Жюстина - Донасьен Альфонс Франсуа де Сад

Глава четвёртая

Неблагодарность. – Странный спектакль. – Удивительная встреча. – Новый приют. – Безбожие. – Безнравственность. – Дочернее неуважение. – Состояние души Жюстины

В жизни бывают моменты, когда человеку богатому не на что купить себе пропитание. Так и случилось с Сен-Флораном: он имел четыреста тысяч франков в своем бумажнике и ни единого экю в кармане. Эта мысль остановила его, прежде чем он переступил порог гостиницы.

– Успокойтесь, дядюшка, – сказала ему Жюстина, смеясь над его замешательством, – разбойники не оставили меня без денег. Вот двадцать луидоров: возьмите их, умоляю вас, пользуйтесь ими, а лишнее раздайте бедным; я ни за что на свете не согласилась бы оставить себе золото, добытое преступлениями. Сен-Флоран, который разыгрывал деликатность, впрочем весьма далекую от той, какую предполагала в нем Жюстина, согласился принять дар только при условии, что она, со своей стороны, возьмет у него векселя на сто тысяч франков, которые он сунул ей в карман.

– Оставьте себе эти деньги, – сказал Сен-Флоран, – они ваши, милая племянница: это, кстати, недостаточное вознаграждение за большую услугу, которую вы мне оказали, но все равно примите их и будьте уверены, что я никогда не покину вас. После обеда Жюстина, сама того не желая, погрузилась в размышления, беспокойные размышления, которые стерли умиротворенное выражение с её лица. Сен-Флоран поинтересовался о их причине, и она, не вдаваясь в длинные объяснения, захотела вернуть ему деньги.

– Сударь, – сказала она дяде, – я не заслужила такого знака благодарности, и моя щепетильность не позволяет мне принять столь богатый подарок. Сен-Флоран, как рассудительный и умный человек, нашел множество убедительных доводов, и деньги, несмотря на её сопротивление, вернулись в её карман, однако это ничуть не уменьшило беспокойства кроткой девушки. Чтобы рассеять его или сделать вид, будто он его не замечает, Сен-Флоран попросил милую свою племянницу рассказать о своей жизни, и она, закончив короткий рассказ, добавила, что план возвращения в Париж внушает ей тревогу.

– Хорошо, – ответил негоциант, – все можно в конце концов уладить. Неподалеку отсюда живет одна моя родственница, которую мы навестим, я представлю ей вас и попрошу приютить до тех пор, пока сам не улажу ваше дело. Это очень благородная дама, и она будет вам вместо матери. Живет она в уютном местечке около Бонди. Сейчас утро, самое удобное время… вы можете идти?

– Да, сударь.

– Тогда в путь, Жюстина. Я так сильно желаю выразить вам свою признательность, что любое промедление кажется пыткой для моего сердца. Взволнованная Жюстина бросилась обнимать Сен-Флорана.

