Творения, том 3, книга 2 - Иоанн Златоуст

9. "Но, богатство, - скажешь, - доставляет уважение имеющим его и удобство мстить врагам". Итак, потому, скажи мне, богатство кажется любезным и вожделенным для вас, что оно питает в нас сильнейшие страсти, приводит в действие гнев, поднимает славолюбие до высочайшей степени, надмевает и доводит до безумия? Но потому особенно и нужно, не оглядываясь, бежать от него, что оно вселяет в ум наш некоторых диких и свирепых зверей, лишает истинного уважения у всех, а доставляет обманутым иного рода уважение, подкрашенное только его красками, и заставляет считать это уважение истинным, хотя оно по свойству своему не таково, а только по виду кажется таким. Подобно тому, как произведенная притираниями и прикрасами красота непотребных женщин, не составляя красоты, представляет для обольщающихся гнусное и безобразное лицо хорошим и благообразным, хотя оно на самом деле не хорошо, - так точно и богатство заставляет принимать лесть за уважение. Не смотри же на похвалы, произносимые открыто из страха и ласкательства, - это краски и прикрасы; но вникни в совесть каждого, кто так льстит тебе, и увидишь тысячи обвинителей, которые внутренне говорят против тебя, отвращаются и ненавидят тебя более, нежели злые враги и неприятели. Если бы когда-нибудь случившаяся перемена обстоятельств сняла и обличила эту из страха составленную маску, как солнце жаркими лучами своими обнаруживает те лица, тогда ты ясно увидел бы, что ты во все прежнее время был в крайнем неуважении у своих угодников и считал себя почитаемым от тех, которые весьма ненавидят тебя, осыпают тебя в мыслях своих бесчисленными злословиями и желают видеть тебя в крайних бедствиях. И ничто не доставляет такого уважения, какое доставляет добродетель, уважение не вынужденное, уважение не притворное и не прикрытое какой-либо маской обмана, но истинное, искреннее, и не изменяемое никакими трудными обстоятельствами.

10. Ты хочешь отомстить оскорбившим тебя? Но поэтому самому, как я уже сказал, особенно и нужно избегать богатства. Оно обыкновенно заставляет тебя поднимать меч против себя самого, подвергает тебя строжайшему суду в будущем и приготовляет невыносимые наказания. Мщение есть столь великое зло, что и Божие человеколюбие прекращалось от него и уже данное прощение в бесчисленных грехах через него отменялось. Так тот, которому прощено было десять тысяч талантов и за простую просьбу дарована была столь великая милость, когда стал требовать от подобного себе раба сто динариев, т. е. стал требовать наказания за проступки в отношении к нему, то жестокостью к своему товарищу произнес приговор против себя самого; и не за другое что-нибудь, а только за это он и предан был мучителям, и был наказан, и должен был уплатить множество талантов, и никакого не получил прощения и оправдания, но потерпел жесточайшие мучения, и повелено было взыскать с него весь долг, который прежде человеколюбие Божие простило ему. Итак, потому ли, скажи мне, богатство вожделенно для тебя, что оно легко ведет тебя к такому греху? Напротив поэтому-то и надо отвращаться от него, как от врага, неприятеля и страшного убийцы. "Но бедность, - скажешь, - производит скорби, часто вынуждает произносить богохульные слова и решаться на низкие дела". Нет, не бедность, а малодушие. Так и Лазарь был беден, и весьма беден; к бедности присоединялась болезнь, которая, будучи горше всякой бедности, делала эту бедность еще несноснее; к болезни - еще беспомощное состояние и неимение благодетелей, которые делали и бедность и болезнь еще более горькими. Каждое из этих бедствий и само по себе мучительно, а когда нет и благодетелей, то бедствие становится еще больше, пламень сильнее, боль мучительнее, буря свирепее, волнение страшнее, печь жарче. Если же вникнуть точнее, то прибавится к этому и четвертое бедствие - невоздержание и роскошь жившего в соседстве богача. Если желаешь найти что-нибудь и пятое к усилению пламени, то ясно увидишь, что и это находилось у него. Ведь богач не только роскошествовал, но видел дважды, трижды, или, вернее, многократно в день (Лазаря), - так как он лежал у двери, представляя жалкое зрелище несчастья, и одним видом мог бы смягчить даже каменную душу, - и несмотря на это, богач, по своему бесчеловечию, не склонялся на помощь бедному, а сам имел сибаритскую трапезу, полные чаши, обильно разливаемое вино, блестящие толпы поваров, тунеядцев и льстецов с самого утра, и хоры поющих, (толпы) виночерпиев и смехотворцев; измышлял всякого рода невоздержание, пьянствовал и пресыщался, роскошествовал и в одежде, и в трапезе, и во многом другом, проводя так все время; а об этом бедном и не думал, видя каждый день, как он мучится от сильного голода, от тяжкой болезни, от множества ран, от беспомощного состояния и происходящих отсюда зол. Тунеядцы и льстецы лопались от пресыщения, а бедняк, столь бедный и столь много страдавший, не получал даже крупиц от трапезы при всем своем желании; и однако все это нисколько не причинило ему вреда; он не выразил негодования, не произнес богохульного слова, но как золото, очищаясь в сильнейшем огне, более светлеет, так и он, объятый страданиями, стоял выше всего - и страстей, и происходящих отсюда у многих огорчений. Если просто бедные, взирая на богатых, терзаются завистью и мучатся ненавистью, и жизнь свою считают не жизнью, имея притом в достаточной мере необходимую пищу и благодетелей; то этот бедняк, будучи беден так, как никто другой, и не только беден, но и болен, и не имея никакого благодетеля и утешителя, но лежа среди города как бы в самой безлюдной пустыне, истаивая от сильнейшего голода и видя, что у богача все льется как из источников, а он не получает никакого человеческого утешения, но служит постоянной трапезой для языков собак (тело его было так дрябло и расслаблено, что он не мог отгонять и их), - чего бы не потерпел, если бы не был весьма мужествен и любомудр? Видишь ли, что кто сам себе не делает вреда, тот не терпит ничего худого, хотя бы все оскорбляли его? Я опять повторяю те же слова.

