Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена - Микаэл Геворгович Абазян

Из дальнего угла сцены вышла сконфуженная Агнесса и поднесла Филиппу черный пакет, который он принял не глядя. Девушка поспешила пройти за кулисы. Дождавшись этого момента, Филипп резким движением вытащил из него увесистый том антикварного издания «Калевалы» и продемонстрировал его, держа перед собой в вытянутой правой руке. В зале кто-то ахнул от удивления.

— Узнав ее, они с нескрываемым страхом поинтересовались о сумме, которую я выложил за книгу.

Филипп опустил руку и с нескрываемой болью во взгляде сказал:

— Ну что мне стоило занизить цифру? Хм? Нет — я решил выложить все начистоту. Какое-то зло внутри меня не оставляло мне иного выбора. Кое-как они пережили этот шок, но поинтересовались, откуда у меня такие деньги, и это я тоже не захотел скрывать… Да я и сам переживал весь последующий час, но мать наконец-то привели в чувство, напоив всякими там каплями и таблетками, после чего брат задал третий вопрос: «Если это и есть та книга, из-за которой жизнь нашей семьи пошла наперекосяк, почему ты не радуешься?».

И я посвятил их в суть последнего этапа моего восьмилетнего плана, сказав: «А это не она. Свою книгу я должен еще вернуть сами знаете откуда».

Последние слова Филиппа прозвучали зловеще, словно его голос разделился на два, и свой собственный был аккуратно уложен на идущий откуда-то из темной глубины его души другой, холодный, колючий, шипящий голос. Мороз пробежал по спинам его друзей, когда они услышали эти слова.

— Больше они вопросов не задавали, а через два дня уехали из города к родственникам. Наверное уже навсегда.

Книга приехала, я реализовал свою мечту, я стал тем, кем был рожден, но я больше не желал ее и меня не грела мысль о том, что я — победитель. Я не стал счастливым.

После я все же заставил себя пойти в дом, где за стеклом стояла когда-то обещанная мне книга, и когда я снова увидел ее, во мне снова вскипела кровь. Я достал из упаковки выигранный мною экземпляр, который он покрутил в руках и вернул, сказав, что не верит в его подлинность.

«Это невозможно. Столько времени прошло, оно не пощадило бы ее. Такое впечатление, что она — вне времени, что ее не существует», сказал он, после чего добавил, что сожалеет о том, что бросил мне вызов, заставив выложить такую сумму, но обменяться экземплярами он так и не согласился.

В тот вечер… — на лицо Филиппа снова набежала туча, он зажмурился и потер переносицу ладонью, словно пытаясь избавиться от какого-то воспоминания, которое мучило его. — В тот вечер что-то меня удержало от совершения непоправимого. Судьба все еще благоволила мне. Я разобрался с залогом, вернув деньги с процентами — мне ведь даже не пришлось что-то брать из этой суммы. С семьей я еще мог наладить отношения, даже с моим кузеном, который, как мне кажется, даже и не заметил моего исчезновения из его жизни. Да и книжку своей мечты я заполучил, и теперь у меня есть единственная не только в городе, но и во всем регионе самая полная коллекция всех изданий «Калевалы», издававшейся в нашей стране. Конечно же ее ни у кого нет — кому вообще нужно собирать десятки изданий одного и того же текста!

Но все могло закончиться трагедией, если бы не… если бы…

Филипп с большим усилием пытался совладать с дыханием, но начал терять контроль над слезными железами.

— А ведь я уже был готов пойти и на это. Собравшись навестить этого человека я подготовился к его возможному отказу, но… мою руку что-то удержало. Когда я обернулся, чтобы в последний раз посмотреть на книгу, обещанную мне бабушкой, я подумал, что может быть она сказала это тогда просто так, чтобы в очередной раз порадовать внука и еще раз сообщить ему о том, что он особенный?

Тот человек тоже изменился за все эти годы, и на этот раз он не ехидничал. Он лишь напомнил мне, что честно заплатил за книгу столько, сколько его попросили, и та сделка была совершена на вполне законных основаниях. Я это понимал, и я обязан был это принять. В конце он вздохнул и попросил не печалиться и пожелал удачи.

В этот самый момент…

Вы не можете себе представить, как я просил все силы в мире поскорее закрыть дверь в его дом, чтобы она создала хоть какую-то преграду между ним и мною!

И только когда я вышел на улицу та Сила, которая непостижимым мне образом все это время железной хваткой удерживала мою руку, словно растаяла в свежем вечернем воздухе, а когда я вернулся домой, он был пуст…

Стыдно сказать, но я завидую самым обычным читателям, которые покупают книги, чтобы читать их, и знают само произведение лучше меня — владельца всех изданий. Как раз таки они становятся счастливыми от обретения чего-то нового, а я такую возможность упустил, променял на химеру. Я гнался за идеей, воплощенной в вещь, и эта гонка не была основана на любви. Я потратил годы жизни на то, чтобы разучиться постигать счастье. Вы можете это понять?! Да, я к вам обращаюсь — вы можете это понять? Ну же, пошевелитесь хоть! Я потратил годы жизни на то, чтобы ра-зу-чить-ся постигать счастье. А вы развесили уши, сидите и хлопаете тому, каким успешливым я мог стать. Хэппи-энд, счастливы все вокруг, все в шоколаде — вы этого хотите, да? Аплодируете моей лжи, но молчите, когда я сквозь слезы говорю правду?

Лейфи, Батал, Амина, Стенли… — вдруг сказал Филипп, тыча пальцем в воздух в сторону кулисы, где, застыв и чуть ли не дыша, стояли его верные друзья, увидевшие наконец жест, похожий на тот, которым он должен был пригласить их на поклон, но понимавшие, что сейчас не время для этого. — Эти люди не знали, что такое хэппи-энд, они страдали, но они познали настоящее счастье. А я… Марвек Сотерс, коллекционер, тот, который