Число и культура - А. Степанов

Одним из первых образцов подобной системы стала Россия, в которой в 1917 г. наступил Великий Октябрь – третья по счету русская революция в эпоху масс. Всем известно, что она принесла с собой тоталитаризм.

В Германии в 1932-33 гг. происходит так называемая “национальная революция” (№3), кардинально перекроившая внутренне-политическую карту. Гитлеровский режим – второй яркий пример тоталитаризма.

“Поход на Рим” 1922 г. в Италии приводит к власти Муссолини – сходным образом, третья политическая бифуркация в истории страны (после революций 1848-49 и 1859-60 гг., “буржуазно-демократических”). Итальянский фашизм – очередной вариант продукта трех революций.

“Народная революция” 1946-49 гг. в Китае, в результате которой власть завоевывают коммунисты, Мао Цзэдун, аналогично, третья по номеру (после Синхайской революции 1911-13 гг., руководимой Сунь Ятсеном, и буржуазно-демократической революции 1925 г., поставившей к рулю Гоминьдан). По-видимому, не нуждается в доказательствах, что китайский коммунистический режим – тоталитарный.

У морального лидера всех революций, во Франции третьей по порядку была революция 1848 (две первые – Великая французская и революция 1830 г.). Уже в 1849 г. на выборах в Законодательное собрание победу одерживает реакционно-монархическая “Партия порядка”. В мае 1850 ликвидируется всеобщее избирательное право. 2 декабря 1851 г. президент Луи Бонапарт провозглашается императором, Наполеоном III. На фоне политических режимов ХХ в., возникших после третьих революций, возможно, не совсем корректно называть режим Второй империи тоталитарным: в ХIХ в. еще не сложились надлежащие “авангардистские” партии, на которых зиждется “настоящий” тоталитаризм. Но то, что Вторая империя стала предтечей последнего и по многим признакам (сочетание революционности с диктатурой, подавление политических свобод, исключение состязательности и разногласий) его предвосхищала, по-видимому, возражений не вызовет.

На основании сказанного и некоторых дополнительных соображений в книге “Число и культура…” был сформулирован вывод, что номер революции играет роль своеобразного детерминатива, определяющего наиболее общие черты политического режима, его семантическую окраску. Иллюстраций, вероятно, достаточно для статьи, а более подробная информация – в книге.

Теперь мы подходим к главному. С конца ХIХ – начала ХХ вв. качество массовости обретается и такой системой как мировое сообщество в целом. Об этом много написано: развитие коммуникаций, экономическая взаимозависимость, интенсификация обмена товарами и идеями… В данном случае основными бифуркациями, радикально изменявшими глобальное политическое устройство, послужили мировые войны. Какой режим сложился после двух мировых войн?

Устанавливается военно-политическое равновесие между двумя сверхдержавами, двумя лагерями – "Запад-Восток", – носителями альтернативных идеологий. Согласно структурному признаку это можно сравнить с двухпартийностью в отдельных государствах, скажем, в США и Британии. Формируется влиятельная ООН, резолюций которой стараются придерживаться все державы, – своебразный аналог “мирового парламента”. Сравнительно редкие нарушения международного права вызывают активный протест, а вообще-то оно поддерживается авторитетом и силой сверхдержав, становится общепризнанным. Невольно напрашивается сравнение с либеральным идеалом “правового государства”. Один из ключевых исторических лозунгов либерализма – право наций на самоопределение? – После Второй мировой войны наблюдается лавинообразное крушение колониализма, подавляющее большинство недавних колоний обретает суверенитет. Не правда ли, трудно воздержаться от вывода, что мировое сообщество в целом в отмеченные десятилетия отличало доминирование именно либеральных начал? А если дополнительно принять во внимание, что на фоне военно-стратегического паритета между капиталистическим и социалистическим лагерями очевидный перевес – по количеству государств-сторонников, экономическому потенциалу, моральному авторитету, влиянию – был все-таки на стороне Запада (Восток – лишь “оппозиция”), то впечатление об общелиберальности мирового климата в ту эпоху только укрепится.