– О дядюшка! – сказала она, обливаясь слезами умиления. – Как чувствительна ваша душа, и как чутко отвечает ей душа бедной девушки! Негодяй с жестоким удовольствием созерцал, как сама невинность изливает нежные выражения своей благодарности на его сердце, огрубленное пороком, которое способно трепетать лишь от похоти под действием невинных восторгов целомудрия и добродетели, обливающейся слезами. Одно незначительное обстоятельство, которое мы не можем не упомянуть, дабы наши читатели лучше поняли характер этого человека, непременно разоблачило бы Сен-Флорана в глазах его племянницы, если бы она была менее доверчивой и посмотрела на дядю более философским взглядом, однако, увы, кроткая и мягкая добродетель всегда далека от того, чтобы разглядеть порок. Когда Жюстина встала из-за стола, ей понадобилось зайти в туалетную комнату. Она вошла туда, даже не обратив вначале внимания на то, что Сен-Флоран последовал за ней и вошел в соседнюю кабину, откуда, если встать на стульчик, как это сделал её спутник, было прекрасно видно все, что происходит в том месте, где расположилась Жюстина, которая, ни о чем не подозревая, предложила вороватым взглядам распутника все, что может предложить в таком уединенном месте человек, зашедший туда по нужде. Таким образом самые прекрасные ягодицы в мире во второй раз предстали глазам Сен-Флорана, который возбудился окончательно, и в его голове созрел четкий план покушения на невинность и целомудрие бедного создания. Жюстину, очевидно, что-то насторожило, она поспешно вернулась в комнату и не замедлила высказать некоторое удивление. Сен-Флоран без труда оправдался, несколько ласковых слов восстановили доверие, и они отправились в дорогу. Было около четырех часов вечера. Не считая этого незначительного события, Сен-Флоран ещё ничем не выдал себя: то же благородство, та же сдержанность и учтивость; будь он отцом Жюстины, она не чувствовала бы себя спокойнее, и все её подозрения рассеялись без следа. Наша сирота не знала, что именно так обычно бывает в моменты приближающейся опасности. Скоро ночные тени начали наполнять лес тем религиозным или мистическим ужасом, который одновременно порождает страх в робких душах и преступные мысли в жестоких сердцах. Наши путники шли только по глухим тропам, Жюстина шагала впереди, и вот она обернулась, чтобы спросить Сен-Флорана, не заблудились ли они и не пора ли уже добраться до места. В это время возбуждение развратника достигло апогея, его неистовые страсти прорвали все заграждения… Наступила ночь. Лесная тишина, темнота, окружавшая их – все пробуждало в нем преступные желания, все говорило о том, что наконец-то он сможет удовлетворить их. Сластолюбец подогревал себя руками и воскрешал в своем похотливом воображении прелести этого очаровательного ребенка, которые помог ему увидеть случай. Он не мог больше сдерживать себя.

– Клянусь своей спермой, – неожиданно заявил он Жюстине, – вот здесь я и хочу сношаться; я слишком долго возбуждался из-за тебя, стерва, теперь настало время завершить это дело. Он схватил её за плечи и сбил с ног. Несчастная испустила крик ужаса.

– Ага, шлюха! – заорал взбешенный Сен-Флоран. – Напрасно думаешь, будто кто-то услышит твои вопли. Он повалил её на землю, сильно ударив по голове палкой, и она без чувств опустилась к подножию дерева. Боги оставались глухи. Трудно представить себе, с каким безразличием они относятся к людям, даже когда те собираются оскорбить их; они как будто не только не предотвращают ужасные злодеяния, но ещё сильнее сгущают ночную тьму словно для того, чтобы получше скрыть… ещё больше поспособствовать гнусным замыслам порока, направленным против целомудрия и невинности. Обезоружив Жюстину, Сен-Флоран оголил её, достал чудовищных размеров посох, раскрасневшийся от сладострастия и ярости, навалился на свою жертву, придавив её своей тяжестью, раздвинул бедра несчастной девочки и с невероятной силой вогнал свой меч в самое нежное и потаенное местечко, которое, предназначенное быть наградой за любовь, казалось, с отвращением отвергает гнусные притязания злодейства и порока. Наконец он восторжествовал: Жюстина лишилась девственности. О, какое безумие обуяло злодея! Это был тигр, озверевший тигр, рвущий на части молодую козочку: он рычал, скрипел зубами, изрыгал богохульные проклятия; обильно лилась кровь, но ничто не могло его остановить. Его страсть увенчало мощное извержение, и распутник, пошатываясь, удалился, сожалея лишь о том, что преступление, которое только что принесло ему такое острое наслаждение, не может длиться вечно. Остановившись в десяти шагах от жертвы, он пришел в себя; он испытал странное сожаление, которое буквально перевернуло его злодейскую душу, подумав о том, что только до половины довел свое злодеяние и что его можно продолжить. Он вспомнил, что в карманах Жюстины остались сто тысяч франков, которые он ей подарил, и вернулся забрать их. Но Жюстина лежала таким образом, что обшарить её карманы можно было, лишь перевернув её. О небо! Сколько новых прелестей увидел он, которые, несмотря на темноту, предстали перед огненным взором преступного кровосмесителя!