Серебряный леопард - Ф. Ван Вик Мейсон

– Нет, милорд, мы, франки, были, заняты осадой Чилиата, когда султан Aлп Арслан из-за предательства турецких наемников на службе Византии разгромил императора Романа Диогена. Так были потеряны самые богатые провинции Византийской империи…

– В этом-то и заключается главная слабость византийцев, – сообщил Дрого леди Аликс. – Они нанимают варваров… вроде нас, – закинув голову назад, он засмеялся, – чтобы изгнать турок, сарацин, славян и прочих из пределов своей разваливающейся империи.

Аликс подняла тонкие брови.

– Но, милорд, разве турки и сарацины – не один и тот же народ?

Барон Дрого бросил мозговую кость своему разносчику чаш.

– Нет, миледи, – возразил он. – Сарацины – это арабы той же длинноносой и темнокожей породы, что евреи и армяне. Турки, или сельджуки, как их называют в Константинополе, подобно нам – белые люди. В массе своей некрасивые, но с прямыми носами и часто с серыми или голубыми глазами. Эти жаждущие крови дикари хоть и очень смелые, но, клянусь Вакхом, они не смогут противостоять Ударам франкской кавалерии.

– Их султаны не так глупы, чтобы пускаться в подобные авантюры, – прорычал сэр Тустэн, сверкнув единственным глазом. – Мне вспоминается лишь один такой случай. Это произошло в 1072 году во время знаменитой битвы… на мосту Зомпи. Тогда нам удалось сокрушить турок, загнав их в теснину.

Барон из Четраро рассмеялся:

– Я видел турецких наемников, когда сражался в Фессалии под знаменами герцога Боэмунда, и могу сказать, что неверные, независимо от их породы, довольно трусливы. – Мускулистыми руками он разломил большой каравай хлеба. – Все равно жаль, что их остатки были изгнаны из Сицилии. Это было хорошее место для обучения молодых рыцарей.

Глотнув еще вина, он неуверенным движением повернулся к Аликс де Берне и пробормотал что-то по-гречески.

Герт, стоявший позади, увидел, что его господин усмехнулся. Сэр Эдмунд стыдился своего неплохого, хоть и далекого от совершенства знания этого языка.

– Полагаю, что вы произнесли комплимент, милорд? – спросила Аликс. – Я не поняла ни слова.

Сэр Тустэн усмехнулся и пояснил:

– Думаю, что его замечание относилось к совершенству формы вашей груди, миледи.

Многообразие яств и их неимоверное количество поражали. Однако прислужники были столь неловки и неуклюжи, что часто расплескивали соус на голые доски стола или обливали женские платья. Внезапно в дальнем конце стола возник шум. В воздухе повисли ругательства, сверкнула сталь. Какой-то рыцарь из Сан-Северино и другой, с севера, стояли, раскачиваясь и уставившись друг на друга.

– Эй, вы там! Остерегитесь! – закричал Дрого. – Лейте кровь в другом месте… не хватало еще испортить мои ковры!

И тут впервые подал голос Эдмунд:

– Они не должны биться, милорд. Ни здесь, ни в другом месте…

– Почему? – обернулся к нему хозяин шатра.

– У обоих на плече крест. Они давали клятву никогда не нападать друг на друга…

– К дьяволу таких благочестивых дураков! – зарычал Дикий Вепрь из Четраро на Эдмунда.- Прибереги свои советы для себя, безземельный попрошайка!

С пылающим лицом англо-норманн вскочил на ноги. Он бросился бы на обидчика с обеденным кинжалом, если бы Герт и сэр Робер не схватили его с двух сторон за руки.

– Успокойтесь, милорд! – уговаривал оруженосец, когда они покатились по ковру. – Он пьян и дразнит вас. Вы же не вассал графа Тюржи!

– Тогда пусть он придержит свой язык, – дрожа от ярости, промолвил англо-норманн.

– Оставь, друг Эдмунд, – наклонившись, прошептал младший сын графа Тюржи. – Этот Дрого – самый опасный среди тех, кто владеет мечом в этой части Италии. Он в одиночку удерживал мост близ Капуи, сражаясь против двадцати крепких ратников. И зарубил шестерых из них до того, как остальные бросились бежать…

– Чума возьми этого ломбардского негодяя, – пробурчал Герт. – В прошлом году я был свидетелем, как меч моего лорда «Головоруб» рассек облаченного в доспехи датского пирата от шеи до поясницы. Граф один очистил от бандитов палубу проклятого судна. Я видел также, как он валил с ног или сбрасывал с коней самых доблестных рыцарей Англии. Я видел…

– Замолчи, Герт, – прервал его Эдмунд. – Моя чаша нуждается в том, чтобы ее наполнили заново…

Напрасно длинноволосый менестрель пытался разрядить обстановку, исполняя всеми любимую «Песнь о Роланде». Никто его не слушал. Леди, оставаясь на своих местах, были растерянны и напуганы.

Между тем перепалка разгоралась. Голоса делались все громче. То здесь, то там перепившего участника торжества начинало тошнить прямо на полог шатра. Но это не мешало продолжать пиршество.

В довершение всего пара привязанных поблизости жеребцов улучила время для шумной схватки между собой. Это, в свою очередь, вызвало переполох среди собак, поднявших ужасный лай. Леди Аликс, зажав руками уши, умоляюще посмотрела на сэра Хью. Но крупный темнолицый молодой рыцарь, видимо, свыкшийся с подобной какофонией, продолжал как ни в чем не бывало разговаривать с главным оруженосцем барона Дрого.

Когда в конце концов установилось некое подобие порядка, хозяин встал и громко потребовал еще вина. И в эту минуту он впервые заметил отсутствие Розамунды де Монтгомери…

– А где же ваша милая заморская гостья? – резко спросил он у леди Аликс, пощипывая свою черную раздвоенную бородку. – Кажется, я приглашал ее на праздник?

Побледневшая Аликс опустила глаза.

– Леди Розамунда сообщила о своем недомогании, милорд, и просила принести вам свои извинения.

Из-под усов барона Дрого блеснули белые зубы.

– Как посмела эта белолицая английская шлюха отказать мне? – сказал он по-гречески.

Говорил он негромко, но достаточно внятно и с угрозой в голосе. Эдмунд, сэр Тустэн и другие, понимавшие этот язык, схватились за кинжалы. Огромным прыжком Эдмунд перескочил через стол, опрокидывая прислужников вместе с яствами и напитками, которые они разносили.

И прежде чем барон Дрого успел выпрямиться на своем троне, пальцы правой руки Эдмунда сомкнулись на орлином носе ломбардца. Эдмунд так яростно стал трепать обидчика, что его длинные серьги раскачивались как миниатюрные качели.

– . Спокойно! Спокойно! – призывал сэр Хью, вскочив на скамью. – Помните, что здесь вы подчиняетесь законам моего отца!

И поскольку сподвижники графа Тюржи безнадежно уступали в численном отношении северянам, кинжалы один за другим опустились в ножны. Затаив дыхание, все наблюдали, как Дикий Вепрь из Четраро вытирал рукавом кровоточащий нос.

– Ну, ты, поганая собака, – процедил сквозь зубы Эдмунд, обращаясь к барону Дрого, – пнуть тебя по яйцам, чтобы заставить извиниться?