Крейсер Его Величества «Улисс» - Алистер Маклин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Адмирал вытянулся на койке, сложив руки, точно покойник.
— Я не вправе указывать командиру на его корабле. Но я сделаю вид, что ничего не заметил, — проговорил адмирал и в изнеможении откинулся назад.
Никому даже в голову не пришло, что адмирал и не думал притворяться.
Вэллери промолчал. С серым, осунувшимся лицом и воспаленными глазами он стоял, стискивая поручни. Когда старший офицер взглянул на командира, его точно ножом кольнуло. Он заговорил необыкновенно тихо и серьезно. Это не было похоже на Тэрнера, и Вэллери весь превратился в слух.
— Сэр, в такую ночь военному тут делать нечего. Опаснее нынешней бури противника не существует. Вы согласны?
Вэллери молча кивнул.
— Тут нужен опытный моряк. При всем к вам уважении позвольте мне заявить, что никто из нас в этом смысле не чета Кэррингтону. Это моряк высшей пробы.
— Очень любезно с вашей стороны, что вы не позабыли и себя, — пробормотал Вэллери. — Только напрасно вы скромничаете, старпом.
— Всю ночь на мостике будет находиться первый офицер. Кроме него, Уэстклифф. И я.
— Я тоже, — проворчал Тиндалл. — Но сейчас я сосну. — Вид у адмирала был почти такой же измученный, как и у Вэллери.
— Благодарю вас, сэр, — улыбнулся Тэрнер. — Боюсь, командир, на мостике нынче будет тесновато... Так что увидимся после завтрака.
— Но постойте...
— Никаких «но», — буркнул Уэстклифф.
— Прошу вас, — настаивал Тэрнер. — Вы нас премного обяжете.
Вэллери посмотрел на него.
— Я, как командир корабля... — Он не закончил фразы. — Не знаю, что и сказать.
— Зато я знаю, — тотчас нашелся Тэрнер, взяв Вэллери под руку. — Пойдемте со мной.
— Не уверены, что я дойду без посторонней помощи? — чуть улыбнулся Вэллери.
— Нет, почему же. Но лучше не рисковать. Прошу вас, сэр.
— Ну хорошо, хорошо, — устало вздохнул старый моряк. — На что только не согласишься ради спокойной жизни... и возможности выспаться!
Лейтенант Николлс с трудом сбросил с себя путы тяжелого сна. Медленно, нехотя разлепил веки. «Улисс» по-прежнему отчаянно качало; палуба уходила из-под ног с такой стремительностью, что дух захватывало. Николлс увидел наклонившегося над ним Капкового мальчика. Лоб штурмана обмотан бинтом, остальная часть лица в пятнах крови. Вид у Карпентера был до отвращения жизнерадостный.
— Вставать, вставать, довольно спать... и так далее... — усмехался Карпентер. — Как мы себя сегодня чувствуем? — произнес он дурашливым голосом. Отпрыск знатного рода, лейтенант Карпентер не слишком-то уважал профессию врача.
— В чем дело, Энди? — вытаращил на него сонные глаза Николлс. — Случилось что-нибудь?
— Что может случиться, когда на мостике господа Кэррингтон и Карпентер, — заносчиво проговорил Капковый мальчик. — Не желаешь ли подняться наверх, посмотреть, как делает свое дело Кэррингтон? Он собирается развернуть корабль на обратный курс. А в такой заварушке дело это нешуточное!
— Так ты меня затем только и разбудил?
— Старик, при повороте корабля на другой курс ты все равно оказался бы на палубе... Только, пожалуй, со сломанной шеей. Ко всему, Джимми, требуется твоя помощь. Ему нужны толстые стекла, а их у тебя в лазарете навалом. Однако, как я убедился, лазарет закрыт, — прибавил он без стеснения.
— Но к чему они... эти стекла?
— Пойдем, сам увидишь.
Забрезжил жуткий, зловещий рассвет — достойный эпилог кошмара. Над кораблем, едва не задевая за мачты, проносились белесые полосы, но в вышине небо было чистым. Огромные волны стали гораздо короче и круче. Машины работали на малых оборотах, лишь бы крейсер слушался руля. Несмотря на это, шедший против волны «Улисс» нещадно трепало. Ветер, скорость которого немногим не достигала пятидесяти узлов, дул ровно. И все-таки, едва Николлс вышел на палубу, вихрь обжег ему легкие, ослепил льдом и студеным ветром.
Поспешно обмотав лицо шарфом, молодой врач стал на ощупь подниматься на мостик. За ним, неся в руках куски толстого стекла, следовал Капковый. Когда они взбирались по трапу, из динамика вырвалось что-то нечленораздельное. На плохо освещенном мостике находились лишь Тэрнер и Кэррингтон, закутанные точно мумии. Глаза их были скрыты очками.
