать, то это все. А когда она сказала, что я сам виноват, то была совершенно права.

Но я не понимаю, почему она не может приехать, подумал он. Я–то полагал, что она сразу же прыгнет в машину и поедет. Разве она не колесила той ночью по всему Покателло, ища для него апельсиновый сок? И эту машину легко вести. К тому же она хорошо с ней знакома.