Тайный советник вождя - Владимир Успенский

— Он воевал на западе, он воевал на востоке, его хорошо знают наши боевые летчики. Человек он добросовестный и надежный. Помню, как осенью сорок первого года он позаботился о нашей безопасности. Мы тогда поругали его, но по-своему он был прав, совершенно прав… Давайте назначим его.

Бывший кавалерист Павел Федорович Жигарев возглавил мощную воздушную армаду нашего великого государства, распростершегося от Атлантического до Тихого океана. Огромное небо открылось ему. На плечах Жигарева засияли золотые погоны главного маршала авиации.

Определимся по времени: самый разгар ноябрьского наступления немцев на Москву. Иосиф Виссарионович, колебавшийся на грани психического срыва, успешно преодолел эту грань, был здоров, дееспособен, энергичен. Его внимание, как и внимание Жукова, было приковано к тому, что происходило в Подмосковье. Северная большая клешня немцев представлялась наиболее опасной. Возле Истры, Солнечногорска, канала Москва-Волга фашисты подошли к пригородам столицы, наращивали здесь свои удары. Казалось, именно на Ленинградском и Волоколамском шоссе у Рокоссовского решается вопрос: быть или не быть? Да, решался, но не более чем на некоторых других направлениях. Увлеклись там немцы, ободренные успехами, бросали в бой последние силы: вот она — Москва, рядом совсем. Для Сталина, не очень-то опытного в военных делах, для конкретномыслящего Жукова это был не самый плохой вариант. Держи врага и накапливай резервы, что, как мы знаем, и делалось.

Стоявшая против центра Западного фронта немецкая 4-я полевая армия все еще залечивала раны, полученные при контрударе Белова, и только приступала к решительным действиям. На южном крыле, возле Тулы, тоже было полегче. Впрочем, не знаю, кому как, а мне тошно бывало при одном упоминании о Гейнце Гудериане, наиболее умном и дерзком фронтовом генерале противника. В памяти стремительные броски его танков во Франции, рейд через всю Польшу. Да и у нас: внезапные прорывы на Минск, Киев, Орел, в значительной мере определившие ход летне-осенней кампании. 2-я танковая армия Гудериана и теперь была сильна, но считалось, что она завязла под Тулой, пытаясь окружить и захватить этот город.

Не вся, впрочем, армия была скована. Ее подвижные соединения продолжали медленно продвигаться на северо-восток и восток в общем направлении на Каширу, Рязань. Но боеспособность этих соединений заметно снизилась. Наша разведка перехватывала прямо-таки мольбы о помощи, адресованные высшему командованию. Кончилась для фашистов сравнительно легкая война. Немцы жаловались на вшивость, на холода, на отсутствие зимнего обмундирования (112-я пехотная дивизия почти полностью переоделась, используя запас теплых вещей, захваченных на наших складах, но не всем дивизиям так повезло). Перед запуском двигателей немцам приходилось разогревать их, так как горючее замерзало, а смазка густела (но в таких же условиях находились и мы, только двигателей у нас было поменьше). В трех танковых дивизиях Гудериана осталось около 600 танков, примерно половина. В моторизованных дивизиях процент еще ниже. В передовом ударном отряде полковника Эбербаха — 50 танков. По нашим тогдашним понятиям это много, но немцы считали иначе.

Успокаивало вот что. Нам удалось создать довольно многочисленную группировку, преграждавшую путь Гудериану. Называли ее по-разному: веневский боевой участок, венсвская группа войск. По наименованиям солидно: 413, 294, 173-я стрелковые дивизии, 31-я кавалерийская, 108-я танковая дивизии, 11-я и 32-я танковые бригады, несколько отдельных танковых батальонов, артиллерийские дивизионы. Карта района Венева испещрена была номерами частей и соединений. Психологически это действовало. Неужели такая группировка не отразит натиск двух-трех немецких дивизий?! Но ни в Ставке, ни в Генштабе тогда, при быстро менявшейся обстановке, не имели точных данных о состоянии перечисленных войсковых единиц. А состояние после многочисленных боев было плачевное, как выяснилось потом при расследовании. В веневской группировке номеров соединений и частей было едва ли не больше, чем личного состава. 299-я стрелковая дивизия насчитывала менее 800 человек, одну десятую штата: батальон, а не дивизия. В 11-й и 32-й танковых бригадах, вместе взятых, имелось всего три десятка устаревших легких танков. Туда, правда, должна была подойти полностью укомплектованная 239-я стрелковая дивизия, только что прибывшая с Дальнего Востока, но не успела.

