Легенда о мальчике, что учился дышать (СИ) - "chuckcloud"

Сержант же Харди бежал из последних сил в неизвестном направлении. Через какое-то время он увидел впереди какие-то треугольники и снующие меж ними фигуры. Взгляд затуманился, силы иссякли. Он пробежал еще метров десять и рухнул на песок.

========== Глава 106: Племя ==========

— Ну, а какой еще у нас выход, отец? — услышал Том сквозь бред чей-то голос с непонятным акцентом. Говорил то ли француз, то ли немец, то ли голландец, а может даже индеец. Но сержант мысленно для себя решил, что, скорее всего, это был кто-то вроде таджика.

— Ну не знаю, Джейкоб. Все те люди, которых мы нанимали до этого для убийства Малыша Джимми, были хоть какими-то профессионалами. Взять того же мистера Декстера… — заговорил второй голос, такой же таджикский, но старый. — А этот… Даже не знаю…

— Ну у него вон и оружие есть, — сказал первый голос, и Харди почувствовал, как что-то похлопало его по «береттам» в трусах. — И вообще! Теперь я вождь нашего племени! Так что и решать мне, кого нанимать! Ты свое отправил, и как мы знаем, Холлидей до сих пор жив. Так что не думаю, что ты имеешь право мне указывать. Лучше иди и созови народ на вечернюю службу, пусть помолятся за успешность моего плана.

— Вы что еще за петушары? — промямлил Том, с трудом открыв глаза.

Перед ним предстали двое — оба краснокожие и с длинными черным волосами. Голову того, что помоложе, украшал огромных размеров перьевой роуч, а на полном оголенном животе свисал православный крест. Второй, старый, был и вовсе облачен в золоченую рясу и роуч-купол с таким же крестом на верхушке.

— Неси ему чай, сына! — одобрительно кивнул старик и перекрестил Харди. — Господу помолимся! — запричитал он, кряхтя поднялся и побежал прочь.

— Приветствую тебя, друг, в нашем племени! — вновь заговорил молодой, улыбнувшись Тому и протянув руку. — Я — вождь. Мое имя Джейкоб Волчий Клык. А это — мой отец. Он раньше был вождем — Гойко Орлиный Коготь. Но теперь он священник в нашем племени — отец Гойко, или владыка Гойко, как он сам себя называет. Мы, кстати, православные, ведь моя жена — украинка…

— Очень, сука-бля, интересно. Очень! — скривился Харди, отпихнув от себя индо-таджикскую полную ладонь. — Что за ебала?

— Ты наверно хочешь пить? — прищурился Джейкоб и достал из перьевой шляпы пиалу. — Вот, возьми. Это утолит жажду и придаст сил.

— Отравлено? — прищурился и Харди, но напиток принял. — А ты, сука-бля, под чем? — присмотрелся он к взгляду вождя, оценивая его блеск. — Мескалин?

Джейкоб виновато поднял взгляд к потолку вигвама и постучал кончиками указательных пальцев друг об друга.

— Ну я понял… Понял… — ухмыльнулся Том.

— Пей! — подтолкнул пиалушку с кипятком к пухлым губам сержанта вождь.

Оснований не доверять таджику Харди не нашел и сделал жадный глоток. Даже если напиток и был отравлен, то ему было абсолютно на это поебать. Умрет — и пусть, зато жажду нет-нет да утолит.

Чай оказался до боли вкусным и не на шутку бодрящим. Еще бы! Недаром ведь индейцы сдобрили его не только лошадиным зерном, но и своим дражайшим мескалином, на котором вот уже много веков сидело не одно поколение краснокожих.

— Ммм… Мескалин, сука-бля! — причмокнул губами Том, испив напиток до дна. — А шляпа такая имеется для сержанта? — достал он из трусов «беретту» и ткнул ею в роуч вождя.

— Конечно! — восторженно захлопал в ладоши Джейкоб и потянулся к зассаному углу вигвама, откуда достал цилиндрический роуч из куриных лап и перьев.

— Охуенно! — воскликнул сержант и водрузил на обгорелую лысину индейскую шляпку. — Так что вам надо от сержанта? Он слыхал сквозь сон, что убить кого-то хотите. Так, сука-бля?

— Так, — виновато опустил уголки губ вождь.

— Ну, сука-бля, выкладывай, шмаровоз. Да чаю сержанту еще плесни! — щелкнул в пальцы Харди.

Вмиг из злого обгорелого ебаната Том превратился в дерзкого высокомерного хуеплета. Всю озлобленность, кипевшую в нем до сего дня, как рукой сняло. На смену ей пришли тщеславие да хуева туча выебонов.

