Звереныш - Евгений Щепетнов

— Не жалуюсь.ворчу. Сам знаю.кому я нужен, старый, толстый, нищий. Картины продать? Так известное дело — художник становится известен только после того, как умрет. А я еще не собираюсь умирать. Тебе еще вина налить?

— Нет. Хватит. Пора мне. Как-нибудь еще забегу.

Лаган медленно поднялся с кресла. В голове приятно шумело, вино оказалось коварным — легкое на вкус, оно крепко шибало в мозг, путая мысли, заставляя мир вокруг качаться, будто во время шторма.

— Да уж забеги.совсем забыл старого друга. Я уж подумал, что ты наконец-то себе нашел достойную женщину, у нее пропадаешь. А ты вон что.суета, работа, всякая такая глупость, не приносящая радости и покоя.

— Как обычно — кивнул Лаган, и махнув рукой на прощанье, пошел к двери, огибая скамьи и табуреты, расставленные в зале храма — Пришлю к тебе парня. Странный он, конечно.сомневаюсь, что ты найдешь с ним общий язык. Никто еще этого не смог — сидит, как одинокий зверь. Ни с кем не разговаривает. Холодный, как каменный. На моей памяти такого еще не было. Впрочем — все когда-то в первый раз.

— Подъем! — звонкий голос дежурного ворвался в мозг Адруса, и он не раздумывая вскинулся с постели, тут же сбросив с себя сон — готовый к любым неожиданностям. Впрочем — никаких неожиданностей не было — с тех пор, как Щенка сняли с креста и оживили. Его покормили, выдали форму, отвели в казарму и больше не трогали. Впрочем, как и других новоприбывших, пребывавших в счастливом ничегонеделании, в отличие от остальных, тех, кто в поте лица бегал, прыгал, фехтовал, тренировался в силовых упражнений там, на плаце. Новички удивлялись, обсуждали происходящее, выглядывая из окон — наружу их не выпускали. После того, что перенесли мальчишки, безделье, сытость, чистая постель — это был рай на земле!

Щенка никто не задевал, никто с ним не разговаривал, и его это вполне устраивало. Целый день, а потом и ночь он спал, прерывая свой дневной сон только для того, чтобы как следует поесть и сходить по нужде. Кормили здесь отлично — мясо, лепешек сколько хочешь, овощи — так кормят только в богатых домах, а не рабов — говорили товарищи по несчастью. А еще говорили о том, что им повезло, и все могло быть гораздо хуже. И что их ждет славное будущее, потому что Псов очень ценят в Империи — это знает каждый подданный Императора.

Когда Щенок не спал, он лежал с закрытыми глазами и прислушивался к тому, что происходило в казарме, слушал то, что рассказывали мальчишки — звук летел по всей казарме легко, проносясь из угла в угол, будто здание казармы было специально построено с таким прицелом, чтобы от дверей можно было услышать все, что говорят в противоположном углу длинной залы.

Конечно, построили так не специально, но это свойство помещения позволяло Щенку подслушивать разговоры парней, практически не прилагая для того никаких усилий. Так, он узнал, что некоторые "местные" рабы были проданы в рабство своей семьей, что не укладывалось в голове у свободного роста — как можно продать своего сына? Или свою дочь? Многодетная семья, попадая в стесненные обстоятельства без зазрения совести продавала одного из своих детей, и даже те не видели в этом ничего странного — так выпал жребий, никуда не денешься.

Были и потомственные рабы — дети рабов, которых продал хозяин, были те, кого продали за долги отца, который тоже пошел на рабский помост — неурожай, пожар — и ты уже раб. И это, со слов проданных, не самый плохой исход — куда хуже умереть с голоду, или сидеть, побираясь, в толпе нищих на Привратной площади. Раба покормят, оденут, обуют.а если попадет к хорошему хозяину, то может и выкупиться, лет через двадцать, или тридцать.

Щенок не был согласен с тем, что стать рабом лучше, чем умереть. Он бы скорее перерезал себе глотку, чем стал бы рабом. Он и сейчас покончил бы с собой, если бы не мечта, если не то, что заставляло его трястись от ненависти: лица. Лица врагов.

Три лица. Он вспомнил еще одного — того, что его спас, когда воин возле дома хотел убить. Судя по разговору, тот был командиром убийцы матери, а значит — один из тех, кто послал воина грабить и убивать. Значит, заслуживает смерти.

Разговоров у мальчишек было много — о доме, об обычаях. О том, что было раньше, до того, как они сюда попали. Нашлись и те, кто знал Адруса и его семью, кто знал парня по имени — они сообщили дежурным и те записали его уже под настоящим именем. Щенку было все равно. Он не собирался сотрудничать с врагами, но и не протестовал против правил Школы. Себе дороже. Пусть записывают, как хотят.

Многое узнал о самой Школе, назначение этого заведения оставило его равнодушным. Щенок не собирался долго тут сидеть. При первой возможности — сбежит. Сбежит, и найдет этих тварей. И убьет.

Впрочем, к вечеру последнего дня перед Ритуалом, после размышлений, после всего того, что он услышал в казарме, пришел к выводу — бежать рано. Вот, к примеру, нашел он того воина — и что? Как справится с ним? Как победит? Как сможет убить? Необученный, не умеющий владеть оружием! Не лучше ли вначале воспользоваться представленной врагом возможностью и научиться искусству убивать?

Когда Щенок пришел к такому решению, он едва не захохотал — ну не смешно ли? Его, врага Империи, эта самая Империя учит убивать! Чтобы он, Щенок, убил подданных Империи, которые убивают во славу Империи! Да это же просто смех один! Как они могут заставить его быть верным Императору? Как они собираются заставить весь этот ненавидящий Империю сброд служить ей, не щадя всей своей жизни?!

В этом было что-то таинственное, но чутье подсказывало Адрусу, что скоро он узнает тайну. Не зря же местные все время твердили про какой-то Ритуал, после которого выживают не все.

Щенок собирался выжить наверняка, потому не слушал их причитания, выцепляя из разговоров лишь то, что должно было относиться к делу — как выглядит этот самый Ритуал, чего от него ожидать, и что будет после него. Увы, ничего дельного он так не услышал — только чушь, сказочную и глупую. По крайней мере — так ему казалось.

После умывания всех новичков повели не в столовую, как они ожидали, а куда-то дальше, по плацу, к зданию, где обитали лекари, где хранились медицинские снадобья и перевязочные материалы. Всех построили, а когда построили, перед ними появился Вожак, выглядевший, как обычно, щеголем, в своих начищенных ботинках, отглаженной форме, с сияющим на плече серебристым черепом. Седые волосы, выглядывающие из-под берета, были уложены в воинский хвост и спадали на воротник. Вожак внимательно осмотрел взволнованных новобранцев, посмотрел на солнце, едва поднявшееся над горизонтом, и почти не напрягая чистого, звучного голоса, объявил: