АНАЛОГИЧНЫЙ МИР – 2 - Зубачева Татьяна

Эд говорил спокойно, с незлой насмешкой, и он решил пойти дальше.

— Скажи, а… массаж только этот метис… как его, Крис знает?

— Да нет, мы все умеем. А что? Сделать тебе?

Он молча кивнул.

— Понимаешь, — Эд заговорил как-то смущённо, — мы когда раненым там, больным, то раз в день делаем, а то и не каждый день. Я не знаю, можно ли тебе… как бы хуже не сделать. Я спрошу.

— У беляка?! — вырвалось у него. — Да им наша боль всегда в радость. Он тебе и прикажет… как хуже. Сам по себе ты не можешь разве?! Вот и цена всей вашей свободе! Цепь на поводок заменили, вы и рады!!

Эд улыбнулся.

— Зачастил. Сам себя-то не заводи, не стоит. Спи пока. Мне сейчас ещё убирать и с посудой возиться. Я к тебе ещё зайду.

И ушёл. А он остался лежать и беспомощно гадать, как Эд спросит, что беляк скажет и сделает Эд по слову беляка или по своей воле. Так-то парни и впрямь делали всё пока для него как лучше. И не заводились с ним. Но… все массаж умеют, а сделал только Крис. Нет, не будет Эд массаж делать, побоится беляка. Сильный парень — Гэба скрутил — а характер мягкий. Крис крепче, Крис и поперёк беляка пойдёт.

Чак прерывисто вздохнул, удерживая наворачивающиеся на глаза слёзы. Ладно, пусть немного — от смерти Ротбуса до Хэллоуина — но он пожил свободным, как хотел. У Гэба и этого не было, а про остальных и говорить нечего. Из всей их десятки они двое остались Тим ещё… Нет, про Тима им наврали, был бы Тим жив, так их бы уже на очных ставках свели. Нет, и что Тим перегорел и выжил, и руки восстановил, и что мальчишку усыновил — всё враньё. Слишком много и хорошо, чтобы быть правдой. Тима, пожалуй, даже жалко, безобидный был, во все свары самым последним ввязывался, дать волю — Чак усмехнулся нелепости этих обычных, в общем-то, слов — так из гаража бы не вылезал. Он и пистолеты, да и остальное оружие любил разбирать, чистить, пристреливать, чинить… а не использовать. Да, Тима жаль. И остальных. Даже этого чёрта Гэба. Заставят ведь Гэба гореть, никуда тот не денется. У Гэба гонору много, а кишка тонка поперёк белякам встать до конца. Да у нас у всех так. Все мы… из рук ели и по команде жили, у кого подлиннее поводок был, у кого покороче, но… но на поводке, о свободе и не мечтали. И парни на поводках… болтаются. Ладно, если ему руки восстановят…

И от внезапной мысли он рывком сел на кровати. Чёрт! Как же он раньше не сообразил?! Ну, зачем белякам, чтоб у него руки задействовали? А затем! Да ясно же: кто-то, н, у не из врачей, им вряд ли, да тот же русский майор или начальство его и возьмёт себе. Опять стоять за правым плечом, водить машину, разбирать почту, мыть в ванне, накрывать и подавать на стол, брить и — самое главное — стрелять, бить ножом и кулаками. Для того и дали гореть, чтобы прочувствовал и ценил: не убили, а могли. Вот, пока он безрукий, и ведут разговоры о свободе, пробуют на срыв, а задействуют руки… Ладно, тогда и посмотрим, а сейчас… сейчас Гэба предупредить. Допрыгается, дурак, что посчитают бесперспективным, а это уж точно Овраг. Или к Старому Хозяину отправят, что тот же Овраг, если не хуже. А так… так они, может, опять в паре поработают.

