Один Рё и два Бу - Ольга Гурьян

Они отошли совсем немного, и хижина перевозчика едва скрылась из глаз за завесой мохнатых снежных хлопьев, когда Мурамори почувствовал, что носки жгут ему ноги. Можно было подумать, что он обул огненные сапоги и пламя от них поднимается вверх, охватило колени, острыми языками колет сердце. Он повернулся и быстро бросился бежать обратно. Рокубэй двумя прыжками нагнал его и схватил за шиворот.

— Куда ты? — крикнул он.

— Отдать женщине ее носки! Чтобы она не замерзла! Пустите! — кричал Мурамори, пытаясь вырываться.

— Дурак! — сказал Рокубэй и засмеялся. — А как ты переправишься через реку? — И отпустил его.

Мурамори стоял, смотрел растерянно.

— Тебе ее жаль? — с насмешкой спросил Рокубэй. — И очень глупо! А нас кто-нибудь жалеет? Пожалеют нас палачи, когда потащат нас рубить наши головы? Ты думаешь, герои жалеют тех, кого убивают, скупщики риса — тех, кого морят голодом? Если хочешь быть сильным и богатым, забудь о жалости.

Пришлось Мурамори признать, что Рокубэй говорит разумно. Подумав немного, он еще спросил:

— Позвольте спросить, а зачем вы взяли на себя труд перевозить ее на тот берег, когда и на этом могли бы отнять ее узелок?

— А если бы в это время вернулся перевозчик? — ответил Рокубэй. — Да еще, возможно, привел бы с собой одного-двух дюжих приятелей?

Приходилось признать, что Рокубэй поступил предусмотрительно.

Держась за руки, чтобы ветер не сшиб их с ног, протаптывая себе путь в глубоких сугробах, уходи ли они все дальше и дальше от переправы Сано. Странно, носки уже не жгли Мурамори, а приятно согревали его.

ВЕЛИКИЙ ДАНДЗЮРО

В течение двух лет Рокубэй и Мурамори исходили страну от края до края, где силой, где хитростью добывая средства к жизни. Постепенно сердце Мурамори ожесточилось. Уже Рокубэй вызывал в нем не только страх, но почтительное удивление, и он прилагал все усилия, чтобы добиться его похвалы. Уже весело было ему стоять ночью где-нибудь за углом, ощущая странную темную власть над чужой жизнью и имуществом, и, услышав шаги, выскочить, броситься в ноги прохожему, так что тот падал и Рокубэю нетрудно было оглушить его и ограбить.

Чаще всего, придя в какой-нибудь городок, останавливались они в гостинице и заказывали обед. Вдруг Рокубэй, пристально глядя на Мурамори, восклицал:

— Единственный мой сынок, что с тобой? Ты так бледен, не заболел ли?

— Кажется, я болен, — скорчив жалостную гримасу, отвечал Мурамори.

Среди общего сочувствия отводили им отдельную комнату, нежный отец укладывал сынка и трогательно ухаживал за ним. Но когда наступала ночь и все в гостинице засыпали, они оба вылезали в окно и поджидали на темной улице запоздалого прохожего. Иногда приходилось ждать несколько ночей, и тогда Мурамори не находил облегчения своей болезни и пребывание в гостинице продлевалось. Но иногда удача приходила с первого раза, и наутро хозяин ломал руки над неоплаченным счетом.

Куда только не заносили их нехоженые дороги!

Не буду подробно описывать все их странствия, скажу только, что к концу второго года они очутились на самом юге страны, на острове Кюсю.

Здесь в небольшом городке Рокубэй совершил такое дерзкое и дикое нападение на дом одного почтенного человека, что всех жителей охватило возмущение и они бросились преследовать разбойников. Рокубэй плохо знал эту местность, и ему негде были спрятаться. Пришлось ему с Мурамори бежать куда глаза глядят, напролом.

К полудню они оказались на склонах горы Кумамото, и хотя погоня давно потеряла их след, они не могли успокоиться и взбирались все выше и выше, пока не добрались до самой вершины горы, и здесь их путь преградило глубокое озеро, похожее на гигантский котел, в котором бурлила и кипела многоцветная вода — зеленая, желтая и огненно-красная.

Мурамори как зачарованный смотрел на это зрелище. Всплески кипящей воды бросали на скалы цветные отблески, будто беспрерывно вспыхивали и гасли огни гигантского фейерверка. Со дна озера слышались удары барабанов и гонгов. Пестрые испарения плясали над водой, потрясая прозрачными рукавами. Казалось, там, в глубине, празднуют какой-то жуткий праздник.

Вдруг огненное озеро задышало и взвыло, вся земля вокруг застонала и задрожала, и над озером сгустились зловещие пары, будто ад разверз свою пасть и изрыгает ядовитое дыхание.

Мурамори в страхе отступил и оглянулся, ища Рокубэя, но то, что он увидел, поразило его еще большим ужасом.

