Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов - Филип Дик

Или, подумал он, я мог бы наткнуться на него в придорожном кафе или на заправке. В мотеле. В аптеке в каком–нибудь городке, где мы оба будем покупать крем от загара, сигареты или пиво. Я мог бы остановиться на красный свет и увидеть его идущим по улице. Мог бы заметить его на обочине, дремлющим на заднем сиденье своего «Мерседеса». В Покателло мог бы увидеть, как он переходит улицу или слоняется со своим портфелем. Где угодно и когда угодно. Теперь, когда я оказался на территории Мильтона Ламки.

В Покателло он въехал вечером, на самом закате. Встреча на молочном заводе назначена у Мильта на половину одиннадцатого следующего утра. Так что он прибыл с запасом времени. Брюс свернул к мотелю под названием «Чудный вид», припарковал машину, снял комнату, внес свой чемодан внутрь и положил его на кровать.

Возможно даже, подумал он, что следующей машиной, которая въедет сюда, в мотель «Чудный вид», будет серый «Мерседес» Мильта.

Вечер был теплым, и он оставил дверь открытой, пока принимал душ в крохотной ванной комнате.

Ему пришло в голову, что неплохо бы узнать точное местоположение молочного завода. Поэтому, покончив с душем и надев свой нарядный однобортный костюм, он на машине отправился на розыски. Хозяин мотеля дал ему исчерпывающие указания, и он нашел завод в течение нескольких минут. Естественно, все уже разошлись по домам. Сзади, у металлической погрузочной платформы, выстроился ряд грузовиков. Этот вид — пустые грузовики — удручил его, и он поехал обратно в город. И ради такой вот картины проехать тысячу миль, подумал он. Хотя при дневном свете она не выглядела бы такой унылой.

Делать ему было нечего, и он проехался вверх и вниз по шоссе по обе стороны Покателло, высматривая серый «Мерседес». Возле каждого мотеля он сбрасывал скорость, чтобы тщательно и не торопясь осмотреть машины, припаркованные между домиками или у стен между пронумерованными дверьми. Ему попадались все марки машин и все разновидности мотелей, но нигде не было и признака искомого «Мерседеса». Он не оставлял этого занятия несколько часов, разъезжая в разные стороны и замедляясь возле каждого мотеля и вообще повсюду, где видел припаркованные машины. Позже движение начало редеть, и к двум часам все улицы в городе принадлежали ему одному. Но он продолжал ездить — ему не очень–то этого хотелось, но, с другой стороны, не жаждал он и возвратиться в мотель и лечь спать. К трем часам у него слишком замедлились реакции, чтобы он мог продолжать. Не добившись никакого успеха, он вернулся к своему мотелю, припарковался, вошел и лег.

На следующее утро Брюс поехал на молочный завод.

В солнечном свете заведение показалось ему гораздо более веселым, хотя признаков жизни он видел почти так же мало, как накануне. Очевидно, молоко привозили сюда на рассвете и разливали по бутылкам для доставки: от давешних выстроенных в ряд грузовиков не осталось и следа. Заводоуправление размещалось в маленьком здании с одной из сторон пастеризующего цеха, и он открыл дверь и вошел.

За лакированным дубовым столом сидела добродушная женщина сельского типа, одетая в расшитое цветами платье. Она спросила, чем может ему помочь, и он объяснил ей, что хочет увидеть мистера Ламки, когда тот появится.

— Может появиться в любой момент, — сообщила женщина. Она предложила ему стул и несколько субботних номеров «Ивнинг пост», чтобы было чем себя занять. Но он предпочел стоять у окна, выходящего на парковку компании; он по–прежнему высматривал серый «Мерседес», как и все время с тех пор, как оказался на территории Мильтона Ламки. Это стало у него идеей фикс, целью в цели; он жаждал увидеть не самого Ламки, но его «Мерседес».

Спустя какое–то время секретарша подошла к нему и сказала:

— Простите, но мистер Ламки позвонил и сказал, что не в состоянии прибыть на встречу с мистером Эннисом.

Он тупо на нее уставился.

— Он сказал, что болен, — пояснила она.

— Когда же он в таком случае появится? — спросил он.

— Он сказал мистеру Эннису, что очень скоро с ним свяжется.

— Так он здесь, в городе?

— Да–да, — покивала секретарша. — Остановился где–то здесь.

— А где именно, вы не узнали?

— Нет, — сказала она. — Он сказал, что сам свяжется с нами.

Сообщив свое имя и номер телефона в мотеле, он вышел из здания.

Теперь у него не было ни малейшего понятия, что делать. Он занялся тем же, что раньше, — стал разъезжать по Покателло, вверх по одной улице, затем вдоль следующей, разыскивая тот самый «Мерседес». Думать было не о чем. Он заехал так далеко, что оставить поиски было просто невозможно. Так что он колесил и колесил, но к закату так и не увидел никакого признака «Мерседеса», ни движущегося, ни припаркованного.