Чак осторожно спустил ноги на пол и встал, покачнулся, но удержал равновесие и пошлёпал к двери. Осторожно толкнул плечом. Заперто? Он не слышал, чтобы ключ поворачивался. Ах, чёрт, дьявольщина, она внутрь открывается. Болтающиеся пальцы задевают ручку, но зацепить её никак не получается. Чак встал боком и попытался коленом как-то открыть дверь, но, толкая до этого, он слишком плотно её закрыл. Пыхтя, сдавленно ругаясь, он, опираясь плечом на косяк, пытался пальцами ноги подцепить нижний угол. Но дверь сидела ровно, без перекосов. Нет, так ни хрена не получится. Он перевёл дыхание несколькими частыми вдохами и выдохами и встал опять перед дверью. Осторожно повёл плечом. Болтающаяся кисть ударилась о ручку. Ещё раз. Не обращая ни на что внимания, он пытался попасть кистью в ручку, чтобы потом, потянув всем телом, открыть. Но его ладонь оказалась слишком широкой.

В разгар его войны с дверью она внезапно открылась, звучно ударив его по лбу. Ойкнув не так от боли, как он неожиданности, Чак с размаху сел на пол и снизу вверх посмотрел на вошедшего. И понял, что всё пропало. Это был беляк! Врач! Ну, теперь всё, моли бога, чтобы поркой отделаться. Это уже не просто непослушание, и даже не неповиновение, а попытка побега. Попробуй, докажи, что только и хотел к Гэбу зайти и сам бы потом вернулся. Кто рабу в таком поверит? Чак обречённо вздохнул и опустил голову, подставляя затылок под удар. По правилам он на колени ещё должен встать, но… обойдётся беляк.

— И долго ты так сидеть будешь? — спросили над ним.

Чёрт с тобой, подавись. Не поднимая головы, Чак встал на колени. Удара всё не было, и он осторожно повёл взглядом по ногам беляка вверх. Руки в карманах, и ноги для удара не приготовлены, значит, бить не будет. А ну-ка… Чак, гибко качнувшись всем телом, встал на ноги. В конце концов, его же просто спросили, фактически велели встать, не уточнив: на колени или во весь рост. Удара нет, значит, угадал.

— Тебе что, в уборную понадобилось?

От неожиданной удачи перехватило дыхание.

— Да! Да, сэр, — он даже с ноги на ногу стал переминаться, показывая своё нетерпение.

Еле заметно улыбнувшись, Жариков посторонился, открывая выход в коридор.

— Дойдёшь сам?

— Да, сэр, — закивал Чак.

— А там дверь как?

— Я помогу, — возникший как из-под пола Эд накинул на плечи Чака так же непонятно откуда взявшийся халат. — Пошли. Да, ты чего босиком?

Эд быстро прошёл в палату и тут же вернулся, бросил под ноги Чаку шлёпанцы.

— Ступай в них.

Чак повиновался, виском, затылком, плечами чувствуя неотрывный взгляд беляка и с трудом удерживаясь от ухмылки. Неужели выскочил? Всё-таки все беляки — тупари, и обмануть их… в лёгкую.

— Ну, пошли.

Когда они двинулись по коридору, Чаку послышался сзади лёгкий смешок, но оглянуться он не посмел.

Жариков проводил взглядом удалявшуюся по коридору пару. Да, не соскучишься. Закатить, что ли, обоим по порции снотворного, чтобы самому отоспаться? Ведь не в уборную, а к Гэбу намылился. Вопрос только — зачем? Драться? Так не дурак же, чтобы с парализованными руками лезть в драку. И самое-то главное — не понятна причина драки. Повод-то может быть любой, а причины… Но ведь и причина драк между парнями тоже осталась невыясненной, просто драки как-то сами собой сошли на нет. Если что парни тогда и доверили, то только тёте Паше, а от неё, если она решила не говорить, ничего не узнаешь. Ни с ним, ни даже с Аристовым парни так не откровенничали, как с ней. С ним самим вообще стали открыто говорить недавно. Они всё ещё в своём мире и пускать туда никого не хотят.