«Если», 1995 № 03 - Джон Браннер

— Подойдем к делу по-другому, мистер Келли. Что побудило вас придумать словосочетание «Летнее пламя»?

И вдруг, будто в мозгу вспыхнул луч прожектора, я все понял. Вопросы допрашивающих выдают их с головой — отбросим лишнее, всякие мелочные придирки, и остальное сложится в цельную картину. Наверху подумывают, не предложить ли иммигрантам переселиться в прошлое. Если исследования показали, что эффект Свенсона можно использовать более гибко, то почему бы не предложить, им начать новую жизнь — не обязательно в эпоху динозавров, а, допустим, в более близкие времена, пять или десять миллионолетий назад? Это ведь даже репатриацией не назовешь! Все они останутся в Британии, однако им самим будет в прошлом много спокойнее. Им будет обеспечена помощь, их снабдят всем необходимым. Кипение страстей тут же пойдет на убыль. Не исключено, что до похищения «Интерсити» правительство не догадывалось о такой возможности, но теперь она представляется очевидной. Выходит, группа «Летнее пламя» указала властям перспективный путь.

А если об этом думали и без террористов? И что если «Друзья Азии» пронюхали о подготовке подобной схемы? И что если я выступил в роли связного между полигоном в Кейтнессе и группой захвата? Я же понятия не имею, какие требования выдвигала Анита. А широкой публике они неизвестны и подавно. Группу «Летнее пламя» можно выставить не злодеями, а героями, принесшими себя в жертву идее: они, мол, хотели выманить своих соплеменников в прошлое, как Дудочник выманил крыс из Гамельна. Разве изобретательный писака не сумеет изобразить все именно так? Разве мы не усвоили, что любую новость можно извратить как угодно? При этом после переселения избыточного населения в прошлое не обязательно отключать поле Свенсона сразу и бесповоротно. Драконовские меры можно и приберечь на случай, если какой-нибудь зловредный микроб из глубины веков сделает их совершенно необходимыми.

Мне стало дурно. Увы, Сью и Джульетта, увы, «Летнее пламя»! Увы, Анита, увы, обретенные заново любовь и преданность!

— Что же вы молчите, мистер Келли?

— Все началось с романа «Весенняя роса», — начал я на ощупь. — Это был мой третий роман, мое лучшее достижение, моя надежда. Я писал книгу в перерывах между лекциями об эпохе Возрождения…

Леонид Лесков,

доктор физико-математических наук

ВЫ ЗНАЕТЕ БУДУЩЕЕ

Механизмы влияния на вектор времени продолжают занимать умы фантастов.

Наш журнал неоднократно рассматривал различные теории, посвященные этой проблеме: вспомним статью Л. Гиндилиса в «Если» № 10, 1993 г. или версию Т. Голда в «Если» № 5, 1994 г.

Сегодня мы предлагаем вашему вниманию не только новую гипотезу, выдвинутую известным отечественным ученым, но и знакомим читателей с историей вопроса.

Что такое время? В знаменитом словаре В. И. Даля можно прочитать: «длительность бытия». А чтобы растолковать, как это нужно понимать, знаменитый лингвист далее пишет: «Время за нами, время перед нами, а при нас его нет». И еще можно узнать у Даля, что говорил наш народ о времени: «Придет время, будет и пора. Знай время и место»; «Каково время? Ясно, дождь, снег»; «Будешь во времени и нас помяни».

Получается, рассуждая о времени, наши предки иногда имели в виду что-то совсем другое: погоду, благоденствие. Впрочем, и во французском слово «temps» означает не только время, но также досуг и погоду. А происходит русское слово «время» от древнеславянского «вертмя» и санскритского «vartman», которое означало путь, след колеса. Видимо, первоначальный смысл слова «время» восходит к понятиям «вертеть», «воротить», «вращение».

Что думали далекие предки о сущности времени на заре человеческой истории? У них не было иного способа истолковать сложную и часто пугающую реальность, которая их окружала, кроме как поставить между нею и собой какой-нибудь подходящий миф. Один из самых тонких русских философов Алексей Федорович Лосев пишет по этому поводу в своей книге «Диалектика мифа»: миф — это «жизненно ощущаемая и творимая, вещественная реальность и телесная, до животности телесная действительность». Из этих слов ясно, чем миф отличается от сказки: он воспринимался как действительность, а на сказку всегда смотрели как на выдумку.

А роднило их то, что в обоих случаях хорошо работала фантазия. Мифология хранит много преданий о сущности времени. В Древнем Египте хозяином времени являлся птицеголовый бог Тот, и ему посвящались многочисленные легенды. Жрецы Двуречья записали предания о Мардуке, волею которого были сотворены Земля, Луна, Солнце и небесные светила, определявшие ход времени. Перед тем как приступить к сотворению нашей Вселенной, Мардуку пришлось вступить в поединок с чудовищным порождением первозданного Хаоса — драконом по имени Тиамат. В Греции символом неумолимого времени был Кронос; «ответственные за время» есть во всех языческих религиях.

Но мифы не устраивали мудрецов, которые искали свой ответ на вопрос, что же такое время. Изменение и развитие составляют самую суть всего, что происходит во Вселенной, — эту мысль первым сумел выразить греческий философ Гераклит (VI–V века до н. э.). От его книг сохранились только отдельные фразы, но зато очень яркие: «Мир является совокупностью событий, а не вещей»; «Все течет, все меняется»; «В одну и ту же реку нельзя войти дважды, ибо воды в ней вечно новые».

Время течет, считали античные мыслители, но его ход подобен вращению колеса: события повторяются, совершив полный оборот, и все возвращается на круги своя. Аристотель учил: области, лежащие выше Луны, являются вечными, а подлунный мир изменчив. Продолжительность вселенского кругооборота, «Великого Года», согласно Птолемею, составляет 36 тысяч лет. Все происходящее в этом мире находится во власти судьбы, которую греки называли по-разному — Мойра, Адрастея, Тюхе, Ананке. Человек лишь игрушка в ее руках.

Решительный поворот во взглядах на проблему времени принесла христианская философия. Время перестало восприниматься как циклическое, его ход теперь рассматривался как линейный: оно приобрело начало и, следовательно, должно было иметь конец. У его истоков стоял Всевышний, сотворивший мир из ничего и создавший венец творения — человека — по своему образу и подобию.

Почему мир не был сотворен раньше? Этот вопрос лишался смысла: «раньше» не было самого времени, существовал только предвечный Творец, который находился вне потока времени. Эту новую логику наиболее последовательно развил Блаженный Августин (V век от Р.Х.).