Генерал-полковник Гейнц Гудериан еще раз, и теперь уже последний раз, проявил на восточном (для немцев) фронте свои недюжинные способности, хотя действовал не столько по собственному желанию, сколько по настоятельному требованию Гитлера. Медленно ползла и ползла южная большая клешня Гудериана, оттесняя наши войска, нащупывая удобное место для решающего удара. И вот 23 ноября всей своей мощью обрушилась на нашу веневскую группировку, обходя ее с двух сторон и рассекая наступлением в центре. Короче говоря, на следующий день, менее чем через сутки, эта группировка перестала существовать. Она пыталась сопротивляться, но была разгромлена, рассеяна, много людей попало в плен. Гудериан открыл себе путь на Рязань, к нашим важнейшим коммуникациям, связывавшим Москву с юго-востоком и востоком страны, по которым поступали резервы, шло горючее, продовольствие. Но еще страшнее было другое. Выполняя личный, приказ Гитлера, танки Гудериана, не встречая противодействия, двинулись на Мордвес, в сторону Каширы, чтобы захватить переправы через Оку. А дальше — хоть на Ногинск, чтобы замкнуть кольцо вокруг нашей столицы, хоть прямо на Москву: немцы знали, что на этом пути у нас, у русских, нет никаких войск. Скорость продвижения определялась лишь наличием горючего, состоянием техники и дорог.

Воистину тяжел был понедельник, 24 ноября. В тот день немцы захватили Клин и Солнечногорск. Кавалерийская группа генерала Л. М. Доватора попыталась выбить противника из Солнечногорска, но сил не хватило, не получилось. Панфиловская дивизия под натиском вражеских танков оставила опорные пункты Рождествено и Алехново, отошла на восточный берег Истринского водохранилища. Плотину водохранилища взорвали не очень удачно, однако вода в реке все же поднялась, став дополнительной преградой на пути неприятеля. И в довершение всего — неожиданный, дробящий удар Гудериана на южном крыле Западного фронта. Было от чего нашему командованию потерять голову. К счастью, этого не произошло. В Москве работали довольно спокойно. Жуков латал дыры, снимая части и даже отдельные подразделения с менее опасных участков, и срочно на автомашинах, поездами, электричками перебрасывал туда, где было особенно скверно. Подчищал тылы, отправляя на передовую последние пушки, учебные подразделения, формируемые Западным фронтом резервы. Под метелку!

Нет, чрезмерного уныния, а тем более паники у нас не было. Уверенность объяснялась тем, что мы к тому времени имели кое-что в запасе. Дальновидный Шапошников придерживал в глубоком тылу довольно крупные силы, предназначенные для контрударов под Москвой. Готовились к переброске 1-я ударная армия, которой командовал знакомый читателю генерал-лейтенант В. И. Кузнецов, 20-я армия генерал-майора А. А. Власова и 10-я генерал-лейтенанта Ф. И. Голикова. Вводить эти армии в сражение намечалось в тот момент, когда противник начнет выдыхаться, и не частями, а целиком, чтобы добиться перелома событий. Ожидаемый момент еще не наступил, но Гудериан, черт бы его побрал, опять спутал нам карты. В кабинет Сталина прибыли срочно вызванные им Шапошников и Жуков. Выслушав краткие доклады того и другого, Иосиф Виссарионович подвел неутешительные итоги. Спросил Жукова:

— Сколько способен продержаться Рокоссовский при полном использовании всех возможностей?

— Двое суток гарантирую. Потом полное истощение. Войска правого крыла фронта измотаны до предела, в полках по двести, даже по сто человек.

— Держитесь до самого последнего бойца. Кое-что мы вам дадим из того, что есть в Москве. Но немного. — Иосиф Виссарионович оборотился к Шапошникову: — Что же мы будем делать, Борис Михайлович? Не пора ли тронуть Кузнецова и Власова?

— Вынуждены. Предлагаю с двадцать пятого ноября начать переброску войск Кузнецова из внутренних округов в районы Загорска, Дмитрова, Яхромы. Для войск Власова — Лобня, Сходня, Химки. Армию Голикова — в район Рязани. Голиков еще слаб, доукомплектовывать и вооружать будем в пути следования.

— Это еще сброд в шинелях, а не армия, — буркнул Жуков.

— Что есть, то и есть, время не терпит. Ко второму декабря Голиков закончит сосредоточение. Документация по трем армиям подготовлена.

— Улита едет, когда-то будет. Не опередят ли нас немцы? Наши в пути, а немцы в Москве, — сказал Сталин. В ответ Шапошников только руками развел, а Иосиф Виссарионович продолжал нетерпеливо: — Что с Мордвесом? Как под Каширой?