Возвращение из Трапезунда - Кир Булычев

Плыть таким образом было нелегко, и Андрей уже готов был плюнуть на все и отправить чемодан на дно, как увидел, что на них надвигается нос шлюпки — это была шлюпка с миноносца, в которой было уже немало спасенных. К счастью, вода была теплой. Матросы сначала отказывались взять на борт переполненной шлюпки чемодан, но Иван Иванович кусался, вырывался из их рук, предпочитая сгинуть в пучине вместе с чемоданом. Пришлось вступиться Андрею, он сказал офицеру, который командовал шлюпкой, что в чемодане важные научные материалы. Лейтенант смилостивился. Чемодан был спасен.

Когда шлюпка подошла к миноносцу и надо было подниматься на его, такой низкий после борта транспорта, борт, Ивана Ивановича оставили силы — он лежал на дне шлюпки, прижимая к себе чемодан. Андрею пришлось вместе с чертыхающимся матросом втаскивать Ивана и чемодан на палубу, где Иван отказался опускаться в кубрик, потому что боялся утонуть, когда и миноносец утонет.

Андрей потерял интерес к свихнувшемуся археологу и пошел по узкому и такому тесному миноносцу, заглядывая в лица тех, кого подняли на борт, — почему-то ему так хотелось найти девушку, прыгнувшую с верхней палубы в море и подавшую Андрею пример, — он был уверен, что узнает ее. Спасенные женщины — большей частью сестры милосердия — были закутаны в простыни и одеяла; их звали внутрь, но почти никто не согласился. Как и Иван Иванович, они более всего сейчас боялись закрытого пространства.

Андрей взглянул туда, где потонул «Измаил». Там было совсем тихо и спокойно — только одна из шлюпок медленно пересекла это пространство, на котором виднелись плавающие предметы, но не было более видно человеческих голов.

Андрей представил себе, что обтекаемое акулье тело «Измаила» уже достигло дна, подняло тучу ила и осторожно и важно устроилось на вечную постель в мертвой, без живых существ, глубине Черного моря. Внутри корабля еще не все погибли — в некоторые помещения вода не проникла, переборки и двери удерживают пузыри воздуха. И там, в кромешной тьме, не понимая еще, что никто никогда не придет к ним на помощь, ползут к дверям раненые, разматывая по полу бинты, и зовут сестер или доктора, и есть среди них сестры, которые не побежали наверх со здоровыми, а остались с немощными, потому что в том был их христианский долг. Они не думают о смерти, только о долге, и сейчас, в последние минуты, пока не хлынула, не прорвалась холодная вода, сестра милосердия шарит руками в темноте, отыскивая стонущих и зовущих ее страдальцев и стараясь тихим голосом утешить их, обещая помощь и спасение, а может, и сама веря в то, что помощь придет… И радостно откликаются раненые на стук в переборку — стук снаружи! И не знают, что стучат такие же, как они, жильцы еще одной обреченной планеты — еще одного пузырька воздуха.

С палубы миноносца Андрею было видно, как из глубины моря вырвался воздушный пузырь, взболтнув спокойную воду и разбегаясь по морю концентрическими кругами.

На борту миноносца было тихо, а может быть, Андрей, занятый наблюдениями и погруженный в мысли, ничего не слышал. Но его вывел из задумчивости шум машин миноносца, слышный на маленьком корабле куда явственнее, чем на транспорте, и даже передающийся трепетом железной палубы под ногами. Миноносец начал делать широкую эволюцию, как бы совершая печальный крут почета над местом гибели «Измаила», затем он постепенно разогнался — и вот уже перед его носом появился белый бурун, «Фирдониси» взял курс на Батум.

На месте гибели транспорта миноносец был не одинок — сюда уже подтянулись рыбачьи шаланды и яхты, подоспели два буксира из порта, а чуть далее дрейфовала канонерская лодка «Воитель». При виде уходящего к порту миноносца прочие суда тоже начали поворачивать к берегу, за исключением небольших шаланд, хозяева которых занялись мародерством или, если сказать лояльнее, очисткой моря от предметов, выброшенных водой из «Измаила».

