Ещё вчера… - Николай Мельниченко

Вред или польза действия

обусловливаются совокупностью

обстоятельств.

В Белушьей все происходит на удивление быстро. Все, кто ставит печати, выдает деньги и дает разрешение на вылет – сидят на месте и выполняют наши просьбы без промедления. Все, кто может поставить палку в колесницу нашего движения – блистательно отсутствуют. Нет Френкеля, Шапорина, Демченко. Да мы и не ищем встреч с ними на свою голову: всегда у них найдется кое-что для нашей перезагрузки. Нейтрализован теплолюбивый Циглер.

И вот все бумаги получены, все печати на них крепко стоят на нужных местах. Мы свободны, как мухи! Немедленно устремляемся в Главные Воздушные Ворота Новой Земли – Рогачево, расположенное в десятке километров от Белушьей.

Здесь нас ожидает полный отлуп. В диспетчерской сообщают, что уже давно "нет погоды", что в Амдерме сидят и не могут прилететь сюда целых восемнадцать бортов. Это у них такое слово "борт". Они так уменьшительно называют не обломок самолета, а целый самолет. Наверное, – чтобы не говорить "самолетик".

Но все равно: ни бортов, ни самолетов, ни самолетиков – нет. А вот погода, на наш взгляд, – есть, хотя и не очень хорошая. Слава Богу, есть еще и офицерская гостиница, где нас принимают. Находим там еще одного страдальца из нашего УМР – Короткова. Слава здесь успешно загорает и безуспешно пытается улететь уже больше недели. Кутим простыми чаями: больше здесь ничего нет. На Земле действует жесткий сухой закон, который довольно успешно смягчается обильными антиобледенительными мероприятиями авиации и тщательным промыванием оптики в науке и на флоте. Но мы – отрезанные (или – оторванные) ломти (или – локти), и пробавляемся только чайком. Самое непривычное занятие для нас – убивать время. Убивать то драгоценное время, которого нам еще несколько дней назад так не хватало.

Спим часов до пяти утра. Больше не можем. Завтракать еще рано, все закрыто. Все нормальные – спят. В том числе – Слава Коротков. Решаем с Левой идти на озеро. Выходим. Туман. Конечно, лететь невозможно в этой белой мути. Надо для очистки совести все же зайти в диспетчерскую. На наш молчаливый вопрос дежурный капитан так же молча разводит руками. Мы понуро возобновляем движение к озеру.

Внезапно некое дребезжание воздуха заставляет меня остановиться. Пока препираемся с Левой, чтобы это могло быть, уже явственно различаем звук самолета. Бросаемся в гостиницу, хватаем чемоданы и еще не совсем проснувшегося Короткова, и несемся к ВПП. Именно взлетно-посадочная полоса и составляла тогда аэропорт. Из тумана, ведомый неизвестно какими приборами, выныривает Ил 14. Самолет не глушит двигатели, к нему подъезжает машина, что-то сгружает. Мы по полю, с чемоданами, несемся к самолету.

– Ребята!!! В СССР??? Возьмете???

Один из летчиков машет рукой к еще открытой двери самолета:

– Давай быстрей! Взлетаем!

Самолет немного покатался по полосе, развернулся, взревели моторы, короткий пробег "по кочкам". Мы в воздухе и куда-то даже летим. Сидим на откидных алюминиевых стульчаках, расположенных вдоль бортов. Выходит один из летчиков, спрашивает как на такси: куда нам надо?

– Да куда угодно, – вопит Слава Коротков. – Лишь бы в СССР!

– Летим в Пушкин. Это под Ленинградом, – докладывает нам летчик. Тут уже радостно кричим все трое и пожимаем летчику обе руки. Мы питерские, нам туда и надо!!!

Летчик сообщает, что будет посадка с дозаправкой в Архангельске. Ребята, да как вам будет удобно, лишь бы лететь! Летчик смеется и подвигает к нам брезентовые "одеяла", называемые чехлами:

– Это будете накрываться: холодно!

Какой там холод! Нам еще жарко от недавних пробежек и нежданно привалившего счастья! Летим! Через короткое время начинаем понимать, что дрожит не только фюзеляж самолета, но и мы сами. Это военный грузовой самолет, нас окружает со всех сторон голый металл. Внедряемся в спасительный брезент: до Архангельска еще лететь и лететь. Самолет слегка болтает по вертикали: вверх – вниз. Летим, кстати, почти в сплошной облачности. При редких окошках в облаках внизу можно увидеть темно-синее море и ярко белые льдины. Это пролив Карские ворота. А может быть – пролив Югорский шар. А может быть и просто море: и корабли и самолеты здесь плавают и летают по неведомым маршрутам, обходя прямоугольники запретных зон.

Внезапно к привычному реву наших двигателей примешивается другой, непонятный, звук. Очередная воздушная яма продолжается что-то слишком долго. Мы падаем? Садимся? Почему? До Архангельска еще пилить и пилить.

Самолет вываливается из туч. Совсем близко земля. К счастью это бетонная ВПП, а не море или скалисто-болотистое бездорожье. Плюхаемся на спасительную полосу. На соседнюю полосу с ревом садится реактивный МИГ с закругленным носом.

Летчики через наш "салон" по лестнице покидают самолет. За ними и мы выползаем на свет божий из своих брезентовых коконов. Где мы? Оказывается, мы сели в Амдерме, где "загорают" остальные самолеты, не сумевшие прорваться в Рогачево. У нас отказал СРО – самолетный радио опознаватель. На запрос наземного радара этот прибор должен выдать секретный импульс "свой", дескать, я. А наш – молчал, как партизан на допросе. Виновата была такая же круглая фишка разъема питания, как те, которые и нам отравляли жизнь. Летчики шевелят, постукивают проклятый разъем: все начинает работать. Самолет взлетает без нас, но с нашими чемоданами. Все в порядке, все работает. Узнав, что наш самолет летит в Ленинград, летчик МИГа сажает к нам свою жену, которой туда очень надо. Однако взлететь мы не можем: теперь разрешение надо получать через Москву, что занимает около пяти часов. За это время скучающий летчик МИГа нам все подробно рассказал. После чего мы задрожали, к счастью – задним числом: мы должны были в это время уже кормить рыб в проливе Карские ворота. Воистину: не утонет тот, кому суждено окончить дни на виселице!

Наша посадка имела, оказывается, большую предысторию. За неделю до этого дня по всем Северам, над всеми нашими секретными объектами и полигонами, над всеми запрещенными на картах квадратами, – пролетел американский самолет-разведчик. Его, конечно надо было сбить или посадить. Но взять на себя ответственность кто-то не смог, кто-то побоялся. Пока шли запросы и доклады, дошедшие до самых верхов, пока прогревали двигатели истребители, – американец ушел, успев все сфотографировать и обнажить заодно импотенцию нашей ПВО. Скандал был огромный, с неприятными оргвыводами для многих начальников.

Известно, как у нас возрастают противопожарные мероприятия после большого пожара. Так вот эти мероприятия из Архангельска проводил сам начальник ПВО СССР (официально его называют не так). Требование вырисовалось для всей ПВО предельно простое: в небе надо сбивать все не наше – в любое время, на любой высоте.