Джейкоб Волчий Клык, угостив Харди еще порцией чая, принялся выкладывать суть дела. А суть была такова: многие годы племя страдает от набегов бледнолицых. Их предки с мужеством отстаивали землю и отбивались от наглых ковбоев. Но, в последние годы, будто сама чума пришла в их края. Один из бледнолицых — совсем распоясался! Он рушит их дома, поджигает посевы маиса, ворует женщин и скот! Индейских сил уже не хватает, чтобы справиться с этим дерзким человеком, поэтому, они и хотят, чтобы Том помог им в этом нелегком деле.

— Так что, надо вальнуть этого хуеплета? — уточнил сержант по завершении душещипательной истории, смакуя мескалиновый чай.

— Да! — кивнул Джейкоб, поправляя бычью кожу, обернутую вокруг стоп в качестве обуви. — Мы отблагодарим! Щедро! Деньги имеются.

— Деньги свои в жопу засунь, пидорас! — щелкнул его по носу Том. — Сержант богатый! Нахуй не нужны ваши подачки. Если и согласится помогать, то лишь ради собственного интереса.

— Хорошо… — округлил рот вождь, охуевая от подобной щедрости.

— Хорошо, сука-бля! — состроил фирменный еблет сержант. — Ну, а мескалин-то имеется еще?

— Конечно! — уверил Джейкоб, махнув рукой на холщовые тюки, которыми был сплошь уставлен вигвам.

— Вот и славно! — расплылся в обдолбанном оскале Том. — Значит так! Вот что мне нужно для дела. Чайный сервиз. Куклы. Перья. Кожа. Нитки и иголки, — стал загибать пальцы он, мысленно воображая, как эффектно явится к некоему Джимми Холлидею и продемонстрирует перед убийством ебейший такой спектакль. — Так-с… Что еще? Ладно, подумаю и сообщу, — задумчиво почесал он подбородок.

— Ну хорошо. Все что надо — найдем, — пожал плечами вождь.

— А теперь уебал отсюда. Сержант отдыхать изволит! — пренебрежительно махнул Том ладонью в сторону выхода.

— Но это вигвам вождя. То бишь — мой! — поднял вверх указательный палец Джейкоб.

— Не ебет! — нараспев протянул Харди и откинулся на подушки, набитые песком. — Теперь, сука-бля, мой. Понял, да?

— Понял, — вздохнул вождь, встал и, понурив полные плечи, удалился, дабы отправиться в кожаную церковь и нет-нет да прочесть «Отче наш».

Так сержант оттягивался в индейском поселении всю ночь, то бишь спал. С утра пораньше, перед походом на утреннюю молитву, в вигвам Харди заскочил Джейкоб и закинул целую машну всякой ерунды, заказанной сержантом.

— А где, сука-бля, бусы? — пожирающим детские души взглядом, посмотрел на вождя Том.

— Вы не заказывали, — растерялась полнота Джейкоба.

— Вы не заказывали, — спародировал якобы таджика Харди. — Догадаться не судьба, сука-бля? Я хуй что буду делать без бус! Это будет ебала какая-то, если сержант не поставит правдоподобный спектакль! А как он может его поставить, если у одной из куклы-актеров, играющих роль твоего папаши, не будет бус?!

— Какой спектакль? — поцеловал крестик вождь, мысленно моля Николая Угодника исполнить желания каждого жителя племени. — Мы же просим убить Малыша Джимми! Вот и все дела!

— Послушай, жирный, — скривился Харди, проявив неуважение к православию. — Если ты и твой дражайший отец наняли сержанта, то сомневаться, сука-бля, в нем не надо! Он сказал — убьет, значит убьет! Сука-бля! Да прекращай ты это делать! — подорвался он к вождю и хлопнул по руке, ведь его не на шутку раздражало, как тот довольно-таки неоднозначно лобзает крест. — Значит так, слушай сюда, и слушай внимательно. Я не люблю! Когда не все мои условия соблюдены! Поэтому пока не будет так, как сказал сержант, этот твой обдроченный Джимми будет разгуливать живым, все ясно?

— Джейкоб! — прервал монолог сержанта грубый женский голос.

Том посмотрел через толстое плечо вождя и нахмурился. В вигвам без стука и спроса зашла немиловидная женщина лет сорока от роду в непонятном, но оттого не менее колоритном костюме. На ней красовалось простецкое платье из льна, обшитое миллионами разноцветных узоров. На голове восседал огромный конический венок из ненатуральных цветов. Образ завершали босые огрубевшие стопы.