11. Подлинно, какой вред причинили этому ратоборцу болезнь, неимение благодетелей, нападение псов, худое соседство богача, великая роскошь его, надменность и гордость? Сделался ли он от того слабее в подвигах добродетели? Поколебалась ли твердость его? Нисколько; напротив, такое множество бедствий и такая жестокость богача еще более укрепили его, сделались поводом к бесчисленным для него венцам, умножили награды, усугубили воздаяние, послужили к большему возмездию. Он увенчан не за бедность только, и не за голод, и не за раны, и не за лизание псов; но за то, что, имея такого соседа, который каждодневно видел его и постоянно презирал его, он переносил мужественно и с великим терпением это искушение, не мало, но весьма много усиливавшее и бедность, и болезнь, и беспомощное его состояние.

А что было, скажи мне, с блаженным Павлом? Ничто не препятствует опять упомянуть об этом муже. Не бесчисленное ли принял он множество испытаний? А какой потерпел вред? Не за то ли особенно он и увенчан, что терпел голод, страдал от холода и наготы, многократно подвергался бичеваниям, был побиваем камнями и утопал? "Но Павел, - скажешь, - был избранник Христов". И Иуда был в числе двенадцати учеников, и он был призван Христом; но ни то, что он был в числе двенадцати, ни самое призвание не принесло ему пользы, так как он не имел сердца, расположенного к добродетели. Павел, и борясь с голодом, и не имея необходимой пищи, и столь много каждодневно претерпевая бедствий, с великой бодростью пробегал путь, ведущий на небо; а Иуда, будучи призван еще прежде него, пользуясь тем же, чем и он, будучи посвящен в таинства вышней мудрости, приобщившись священной трапезы и страшной вечери, получив такую благодать, что мог воскрешать мертвых, очищать прокаженных и изгонять бесов, многократно слыша учение о нестяжательности, столько времени обращаясь с самим Христом и имея вверенные ему деньги бедных, чтобы этим он укрощал свою страсть (так как он был вор), при всем том не сделался лучшим, хотя пользовался таким снисхождением. Христос, зная, что он сребролюбив и по любви к деньгам погибнет, не только не наказал его тогда за это, но, дабы укротить его страсть, вверил ему и деньги для бедных, чтобы он, имея чем насытить свое корыстолюбие, не впал в страшную пропасть, меньшим злом отвращая большее.

12. Так везде тому, кто сам себе не хочет сделать вреда, никто другой не может повредить; и напротив, кто не хочет бодрствовать и исполнять должное с своей стороны, тому никогда никто не доставит пользы. Поэтому и дивная история Писаний, как бы на какой высокой, великой и широкой картине, описывает для тебя жизнь древних, продолжая повествование от Адама до пришествия Христова, и представляет тебе как падавших, так и увенчанных, дабы всячески вразумить тебя, что тому, кто сам себе не делает вреда, никто другой повредить не может, хотя бы вся вселенная подняла против него жестокую войну. Ни затруднительность обстоятельств, ни перемены времени, ни угнетения сильных, ни тучи злоумышлений, ни множество несчастий, ни совокупность всех человеческих бедствий не может нимало поколебать мужественного, внимательного и бдительного человека; напротив, нерадивого, беспечного, не заботящегося о самом себе ничто не сделает лучшим, хотя бы употреблены были тысячи пособий. То же показывает нам и притча о тех людях, из которых один построил дом свой на камне, а другой на песке (Матф. 7: 24 и сл.); это не для того, чтобы мы представляли песок и камень, или строение из камней и кровлю, или реки и дождь, и сильные ветры, устремляющиеся на здания, но чтобы от них умозаключали о добродетели и пороке, и видели отсюда, что, кто не вредит самому себе, тому никто не сделает вреда. Итак, ни порывисто падавший дождь, ни реки, стремившиеся с великой быстротой, ни жестокие ветры, ударявшие с сильным порывом, нисколько не поколебали того дома, но он остался твердым и неподвижным, дабы ты знал, что кто не выдает сам себя, того никакое испытание поколебать не может. А дом другого скоро обрушился не от силы испытаний (иначе и с другим было бы то же), но от собственного безумия (строителя); он пал не потому, что подул ветер, но так случилось с ним потому, что он был построен на песке, т. е. на нерадении и зле. Ведь он еще и ранее, нежели буря устремилась на него, был слаб и готов к падению. Такие здания, хотя бы никто не трогал их, сами собой разрушаются, потому что основание их расторгается и совершенно рассыпается. Как паутина сама собой разрывается, хотя бы никто не прикасался к ней, а адамант и под ударами остается целым, так точно и те, которые не вредят сами себе, хотя бы испытывали бесчисленное множество ударов, становятся более твердыми; а предающие самих себя, хотя бы никто не трогал их, сами собой увлекаются, теряются и погибают. Так погиб Иуда, который не только не подвергался никакому подобному испытанию, но и пользовался великим попечением (Господа).