— Привет, Николлс, — прогудел старший офицер. — Ведь это, кажется, он, не так ли? — Повернувшись к ветру спиной, Тэрнер сорвал с себя очки и в сердцах отшвырнул их прочь. — Ни черта не видно в эти хреновины... Эй, первый, он притащил стекла.
Николлс пригнулся, чтобы спрятаться за нактоуз. В углу валялась груда очков, стеклянных щитков, противогазных масок. Он мотнул головой в их сторону.
— Это что, распродажа?
— Ложимся на обратный курс, док, — произнес Кэррингтон. Голос его звучал спокойно, как всегда в нем не было и следа усталости.
— Но нам нужно видеть, что у нас по курсу. От этих же хреновин, как выразился старпом, никакого проку. Они мгновенно обледеневают. Не подержите ли стекло, вот так.... А вы протирайте, Энди.
Взглянув на огромные волны, Николлс содрогнулся.
— Простите мое невежество, но к чему нам вообще куда-то поворачивать?
— Потому что скоро это будет невозможно, — ответил Кэррингтон. Потом, усмехнувшись, добавил:
— Боюсь, предстоящий маневр сделает меня самым непопулярным офицером на корабле. Мы только что предупредили экипаж о повороте. Готово, сэр?
— В машинном отделении! На руле! Подготовиться к повороту! Готово, первый.
Тридцать, сорок пять секунд, целую минуту Кэррингтон неотрывно смотрел через стекло. У Николлса замерзли руки. Капковый прилежно тер стекло. Потом раздалась команда:
— Левая, машина, средний ход!
— Левая машина, средний ход! — эхом отозвался Тэрнер.
— Право двадцать!
— Право двадцать!
Николлс рискнул взглянуть краешком глаза через плечо. За долю секунды, прежде чем глаза его наполнились слезами, он успел увидеть гигантский вал, ринувшийся прямо на корабль, нос которого уже находился под углом к фронту волны. Боже милостивый! Почему Кэррингтон не дождался, пока она пройдет?
Огромная волна подбросила носовую часть крейсера ввысь, безжалостно накренив корабль на правый борт, и прошла под днищем. С судорожным усилием перевалив через гребень, «Улисс» бешено устремился вниз, кренясь на противоположный борт. Мачты — эти огромные обледеневшие деревья — описали гигантского радиуса дугу, а поручни левого борта погрузились в подошву нового вала.
— Левая, полный вперед!
— Левая, полный вперед!
— Право тридцать градусов!
— Право тридцать градусов!
Следующая волна, пройдя над кораблем, лишь выпрямила его. И тут Николлса осенило. Невероятно (поскольку это невозможно было предугадать), на Кэррингтон словно предвидел, что между двумя встречными волнами должен образоваться участок сравнительно спокойной воды. Как он догадался, что это произойдет, не знал никто, в том числе и сам Кэррингтон. Но это был великий моряк, и чутье не обмануло его. В течение пятнадцати или двадцати секунд море представляло собой кипящую белую массу, где волны сталкивались, сшибались меж собой. Такое, хотя и в гораздо меньших масштабах, происходит при встрече морских течений и возле водопадов. Воспользовавшись относительным затишьем, «Улисс» беспрепятственно проскользнул среди валов.
Затем на не завершивший поворот корабль ринулась новая волна — высотой до самого ходового мостика. Подойдя с траверза, она всей своей огромной тяжестью обрушилась на крейсер. Такого удара в ту ночь крейсеру еще не приходилось получать. «Улисс» лег на борт, так что поручни оказались под водой. Николлса сшибло с ног, и он с размаху ударился о борт мостика. Стекло разлетелось вдребезги. Он готов был поклясться, что в эту минуту слышался смех Кэррингтона. Оправившись от удара, Николлс стал продвигаться к центру компасной площадки.
Но этим дело не кончилось. Швырнув «Улисс» в пропасть, когда крен достиг сорока градусов, гигантский вал начал безжалостно опрокидывать корабль. Стрелка креномера неумолимо поползла: сорок пять градусов, пятьдесят, пятьдесят три... Потом остановилась. Казалось, прошла целая вечность. Моряки упирались ногами в борт, цеплялись за неровности палубы, тупо осознавая, что случилось неизбежное. Конец. Из такого крена «Улиссу» не выйти.
Тянулись долгие, как жизнь, секунды. Белые как полотно Николлс и Карпентер бессмысленно глядели друг на друга. Наклоненный под таким углом, мостик оказался защищенным от ветра. Внезапно раздался голос Кэррингтона. Он прозвучал спокойно, буднично и удивительно отчетливо.
— Крен достигнет шестидесяти пяти градусов. Потом корабль вернется на ровный киль, — произнес он как ни в чем не бывало. — Не потеряйте свои шапки, господа. Вам предстоит увидеть нечто любопытное.