Рокубэй метался по берегу озера, размахивая руками, будто сражался с невидимым противником, отталкивая кого-то, защищая голову рукавом, падал, кланяясь, и снова отскакивая, и кричал, хрипя и задыхаясь:

— Я узнаю ваши лица! Отойдите, оставьте меня. Ведь все вы мертвы и должны лежать неподвижно. Не хватайте меня своими костлявыми руками! О, пощадите! Я лишил вас жизни, но, клянусь, я раскаюсь!

Он бросился бежать вниз с такой быстротой, что Мурамори едва поспевал за ним. Камни летели им вдогонку, земля крошилась под их ногами. Они падали, катились кубарем, хватались за кучки сухой травы. Приходится считать большой удачей и даже чудом, что им удалось живыми добраться донизу. С этого дня Рокубэя будто подменили. Пропала его веселость, вдруг беспричинно он начал задумываться, даже его сила, казалось, покинула тело.

— Я видел ад и тени убитых, — мрачно говорил Рокубэй. По ночам он вскакивал и кричал: — Они пришли за мной, те, кого я убил. Я узнал их лица!

Едва-едва удавалось Мурамори уговорить его выйти ночью на улицу и засесть в засаду. Случалось, что в последнюю минуту, когда прохожий уже приближался к темному углу, где они поджидали его, Рокубэй вдруг поворачивался и убегал.

Естественно, что теперь, когда дух Рокубэя так ослабел, им нередко приходилось голодать, и Мурамори это очень не нравилось. Он с презрением глядел на своего спутника и господина и один раз даже осмелился сказать:

— Уж теперь старые грехи не искупить тем, что мы поневоле постимся. Все равно вам гореть в аду, так лучше, пока мы живы, поживем весело.

— А ты разве не боишься возмездия? — спросил Рокубэй.

— Я ничего дурного не делал, — ответил Мурамори. — Только исполнял ваши приказания. Я не виноват, и мне не в чем каяться.

Так, отощавшие, обносившиеся, недовольные друг другом, они вернулись в Эдо, рассчитывая, что прошло уже довольно времени и о них успели позабыть. Здесь они разыскали свой старый храм. Он еще больше обветшал, и никто там не жил. Но среди мусора они обнаружили все двенадцать мечей Дзюэмона.

— Значит, не удалось ему пробраться сюда, — печально сказал Рокубэй. — Видно, узнали его и поймали, и теперь уже нет его в живых и даже голова его на шесте у моста истлела, так что и проститься с ним не придется.

Мурамори ничего не ответил и только презрительно усмехнулся.

В этот вечер они были так голодны, что Рокубкй все же решился выйти на разбой.

— Клянусь богами! — чуть не плача сказал он. — В последний раз! Завтра же пойду в монастырь и постригусь в монахи.

Мурамори опять ничего не сказал и, насупившись, пошел за ним следом. Они выбрали темную подворотню и стали ждать.

Где-то долго выла собака, и опять стало тихо. Уже луна взошла, а все не было прохожих. И вдруг они услышали шаги.

— Приготовься! — шепнул Рокубэй.

В лунном свете Мурамори ясно увидел идущего. Среднего роста, плотный, голова высоко поднята.

Огромные глаза, брови, поднятые к вискам, искривленный рот — Дандзюро!

Внезапно горячая ненависть залила грудь Мурамори и бросилась в голову. Во рту стало горько. Все поплыло у него перед глазами. Как? Сейчас ночной бродяга, подлый разбойник бросится на Дандзюро, великого, на несравненного, и поднимет на него меч?

Что это шумит, как прибой, и бьет в виски? Зал Ямамура-дза тяжело дышит в напряженном ожидании. Барабан отбивает бешеную дробь. Свеча вспыхивает и меркнет. О Дандзюро, твой спаситель близко! Молодой, прекрасный, смелый, добрый! О Дандзюро, я достоин тебя!

Я стою, готовый к выходу. Поверх сверкающих доспехов плащ из белой парчи. Сейчас, сейчас!

Поднятая шестом занавеска плывет вверх. Я ступаю на «дорогу цветов». Я ударяю ногой по певучим подмосткам… А-а!

В одно и то же мгновенье Рокубэй выскочил из засады, весь изогнувшись, как тигр, и его меч сверкнул в лунном свете, Дандзюро в ужасе откинулся назад и застыл, а Мурамори тем самым приемом, которому Рокубэй когда-то научил его, молниеносным движением ребра ладони ударил Рокубэя от уха к затылку.

Имя третье:

КОРЭДЗУМИ

НАГРАДА ЗА ПОДВИГ

Лунный свет отразился на лезвии брошенного меча, такой яркий, что можно было на нем различить волнистый узор стали. Оттого что облака торопливо пробегали по лунному лику, стальные волны вздымались и опадали, и казалось, будто меч судорожно корчится в дорожной пыли, пытаясь подняться и не имея сил.