Число и культура - А. Степанов

Позиционировавшаяся как оппозиция тройка левых партий (КПРФ, ОВР, «Яблоко») направляла критические стрелы против консолидированного прокремлевского альянса (активно звучала тема борьбы за социальную справедливость, попранной «антинародным режимом», кремлевской «Семьей»). Тройка сил правых («Единство», СПС, ЛДПР) выражала поддержку Кремлю и видела в противниках объединение прокоммунистических сил, неспособных к конструктивной работе и даже зовущих страну в кровавое прошлое. Каждая из сторон, таким образом, воспользовалась в своей предвыборной риторике, сознательно или нет, по-прежнему кватерниорной конструкцией. А исторические предпосылки политической, идеологической четырехчастности сложились в России значительно раньше, еще в начале ХХ в. [Степанов 1992: 89-103].

Четырем ведущим силам, т.е. разновидностям партийных идеологий, вместе с многочисленной, как и везде, группой «неприсоединившихся» отвечает наличие пяти основных политических групп. Следовательно, – во имя стабильности, самосогласованности социально-политической системы, см. выше – точно таким же должно быть количество доктринальных классовых групп. В противном случае возникает целый ряд негативных процессов, которые, впрочем, также схватываемы моделью. Именно по этой причине выше рассматривалась именно пятеричная классовая идеологема.

Названная разновидность идеологемы, разумеется, не единственная из возможных, и в работе были рассмотрены и другие. Кроме того, анализу подвергнуты структурные свойства различных классовых идеологем в общекультурном контексте.

– ------------------------------------------------------------------------------------------------

Ильичев Г. 2005. «Доведете – вилы в руки возьмем!». – Известия. №29.

Тимофеева О. 2004. Как повысить пенсию до трех тысяч евро. – Известия. № 217.

Тихонов А. 2004. Бедность как норма. – Известия. № 176.

Степанов А.И. 1992. «Прекрасная политика» // Логос: С.-Петербургские чтения по философии культуры. Кн.2. СПб. С. 89 – 103.

Степанов А.И. 2004. Число и культура: Рациональное бессознательное в языке, литературе, науке, современной политике, философии, истории. М.

Что, собственно, произошло 11 сент. 2001 г.?

Умозаключений о случившемся столь же много, сколь практически любое из них мало может устроить, за исключением, пожалуй, пары простых утверждений, мгновенно превратившихся в общее место: последствия террористического акта самым непосредственным образом коснутся всего мирового сообщества и что началась совершенно новая эпоха.

Кто знаком с книгой “Число и культура. Рациональное бессознательное в языке, литературе, науке, современной политике, истории” хотя бы до второй главы, в объяснениях смысла события, вероятно, уже не нуждается, и эта статья адресована в первую очередь тем, кому еще не удалось ознакомиться. Поэтому предварительно придется обрисовать контуры главных тезисов.

Что управляет современными социумами? Как известно, общества современного типа отличаются массовостью и относительной образованностью. Качество массовости (“эпоха масс”, т.е. период, когда главным творцом истории становятся миллионы) означает, что причины основных социально-политических процессов лежат в поведении этих масс и, что особенно важно, их эмоциях и представлениях. Широкие общественные движения, по крайней мере в течение последних столетий, подчиняются идеологиям, неся в себе собственные оправдания и объяснения. Свойство же относительной образованности – тривиальный факт обязательности школьного образования, даже в неразвитых странах.

Что прежде всего изучается в школе? – Арифметика и письмо, т.е. науки, которые – само воплощение простейшей рациональности. Рациональности в подавляющей части элементарно-математического – если угодно, “архаически-математического”, схваченного, самое позднее, античностью – типа: использование условных обозначений (например, для звуков – буквы, для количеств – цифры), счет, элементарные комбинации, подчинение строгим правилам и т.д. (подробнее об этом см. раздел “Вместо Предисловия, или Новое бессознательное”). Превалирование “математикообразных” дисциплин (помимо арифметики, алгебры, геометрии – физика, химия, даже грамматика…) характерно для всего школьного курса. Освоение каждым из нас подобных истин и операций продолжается на протяжении лет, вдобавок в самом нежном и восприимчивом возрасте, когда складываются первые и наиболее прочные представления об окружающем мире и о самом себе.