Однако с конца 1980-х гг. в мировом сообществе начинается очередная глобальная трансформация, или бифуркация в текущей терминологии. Очередная – стало быть, третья по счету. Некоторые склонные к драматическим метафорам аналитики окрестили ее “третьей мировой”. Какой тип режима должен ей отвечать? – Теперь читателя, наверно, трудно сбить с толку: по всей видимости, следует ожидать качественного усиления авторитарных, или тоталитарных, начал.

И действительно, вместо двух сверхдержав остается одна – ср. с однопартийностью в отдельных государствах. С еще недавно авторитетнейшей ООН оказывается возможным уже не считаться – причем, добро бы, если пренебрежение выказывали какие-то маргиналы, но тут подобное “девиационное” поведение – со стороны ведущих и “просвещенных” держав. Центр принятия ключевых для мира решений на глазах перемещается в такой международно нелегитимный орган как “большая семерка” (“семерка с половиной”) плюс, конечно, НАТО – ср. узкий круг “посвященных” советского Политбюро, не обладавшего легитимными государственными полномочиями, однако самые важные решения кристаллизовались как раз в нем, тогда как парламенту (Верховному Совету) оставалось лишь “проштамповывать” то, что прописано до и помимо. Общепризнанное международное право? – В ходе стремительно изменяющихся условий его фундаментальные принципы рушатся один за другим, и становится, скажем, возможной карательная военная акция НАТО против суверенной Югославии. Что-то все это сильно напоминает, не так ли? Продукт третьей бифуркации в мире имеет очевидную склонность к повторению генетических черт режимов, пришедших вместе с третьими революциями в отдельных государствах.

Немаловажен и следующий аспект. В ряде стран революции под соответствующими номерами отнюдь не сразу, не одним скачком добиваются своих актуальных целей, а проходят через четко выраженные этапы. Границы переломов, переходы от одного этапа к другому носят название “подбифуркаций”. Это, полагаю, ясно: в рамках, допустим, третьей бифуркации происходят подбифуркации № 1, №2 и т.д. Так вот, закономерности последовательности подбифуркаций недвусмысленно повторяют таковые для “больших бифуркаций” (подробнее об этом – в книге).

Проиллюстрируем, о чем идет речь. По стопам третьей бифуркации – Великой Октябрьской революции 1917 в России – отнюдь не в одночасье устанавливается классический тоталитарный режим. Для наших целей не требуется изобретений, будем придерживаться того, что в Советском Союзе знали практически все. №1 – период “военного коммунизма”, №2 – НЭП, №3 – “Великий перелом” 1928-29 гг. Вслед именно за третьей подбифуркацией в СССР установилось то, что впоследствии было названо сталинизмом. Тогда как №2, НЭП, как известно, отличался заметным “либеральным” оттенком (разумеется, под однопартийным коммунистическим контролем, ибо рамочная бифуркация – третья по номеру, т.е. тоталитарная). В стране, пусть и в ограниченном объеме, возрождаются частная собственность, свободное предпринимательство, “главный теоретик партии” Н.Бухарин выкидывает лозунг “Обогащайтесь!”. В сфере культуры – одно за другим открываются частные и кооперативные издательства, выпускающие “произвольную”, далеко не всегда пролетарски-правильную литературу, в многочисленных клубах проводятся мероприятия, индифферентные постулатам официальной идеологии. Вторые и третьи подбифуркации очень похожи по смыслу и по характеру на бифуркации с теми же номерами.

Пока мы ничего не сказали о бифуркациях с номерами 1. Сославшись на книгу, на гл.2, ограничимся лишь немногим: первые революции – всегда не вполне последовательные по результатам и/или переменчивые, выглядят на фоне последующих “эклектическими”, смесью разнородных идеологических принципов. Во Франции Великая революция, начавшаяся под знаменами политического освобождения, разрешилась империей. Наполеоновский режим – уже, конечно, не былой феодальный французского королевства, но еще и мало походит на воплощение либеральной модели. В Британии после первой революции установилась диктатура Кромвеля, в Германии последствием революции №1, 1848 г., пусть не мгновенным, становится создание империи Вильгельма, в которой утверждены, однако, определенные политические свободы. В России в ходе революции 1905 г. высочайше дарован “Манифест”, учреждена выборная Государственная Дума, разрешена деятельность партий и общественных объединений, однако позвоночник абсолютизма не переломлен, выборы – сословные, полномочия Думы ограничены, до настоящих свобод еще далеко.