Ещё вчера… - Николай Мельниченко

– Циглер уехал!!!

Заглядываю в штабную палатку – никого! Разбросанные обрывки бумаг и канцелярского мусора указывают на торопливость отбытия. Выскакиваю как ошпаренный. Осматриваю другие палатки и окрестности.

Циглер уехал на пирс, забрав весь последний транспорт!!! Мы можем остаться здесь, несмотря на все усилия!!!

– Рубить палатку! – это команда Щербаку.

– За аттестатом! – это Шабанину.

На разборку палатки наваливаются все матросы. Через 10 минут все разобрано, упаковано и перетащено на склад КЭЧ. Матросы и мичмана выстраиваются, обвешанные чемоданами и сидорами… У нас с Левой в руках тоже по два чемодана: были не на пикнике, и не в Африке! Мои приказы сразу для всего строя:

– Всем двигаться к пирсу как можно быстрее! Любой транспорт захватывать силой, и разворачивать туда. На пирсе корабль удерживать любыми средствами, пока не сядет последний человек из нашей группы. Все понятно? Вперед!

До пирса – около семи километров. Это для нагруженных матросов – больше часа движения. Надежда – на самых быстрых и на чудо.

Через полкилометра пути группа расслаивается: вперед вырывается около 20 человек, основная масса движется на расстоянии метров 50 за ними. Замыкает шествие человек 6, среди которых пожилой старшина Щербак и мы с Левой. С горушки наблюдаем картину, вселяющую надежду: навстречу, со стороны пирса движется неведомо откуда взявшийся самосвал. Матросы берутся за руки и перекрывают дорогу самосвалу. Он останавливается. Вот водителя силой вытаскивают из кабины, кто-то из матросов садится за руль. Самосвал разворачивается в обратную сторону. Кузов заполняют чемоданы и вещмешки, самосвал как рой пчел облепляют люди в черных шинелях, – все поместиться не могут, забрасывают в кузов вещи и продолжают двигаться дальше уже налегке. Самосвал уносится к пирсу: теперь нашему пароходу не дадут отбыть без нас!

Раз начавшись, чудеса уже не могут остановиться: сзади слышатся звуки еще одного автомобиля. Это большая рыжая водовозка, на нашем жаргоне – "канистра". "Канистра" передвигается какими-то непонятными рывками, но все же догоняет нас. Оказывается, что это мичман КЭЧ на досуге выехал, чтобы поучиться водить машину. Уговариваю его учиться в нужном нам направлении. Мы с Левой садимся на цистерну верхом, держа в каждой руке по чемодану, Щербака размещаем в кабине. Подбираем еще не поместившихся в первый самосвал матросов.

Вскоре наш самоходный ковчег спускается к кораблям в бухте. К пирсу пришвартована баржа, за ней гидрографическое суденышко нашего друга Сережи Филиппова, и только за ним стоит предмет наших вожделений – "большой охотник", на котором мы должны уйти.

Отдаю свои чемоданы, чтобы пропустить всех ребят и подняться на палубу последним. Однако на пирс спускается хорошо знакомый новый "Штирлиц" – дружественный монтажникам и лично мне, – капитан второго ранга Александр Котляр.

– Коля, вот тебе письмо от Шапорина. По распоряжению вашего командира части, ты должен людей по этому списку передать Шапорину в Башмачную. Туда сейчас идет капитан-лейтенант Филиппов, он их и заберет!

Я в изнеможении подпираю холодный борт баржи. Надо отдать ребят, которые проводили со мной последний штурм, и надеялись на скорое избавление. С другой стороны – они назначены в шапоринскую группу и для них служба не кончается. Могу только написать рапорт Шапиро, чтобы им дали поощрительный отпуск. И все же, и все же. Хватаюсь за соломинку:

– Саша, я не могу этого сделать: полчаса назад я выписал продаттестат один на всю группу!

Котляр слегка ошарашен:

– Как, разве тебе Циглер не сказал о Башмачной? Он же об этом знал! Что же теперь делать?

– Вот давай и спросим у этого Циглера: должен он хоть за что-нибудь отвечать?!

Вступаем на палубу "охотника" отдаем честь флагу. На палубе стоит Циглер, заложив руку за борт куртки, как, бывало, делал Наполеон. Брюки на нем уже нормальные, но куртку спецпошива с полковничьими погонами сменить он не торопился

– Монтажники, как всегда, опаздывают, – кривит он свои усики Чарли Чаплина. Мне в голову ударяет с полной силой не только моча, но и все остальное.

– А вы уже успели спасти свои яйца от перегрева в теплых штанах? О людях вы уже забыли? Вы, Циглер, не командир, и не офицер, вы – мудак соленый, **** моржовый! Таких, как вы, в восемнадцатом году я десятками ставил к стенке и из рогатки убивал! Спасаете свою шкуру и свои удобства? На людей вы болт кладете? Вот я сейчас отправлю матросов в Башмачную, и пусть они кормятся там за ваш счет, чтобы некоторые жлобы с деревянной мордой могли понять, что значит забота о людях! – я причащаю Циглера в полный голос и по полной программе, не скатываясь, впрочем, до панибратства и обращаясь только на "вы". Циглер остается стоять с открытым ртом и выпученными глазами, только лицо меняет цвета с красного на еще более красный.

Котляр оттягивает меня назад:

– Коля, успокойся, уймись, – решим мы этот вопрос!

На всю эту сцену с круглыми глазами смотрят матросы и офицеры БО, а также Сережа Филиппов: он никогда в жизни не видел такого общения старшего лейтенанта с полковником.

Лева с Котляром все-таки оттаскивают меня от Циглера. Мы быстро решаем вопрос с аттестатами: не уехавший еще мичман КЭУ переписывает аттестат на двух бланках. Капитан-лейтенант Филиппов дает мне торжественное обещание, что мои ребята на его корабле будут кататься, как сыр в масле. Я виновато прощаюсь с остающимися на гидрографе матросами. Остальные тоже уходят недалеко: всего лишь в Белушью. Но там хоть нормальная жизнь, а не монтажная палатка… Умом мои дорогие ребята все понимают. И все же, и все же…

Через полчаса выходим в море. Моих оставшихся матросов размещают в кубриках, мы с Левой сидим в кают-компании. Хочется осмотреть нашу Землю с моря, но большой охотник развивает такую скорость, что на палубе стает холодно…

Циглер придумал месть. Вдвоем со своим штабным писарем распаковали пишущую машинку, и издали приказ, где всем, кроме меня, объявлена его, Циглера, благодарность. Заботливо распечатанные для каждого копии приказа были почти торжественно вручены всем – всем, кроме меня. Как-нибудь переживу. В гробу я видел такие благодарности, от таких тупорылых фюреров… Он еще надеется меня ущучить, когда я приду в Белушьей подписывать командировку и форму 2. На мои опасения Котляр говорит:

– Нужно тебе это г…о? Пойдешь к Букину, он сейчас в сидит в Белушьей, и все сделает.

Капитан 2 ранга Михаил Михайлович Букин, не только "наука", но "ио" начштаба в/части 70170. Он нас всех знает, как облупленных, и с удовольствием ставит свою большую печать на наши командировки, по которым мы здесь же получаем "вторые" деньги. На форму 2 печать ставят также в штабе строителей 95001. При упоминании фамилии Циглера – морщатся. Видно, этой птице цену знают везде.