Многое из пройденного в школе впоследствии забывается, но школьные годы не пропадают бесследно, и сам характер упомянутых мыслительных операций, имманентные критерии “верности и неверности” (“логичности”) остаются неотменимыми – независимо от страны, где мы живем, нашей национальности, пола, профессии, социального положения, политических убеждений, конфессии. В этом мы все одинаковы, и ни одна из идеологий, ни одна из сколько-нибудь значимых общественных мотиваций не в состоянии пренебрегать простейшими рациональными истинами, а напротив, волей-неволей опирается на них, из них исходит (в противном случае ей никто не поверит и не станет ей руководствоваться в практических действиях) .

На основании этого в книге было сформулировано понятие рационального бессознательного, коллективного по природе, оно и было предложено на роль ведущего регулирующего механизма в современной культуре, социальной организации, политике. Системы, все члены которых по отдельности и все вместе подвержены силе простейших логических законов, в свою очередь можно исследовать посредством элементарно-математических методов – здесь метод анализа и его предмет идентичны.

Одним из выражений упомянутого рационального бессознательного служит формообразующее значение количества политических революций (“бифуркаций”), которые пережил в своей истории тот или иной массовый социум. Дело в том, что знание о наличии этих революций в своем собственном обществе, значит, подспудно и об их их количестве, является общим достоянием этого общества, также налицо и ставшая нашей второй натурой готовность подчиняться обязательным следствиям из факта того или иного количества. Как это сказывается на характере социума, являющегося продуктом соответствующего числа революций, на его, если угодно, “семантической окраске”? – Такому вопросу посвящена вся вторая глава (“Революции, “революции”, общество”), приведем несколько положений.

Вот примеры массовых социумов, прошедших через две политические бифуркации. Великобритания до сих пор пребывает под знаком двух революций – Великой английской и “Славной”. Аналогично со США – Война за независимость, послужившая, согласно единодушному мнению историков, одновременно и антифеодальной революцией, и Гражданская война, в рамках которой решались ключевые вопросы социально-политической жизни страны: территориальное единство, отмена рабства, выбор индустриального или, напротив, аграрного (“плантационного”) пути развития. Оба государства почитаются в качестве образцово либеральных.

В России второй по счету была Февральская революция 1917 (после революции 1905-07 гг.). “Буржуазно-демократическая” в марксистской терминологии, она, несомненно, утверждала либеральные начала: непререкаемость частной собственности, гражданские свободы, многопартийность, подготовка к созыву Учредительного собрания, которому предстояло разработать первую конституцию.

В Германии вторая по номеру – Ноябрьская революция 1918 г. (после революции 1848). Свергнута монархия, учреждена Веймарская республика, страной управляет многопартийный парламент, цветет риторика самых разных сортов. Это ли не либерализм?

У современной Японии за спиной также две основных политических бифуркации: революция Мэйдзи исин 1867-68 гг. и проведенные после Второй мировой войны столь глубокие социально-экономические и политические реформы (в частности, отстранен от реальной власти император), что они равны по значению революции, второй революции. Кто скажет, что нынешняя Япония – не либеральная страна, пусть и с восточным колоритом?

Для краткости ограничимся только этими примерами. А что происходило с общественными системами после трех революций?

Одним из первых образцов подобной системы стала Россия, в которой в 1917 г. наступил Великий Октябрь – третья по счету русская революция в эпоху масс. Всем известно, что она принесла с собой тоталитаризм.

В Германии в 1932-33 гг. происходит так называемая “национальная революция” (№3), кардинально перекроившая внутренне-политическую карту. Гитлеровский режим – второй яркий пример тоталитаризма.

“Поход на Рим” 1922 г. в Италии приводит к власти Муссолини – сходным образом, третья политическая бифуркация в истории страны (после революций 1848-49 и 1859-60 гг., “буржуазно-демократических”). Итальянский фашизм – очередной вариант продукта трех революций.