В половине седьмого он пообедал в ресторане. Потом остановился у своего мотеля, чтобы узнать, не звонил ли ему Ламки. Тот не звонил. Поэтому он снова принялся разъезжать по городу.

Если Ламки болен, то какова природа его болезни? Как сильно он болен? Попал в аварию на дороге? Или это было не более чем отговоркой, чтобы не явиться на встречу на молочном заводе? Допустим, думал он, Ламки вообще не добрался до Покателло; допустим, он остановился в каком–то другом городе и позвонил им оттуда. На этот раз он может и вовсе не добраться до Покателло. На молочном заводе Мильт может не появиться вплоть до своей следующей поездки, через несколько недель…

Но он продолжал ездить.

Движение вокруг оставалось довольно интенсивным до девяти или десяти вечера, потом, как и накануне, начало редеть. К часу ночи машины попадались ему на глаза совсем редко.

В два часа ночи он увидел «Мерседес».

Впереди на желтый свет светофора проскочил «Мерседес». Ему пришлось остановиться и смотреть, как тот едет дальше. Когда загорелся зеленый, он рванул следом, запоминая особенности его задних огней. Номера прочесть было невозможно: ему не удавалось подобраться достаточно близко. Может, это другой «Мерседес», думал он. Ночью все машины, кроме ярко–пастельных и черных, выглядят серыми. Он прицепился к нему, подбираясь все ближе и ближе, и наконец с ним поравнялся. Увидел на дверце выведенную по трафарету надпись:

БУМАЖНАЯ ФАБРИКА УОЛЕНА

ОБСЛУЖИВАНИЕ СЕВЕРО–ЗАПАДА

ТИХООКЕАНСКОГО ПОБЕРЕЖЬЯ

Значит, все–таки Ламки. Он стал стучать по клаксону. На улице было темно, и Ламки он не видел, а потому никак не мог понять, узнал тот его или нет. «Мерседес» не останавливался. Он тоже не отставал, следуя то сбоку, то впереди. Ближе к выезду из города тот стал набирать скорость. Брюс сделал то же самое.

У очередного светофора ему удалось остановиться впереди. Поставив машину на ручник, он выскочил и бросился к «Мерседесу». Тот начал отъезжать, намереваясь обогнуть его «Меркурий».

— Эй! — крикнул он, колотя по дверце. «Мерседес» продолжал пятиться, а потом водитель переключил передачу и двинулся вперед, так рванув в его сторону, что ему пришлось отпрыгнуть. При этом он умудрился ухватиться за ручку двери и открыть ее.

За рулем в машине сидела какая–то девушка, испуганная, с широко открытыми глазами. На ней была пышная юбка, а волосы были уложены длинными прядями, очень светлые волосы, так что она напоминала тщательно причесанную и ухоженную школьницу, отдраенную до блеска. С виду ей было не больше шестнадцати–семнадцати лет.

— Я ищу Мильта, — сказал он, повиснув на ручке двери, меж тем как машина продолжала двигаться.

— Что? — слабым голосом пропищала она.

— Останови свою чертову машину, — сказал он. — Я знаю, что это машина Мильта. Почему он заболел?

Девушка поставила ногу на тормоз, на ней были туфли без шнурков.

— Мильта Ламки? — спросила она звонким высоким сопрано.

— Я проехал сюда всю дорогу из Рино, чтобы поговорить с ним, — едва разборчиво пропыхтел он.

— Дайте мне отдышаться, — сказала она, уставившись на него.

— Съезжай на обочину, — сказал он. Им уже начали сигналить другие машины. Он побежал обратно к «Меркурию», впрыгнул в него и съехал с дороги. «Мерседес», вихляя, последовал за ним и тоже остановился. На этот раз Брюс подошел с пассажирской стороны, потеребил ручку, и девушка отперла дверь. Теперь она не выглядела испуганной, но ее бледные, хрупкие черты безусловно были чертами ребенка; ему с трудом верилось, чтобы она могла вести эту машину, да и любую машину вообще. Ноги ее едва достигали педалей. Собственно, и сидела–то она на подушке. Теперь он заметил, что в ее белокурые волосы вплетена лента. Верх ее одеяния был с глубоким вырезом, но фигура при этом никак не проявлялась. Это было детское платье на детском теле.

— Вы друг Мильта? — спросила она своим слабым голосом.

— Да, — сказал он. — Я пытался перехватить его на молочном заводе.

— Он не смог приехать на ту встречу, — сказала она. — А я искала какую–нибудь продовольственную лавку, еще не закрытую, или еще какое–нибудь заведение, где бы я могла купить ему банку замороженного апельсинового сока.