Моя тайная война. Воспоминания советского разведчика - Пухова-Филби Руфина

Для меня это означало конец борьбы. Вивьен не посмел бы представить шефу такое серьезное предложение без благословения Арнольда-Форстера, а Арнольд-Форстер не дал бы благословения, не подготовив предварительно почву для благоприятного принятия предложения. Сам факт, что записка была отпечатана и готова к докладу, свидетельствовал, что шеф рискнул пойти на крупный откровенный разговор с Каугиллом, вплоть до принятия его отставки. Я почти не сомневался, что в ближайшее время меня пригласят на беседу к шефу, и мне следовало подготовиться.

Дело в том, что карьера в секретной службе не поддается предсказаниям и чрезвычайно рискованна. Всегда возможны какие-то ошибки. С мелкими неудачами я легко бы справился сам, но в случае большой беды мне не хотелось зависеть только от лояльности моих коллег по СИС. Самое опасное, когда сотрудников секретных служб обвиняют в неблагонадежности или связанных с ней нарушениях, которые составляют прерогативу МИ-5. Я полагал, что на случай каких-либо непредвиденных неприятностей в моей новой работе было бы неплохо официально подключить МИ-5 к моему назначению. Хорошо бы получить письменное заявление от МИ-5, одобряющее это назначение! Вряд ли, однако, я мог таким образом объяснить все это шефу. Короче говоря, нужно было найти подходящую формулу. После мучительных раздумий я счел, что лучше всего использовать непомерное пристрастие шефа к межведомственным интригам.

Приглашение последовало. В святилище тайн я пришел уже не впервые, но на этот раз мисс Петтигрю и мисс Джонс, секретарши шефа, казались особенно любезными. Зеленый свет загорелся, и я вошел. Обратившись ко мне, шеф впервые назвал меня Кимом. Значит, никаких осложнений не произошло. Он показал мне записку Вивьена, и я из вежливости сделал вид, будто читаю ее. Шеф сообщил, что решил поступить согласно предложению Вивьена и сделать меня преемником Карри. Имею ли я что-либо сказать на это? Имею. Используя своеобразный прием типа «надеюсь, что я не говорю ничего неуместного, сэр», я сказал, что назначение предлагается мне, вероятно, из-за хорошо известной неуживчивости Каугилла с его коллегами из МИ-5. Я выразил надежду, что постараюсь избежать таких ссор в будущем. Но кто может предвидеть? Я бы чувствовал себя более счастливым на этой работе, если бы знал наверняка, что сотрудники МИ-5, с которыми я буду иметь дело ежедневно, не возражают против моего назначения. Это позволило бы мне чувствовать себя более уверенно. Кроме того, одобрение МИ-5, высказанное официально, будет эффективно защищать службу от возможной критики со стороны этой организации в будущем.

Я еще не договорил до конца, как понял, что шеф с явным одобрением уловил мою идею. Он умел чрезвычайно быстро разглядывать лазейки в бюрократических джунглях. Критики шефа не раз говорили, что только его способность к тактическим маневрам помогла ему удержаться на желаемом для многих посту, контролирующем секретные фонды. Выслушав меня, шеф горячо и убежденно стал доказывать необходимость того, что я сам предложил. Он расстался со мной очень тепло, пообещав без промедления написать сэру Дэвиду Петри (начальнику МИ-5). Я покинул шефа в надежде, что он будет утверждать, а возможно, даже наполовину поверит, что вся заслуга в выдвижении этой идеи принадлежит ему. Вскоре Петри прислал очень дружественный ответ. Шеф был доволен. И я тоже.

Пускаясь в эту интригу, я надеялся, что Каугилл уйдет сам. Он так и сделал. Как только стало известно о моем назначении, он потребовал встречи с шефом. Мне неизвестны подробности их беседы, но Каугилла я больше никогда не видел. Он подал в отставку, и ее приняли. Это была роковая ошибка Каугилла. По прошествии не многим более года Пятая и Девятая секции были объединены под моим руководством. Каугилл больше не стоял на моем пути. Если бы Каугилл согласился на короткое время остаться в тени, он, безусловно, нашел бы другую достойную работу в службе. Но он привык летать высоко. Надеюсь, я сумел показать, что Каугилл был гордым и импульсивным человеком, слишком самонадеянным для своих способностей.

