Закат Пятого Солнца (СИ) - Штаб Юрий

Многочисленные пироги ацтеков подплывали уже к самому месту битвы. Оставшиеся при отряде Сандоваля три корабля вряд ли смогли бы успешно сражаться против такого флота. Высокие борта давали хорошую защиту, но стрелков на палубах было слишком мало. Но здесь на стороне испанцев выступила сама природа.

Ветер, который с самого утра еле-еле гнал над водой туман, постепенно окреп. Он трепал верхушки плюмажей над ацтекскими воинами, клонил к воде камыш и теперь с легкостью наполнял паруса бригантин. Те заскользили по озеру навстречу вражеским лодкам. Сначала на одном корабле, затем и на втором рявкнула пушка, как будто озвучивая вызов на бой. Снаряды полетели в индейцев на дамбе, убив несколько человек. Ветер подхватил пороховой дым и тут же развеял его.

А бригантины помчались на скопление вражеских лодок. Их главным оружием была не артиллерия. Гораздо более крупные и тяжелые, чем самые большие пироги индейцев, суда на полном ходу врезались в ряды чужой флотилии. Идя на таран, они с легкостью топили и опрокидывали каноэ одно за другим. Некоторых ацтеков охватила паника. Увидав надвигающийся на них высокий нос корабля, они сами выпрыгивали из лодок, надеясь избежать столкновения и уцелеть.

Но индейцы тоже умели воевать. Из пирог, которые не попали под удар, на палубы судов летели многочисленные стрелы и дротики. Испанцы сначала не решались даже показаться над бортом и подставлять себя под этот шквал. И все же им приходилось рисковать. Бригантинам, прошив скопление лодок, нужно было возвращаться и нацеливаться для следующего удара. А для этого матросам следовало управлять штурвалом и парусами.

И корабли разворачивались и снова с разгона врезались в скопление лодок, которые, из-за своей скученности не могли уйти от столкновения. Упавших в воду ацтеков испанцы тут же кололи копьями. Хлопковые стеганки спасли большинство конкистадоров на палубах, хотя несколько человек все же погибло. Надежда Куаутемока разгромить врага с помощью флота потерпела неудачу.

Фернан видел все это лишь мельком. Он сражался на дамбе почти безостановочно. Лишь один раз он отошел назад, уступив место другому испанцу, когда стрела угодила ему в левое плечо. Хлопковый доспех смягчил удар, но полностью не защитил. Пришлось покинуть первый ряд солдат и уйти в тыл, чтобы перевязать рану.

Быстро наложив повязку, он вернулся, морщась от острой боли. Тем не менее, держать щит он мог и стремился снова вступить в бой. Навстречу ему кинулся индеец в ярко-красном костюме. Голову его защищал звериный шлем с торчащими вверх ушами, лицо выглядывало из разинутой зубастой пасти. Воин-койот — один из элитных бойцов, герой, захвативший немало пленников. Ацтек умело отразил удар испанца круглым пестрым щитом и тут же сам махнул мечом с обсидиановыми вкладками. Фернан столь же ловко прикрылся своей стальной роделой и, сделав ложный финт клинком, обошел чужую защиту и всадил острие прямо в распахнутую пасть койота.

Ацтек рухнул навзничь, разбрызгивая кровь во все стороны, но у Гонсалеса не было времени радоваться победе. Место сраженного занял другой индеец в бордовом хлопковом доспехе. Удары сыпались со всех сторон, на место убитых врагов рвались живые храбрецы. В глазах рябило от буйства красок. Слух тоже уже не улавливал отдельных звуков, которые слились в единый поток боевых кличей, воплей боли, лязга и стука. Лишь иногда доносился перекрывающий шум боя голос Гонсало де Сандоваля, который подбадривал своих солдат и велел держать строй.

Наконец ацтеки отхлынули. Грохот барабанов и низкий глухой рев раковин властно приказывал индейцам отступать. Испанцы, не веря своим глазам, застыли на месте, не имея сил для того, чтобы кинуться вдогонку. Фернан уперся острием меча в почву, пытаясь так найти хоть какую-то опору. Больше всего он сейчас хотел упасть. Земля манила его, притягивала с неодолимой силой. Напряжение боя ослабло и на него навалилась неописуемая усталость. Собрав волю в кулак, он устоял на ногах. Нельзя показывать врагу то, насколько он измучен! Пускай ацтеки думают, что конкистадоры готовы биться и дальше.

Гонсалес оглянулся по сторонам. Рядом стояли братья по оружию — испанцы и союзные индейцы, которые тоже проявили себя сегодня с самой лучшей стороны. Залитые с головы до ног своей и чужой кровью, усталые, но гордые сегодняшней победой. Лодки ацтеков давно отступили поближе к городу, туда, где бригантины не могли их преследовать из-за вбитых в дно свай. На сегодня победа осталась за корпусом Гонсало де Сандоваля.

«Хотелось бы знать, как сейчас обстоят дела на двух других дамбах, — подумал Фернан. — Надеюсь, солдаты Кортеса и Альварадо тоже празднуют победу»

Сандоваль тут же снарядил бригантину, чтобы отчитаться генерал-капитану о сегодняшней схватке. Прошло около двух часов и корабль вернулся с радостными новостями — отряды Кортеса и Альварадо тоже сумели отбить штурм.

Но совсем скоро испанцы поняли, что радоваться пока нечему. Ацтеки, ободренные тем, что чужая армия так резко уменьшилась в числе, яростно атаковали каждый день. И хотя узкие дамбы можно было оборонять даже небольшими отрядами, силы конкистадоров быстро таяли. Из столицы выступали все новые подразделения индейцев, многочисленные и хорошо экипированные. Они сменяли тех, кто уже успел вкусить горечь поражения. Свежие отряды шли в бой свирепо, искренне веря в свою победу. Испанцы неизменно отражали все атаки, но с каждым днем это становилось все труднее сделать. Среди них уже нельзя было найти хоть одного человека без двух-трех свежих ран.

Кортес понимал, что сейчас нельзя отступать. Вся империя ацтеков смотрит за этим противостоянием, чутко выбирая момент, чтобы примкнуть к тем, за кем должна остаться победа. Пускай покинувшие его союзники узрят, что испанцы продолжают борьбу. Стоит отказаться от осады Теночтитлана, и все окрестные племена, увидав такое проявление слабости, сразу же побегут мириться с Куаутемоком и выступят против конкистадоров.

Поэтому генерал-капитан личным примером вдохновлял подчиненных на борьбу. Он не только бился в первых рядах, но наравне с остальными таскал землю и бревна, заделывая проломы в дамбах, и ломал захваченные вражеские укрепления. Раньше испанцы по большему счету сражались, оставляя строительные работы союзникам. Теперь приходилось все делать своим руками. Но были и плюсы. Радовало лишь то, что уменьшившиеся отряды оказалось уже не так сложно прокормить.

Кортес работал, глядя на солдат. Он и сам не мог понять, за счет чего держались его воины. Изможденные ежедневными боями, после которых начинались утомительные работы по засыпанию провалов, испанцы и союзники совсем не отдыхали. Людей было слишком мало, поэтому каждому из них приходилось стоять по ночам в карауле.

«Куаутемок хитер, — думал между делом Кортес. — Это его пророчество, касательно нашей гибели через десять дней, может исполниться, причем без какого-то мистического объяснения. Если мы, лишенные помощи союзников, не сумеем продержаться означенное время, то получится, как будто истуканы, которым он молился, сказали правду…»

Усталость была самым страшным врагом. Эрнан Кортес продолжал верить в своих солдат. Они уже не один раз показывали, что предел их выносливости лежит где-то очень далеко, столь далеко, что ацтекам не под силу до него добраться. И потому он упорно сражался сам, не давал спуску подчиненным и с постепенно растущей в душе надеждой считал дни. А испанцы бились на дамбах и даже понемногу продвигались вперед.

И вот когда после предсказания жрецов Теночтитлана прошло уже двенадцать дней, генерал-капитан собрал союзных вождей.

— Друзья мои, — сказал он, обводя взглядом немногочисленных военачальников из Тлашкалы, Тескоко и прочих городов. — Все вы слышали пророчество ацтеков, которые сулили нам скорую гибель. Но вам хватило отваги остаться верными данному слову. Я горжусь тем, что у меня такие союзники. Теперь же я прошу вас отправить гонцов во все окрестные города, ко всем племенам, которые некогда поддержали нас, а затем сбежали. Скажите им, что слова идолов Теночтитлана лживы. Мы преодолели рубеж десяти дней, после которого нас, якобы, должна была постигнуть неминуемая смерть. Я буду снисходителен к тем, кто, раскаявшись, вернется к нам снова. Но всех прочих, что не захотят выступить на нашей стороне, я буду рассматривать как друзей Куаутемока. Пускай же не рассчитывают на мое расположение. Когда мы покорим столицу, то придет их черед раскаяться в своем предательстве.