Андрей, убедившись, что больше на поверхности воды не осталось ни одного живого человека, повернулся к палубе. Прижимаясь к надстройкам, сидели и стояли люди. Андрей увидел Ивана Ивановича, сидящего на корточках, прижимая к груди бесценный чемодан, — он встретил взгляд Андрея и виновато улыбнулся, но Андрей не ответил на улыбку. Он не смог бы объяснить ему, что винит его в исчезновении той сестры милосердия — будто Андрей успел бы отыскать ее и спасти, если бы не этот проклятый и никому не нужный чемодан.

— Андрей, — позвал его Иван.

Андрей вынужден был подойти ближе.

— Присядь, — попросил Иван.

Андрей присел на корточки рядом с крестьянским сыном.

Сейчас все в нем раздражало — даже то, что ранее нравилось: былинная внешность, голубизна доверчивых очей и соломенные волосы, теперь потемневшие и прижатые к узкому черепу.

— Ты только не думай, что я завтра забуду, — сказал Иван. — Ведь ты бы мог уплыть — кто бы об этом узнал? Мог бы и утопить меня, — опять возникла робкая улыбка, — я же плавать почти не умею. А ты помогал. На берегу будем, я тебе покажу, ради чего ты жизнью рисковал. Это теперь наше общее. — Андрею послышались заглавные буквы во всех этих словах.

— Ладно, не надо, — сказал Андрей. Зачем обижать человека, который искренне к тебе расположен?

— Ты меня презираешь, да? Но ты не прав в этом, совершенно не прав. Я бы всю контрабанду потопил собственными руками, но есть вещи святые.

— Не говори загадками, — сказал Андрей.

— Я не могу говорить открыто — об этом еще рано знать. Не дай Бог, это они увидят — ты не представляешь, — они пойдут на все, чтобы лишить нас…

— Уже скоро берег, — сказал Андрей. — Надо собираться.

От промокших брюк ногам было неприятно, Андрей провел рукой по штанине — портсигар на месте.

— Как только мы отыщем с тобой надежное место, — сказал Иван, — я все тебе открою. Мне понадобится твоя помощь.

Иван все обнимал чемодан, и пальцы его были голубыми от холода и давнего напряжения.

Андрей поднялся и пошел на нос миноносца.

— Только не думай кому-нибудь сказать, — прошелестел вслед Иван. — Я тебя найду под землей, клянусь всем святым!

Ну вот, подумал Андрей, вот вам и филантропы. Чуть что, сразу стреляют.

На носу, где было больше места и берег был как бы ближе, у носового орудия собралась толпа спасенных — некоторые грелись на солнце, другие все еще кутались в матросские одеяла. Берег надвигался быстро, миноносец весь дрожал, норовя как можно скорее принести на берег скорбную весть.

С облегчением Андрей увидел у самого орудия чету Авдеевых, которые стояли подобно парной статуе, изваянной греческим классиком на тему «Мать защищает свое дитя от нападения циклопов». Матерью была Ольга Трифоновна, она обнимала мужа за плечи, и тот, приложившись толстой красной щекой к ее почти обнаженной массивной груди, охваченный за шею могучей рукой Брунгильды, блаженствовал — глаза его были пусты от иных чувств и мыслей, кроме облегчения от того, что пребывание в шлюпке закончилось и вообще это недоразумение скоро выяснится. Андрей хотел было привлечь к себе внимание Авдеевых и спросить, не видели ли они Российского, но потом решил, что всему свое время — разговаривать не хотелось. В сущности, корабль и все люди на нем погибли из-за Авдеевых, хоть и ни один суд не признает их вины, — именно из-за них транспорт застопорил ход и остановился, поджидая письма с гидроплана. От этого изменения его курса и произошло столкновение с миной, иначе оставшейся бы в стороне.