Через несколько дней я принимал дела у Карри. Боюсь, что я проявил при этом излишнее нетерпение. Я предложил шефу для упорядочения статуса новой, Девятой секции составить проект положения о ней за его подписью. Не помню точных формулировок, но по положению мне поручалось под руководством шефа собирать и оценивать информацию о разведывательной деятельности Советского Союза и работе коммунистов во всех частях света за пределами британской территории. Мне вменялось также в обязанность поддерживать тесную связь с МИ-5 для осуществления взаимного обмена информацией по этим вопросам. Шеф добавил заключительную статью: я ни в коем случае не должен был иметь каких-либо дел со спецслужбами Соединенных Штатов. Война еще не закончилась, и Советский Союз считался союзником Англии. Ни под каким видом нельзя было рисковать утечкой информации. Шеф имел в виду возможность утечки информации из американских спецслужб к русским. Это была поистине пикантная ситуация!

Глава VII. От войны к миру

Переход в Девятую секцию означал переезд с Райдер-стрит в Бродвей-билдингс. Я был доволен этой переменой по нескольким причинам. Начиная с лета 1943 года, когда мы переехали из Сент-Олбанса в Лондон, я имел легкий доступ к самому сердцу СИС, а теперь я сидел в ее центре, в наилучшей позиции, позволявшей мне улавливать все новости разведки и изучать людей, которых встречал в коридорах. Кроме того, Сент-Джеймс-парк отделял меня от сотрудников контрразведки УСС.

Когда Пятая секция переехала в свое помещение на Райдер-стрит, Пирсон и его коллеги при помощи Каугилла получили место в том же здании. Они изводили нас своими дрязгами, хотя иногда и развлекали. Грэм Грин вспоминал в одной газетной статье, что в УСС был сейф, который никак не запирался. Так вот, чтобы успокоить бдительных дежурных офицеров, которые проводили регулярный осмотр помещения по вечерам, Пирсон, опять же с одобрения Каугилла, украсил этот сейф обезоруживающей надписью: «Считать этот сейф запертым».

Как я уже объяснял, мне с самого начала было запрещено иметь какие-либо дела с американцами. Пирсон прекрасно знал об этом. Но это не мешало ему досаждать мне своим назойливым вниманием. Для меня было лучше быть от него подальше, высоко на седьмом этаже Бродвей-билдингса.

Поначалу меня полностью поглотили повседневные дела: подбор людей, служебные помещения, мебель и т. д. Я не сомневался в том, что, какой бы большой штат я ни набрал, я всегда мог расширить задачи секции настолько, что работы хватило бы всем. Важно найти хороших работников, пока это было еще возможно. При режиме экономии мирного времени, которое уже приближалось, будет гораздо легче избавиться от лишних сотрудников, чем найти людей для заполнения возможных в будущем вакансий.

Девятая секция Карри состояла из четырех сотрудников — он сам, две девушки и один полоумный. Одна из девушек была очень милой особой из женской вспомогательной службы ВМС, и я оставил ее. Другая была довольно странная особа, пришедшая к нам из цензуры, и я почувствовал облегчение, когда вскоре после моего вступления в должность она получила ожог роговицы, наблюдая солнечное затмение, и вынуждена была покинуть нас. Полоумный был некто Стептоу из Шанхая, который в период между войнами отвечал по линии СИС за весь Дальний Восток. Как это могло случиться, для меня и сейчас остается загадкой. Трудно поверить, что он мог удержаться на любой работе хотя бы неделю. Стептоу был навязан Карри Вивьеном, по-видимому, в память о старых временах. Но я не постеснялся в данном случае пойти против Вивьена: в конце концов, он уже сыграл свою роль. К счастью, Стептоу сам вырыл себе яму. По предложению Вивьена его послали в командировку по резидентурам СИС на Средиземном море, чтобы рассказать о задачах Девятой секции. Поездка закончилась полным провалом, так как многоопытный Стептоу вел себя с такой бросающейся в глаза таинственностью, что некоторые из наших зарубежных представителей с большим трудом могли поверить, что он действительно офицер секретной службы. В Бродвей поступило множество необычных писем и телеграмм, в которых выражалось сомнение в подлинности его полномочий. Вооружившись таким материалом для поддержки своего предложения, я без труда убедил шефа, что его служба мало потеряет, если он отправит Стептоу на пенсию. Последний ушел от нас, получив в качестве утешения высокопарное письмо Вивьена, в котором восхвалялась его прошлая служба и выражалось сожаление по поводу его увольнения.