Трудовыебудни. В том гробу твоя зарплата - Кристина Юраш

В пятницу у меня состоялся неприятный разговор с Ренелем. Он с размаху шлепнул на стол какой-то журнал. - Твой драгоценный ... хм... как бы его так назвать... потребовал, чтобы мы вели журнал, куда ты выезжаешь. Будь так любезна, заполнять его перед каждым показом! Я вечером приду и распишусь, что, мол, в курсе. Угораздило меня с вами связаться! Какого кола я вообще притащил тебя сюда? Но ничего, я дождусь... - выдал Ренель, расписываясь в журнале на пару дней вперед. «Время скачки торрента 9 лет 10 месяцев 12 дней 4 часа 8 сек.... Я обязательно дождусь!» Заживем! - с издевкой вздохнули тараканы, - Ты и Ренель... Да здравствует старое пальтишко и кошачий корм! Гип-гип, ура! «Девчонки полюбили не меня, девчонки полюбили упыря!» - Нет, не правильно! «Девчонка полюбила не меня, девчонка полюбила пианиста. А у пианиста песня льется чисто. И я понимаю, что я пролетаю!» И подпись. «Ренель», - ядовито заметил кто-то из усатого населения. Они помолчали, представляя себе голодные «трудовыебудни». - Жаль совесть недавно похоронили, - вздохнул один таракан по прозвищу Гордость, - Продалась, ты Лена, за деньги! И за еду! - Да не за деньги! А за отношение! - возразили остальные, - Даже если бы с Абелем пришлось бы жить в шалаше, то мы бы жили. И рояль бы с собой забрали! О как! Если бы он был человеком, то мы бы с удовольствием купили бы ему тапки и выдали бы ключ от дверей нашей однушки. - Ну-ну... Расскажите мне... - возразил таракан, - Власть и могущество придают ему шарм. И куда бы вы, скажите на милость, в шалаше рояль поставили? - Нет, давайте как обычно! Найдем какое-нибудь инфантильное чмо, пожалеем, обогреем, накормим борщами, уложим на диван и будем ждать чудес! Мы же всегда так делали? А потом будем сидеть на кухне, рыдать и думать, ну почему все так? Лучше уж никак, чем так! А сами впряжемся во вторую работу, будем ишачить, пока не выбьемся из сил, чтобы услышать: «Ленчик, будь другом, сбегай за сигаретками! Я потом с з/п отдам!» или «Ой, Ленуля, я и забыл, что у тебя сегодня день рождения! Я исправлюсь! Сейчас, мигом! Просто на работе начальник задолбал, коллеги - сволочи, а Паша знаешь, что мне сказал.....» Дальше продолжать? - заметил таракан, доставая огромную книгу, которая называется «Мои неудачные отношения. Том первый». - А как же «Ленусь, займи до понедельника? А?» - поинтересовались другие тараканы, извлекая второй том, - или «Леночка, я ищу работу. Понимаешь, котенок, то, что мне предлагают, не вариант. Там работать надо... Ну и что, что я два месяца сижу на диване? Нет, сардельки сожрал не я. Ладно, одну съел... Ну хорошо, пять... Да! Я их все съел! Чего пристала? Тебе жалко, что ли? Мне голодным ходить теперь? Не буду я одни макароны жрать!» Директор что-то говорил, а я не слушала. Лишь изредка выхватывала отдельные слова: «Бла-бла-бла Эдлер, бла-бла-бла ты, бла-бла-бла-бла!» - Ты меня вообще слушаешь? - возмутился Ренель, снова присаживаясь на мой стол, - Я представляю, как ты ползаешь перед ним на брюхе, как выслуживаешься, как стараешься угодить... Зачем тебе все это? Оно тебе надо? Объясни! Тебе нужны деньги? Сколько? Тараканы выстроились в рядок и противными голосками запели: «Миллион, миллион долларов США-а-а-а!», а потом тут же превратились в террористов: - Внимание! У нас есть дихлофос! Всем оставаться на своих местах! Нам нужна буханка хлеба и коридор, чтобы мы могли убраться отсюда! Живо! Иначе мы его распылим! Я молчала. Меня категорически не волновало мнение Ренеля о моих отношениях. Да что там! Скажу больше! Социологический опрос: «Что вы думаете о моих отношениях с Абелем?», я проводить не собиралась! - От тебя, Ренель, мне ничего не надо, - заметила я, отодвигаясь от него, - Ничего кроме зарплаты и процента. Зарплаты, которую ты платишь из денег, оставленных тебе Абелем и процента, который я честно заработала. Больше мне ничего от тебя не надо. Я прекрасно знаю, что если я откажусь от зарплаты, то ты положишь эти деньги себе в карман, поэтому и вынуждена их брать. Я бросила взгляд на пустой офис. Странно, но ни Лемира, ни Брисса, ни дед, никто больше не выходил на работу. - А ты знаешь, что ты мне, считай, всю жизнь перечеркнула? Нет? Ты не в курсе? Он тебе об это не рассказывает? Ты думаешь, где Лемира, Брисса, дед? Прошло уже столько времени, а на работу они так и не вышли! Он их убрал отсюда! Ты понимаешь? Просто взял и убрал? Они ему не понравились! Меня они вполне устраивали, а его, видите ли, нет! Они лишил меня лицензии, накрыл мой второй бизнес, заставил сидеть здесь и нянчиться с тобой! Это было его условие. И единственное, что защищает меня от полного уничтожения - договор с тобой! Пока договор у меня, пока он в силе, твой драгоценный Абель, ничего мне сделать не может. А я не такой дурак, чтобы разрывать договор. Я понимаю, что есть вещи, которые он мне никогда не простит и за что мне придется ответить перед законом. И только тот факт, что у меня есть права на тебя, позволяет мне уйти от этой ответственности! Так что спасибо тебе, Элен! - горько усмехнулся Ренель, тяжело вздыхая. - Что из всего сказанного, мне нужно запоминать? - поинтересовалась я, глядя на него равнодушным взглядом. Да, сознаюсь, фраза не моя. Но она идеально подходит к этой ситуации. Ренель оперся руками о мой стол и произнес абсолютно спокойным и холодным голосом: - Я жду дня... Жду, как праздника, когда он вышвырнет тебя на улицу... Это будет самый счастливый день в моей жизни... Ты приползешь ко мне, потому, что больше тебе идти некуда... Когда ты лишишься его благосклонности и покровительства, когда ты перестанешь греть его постельку и развлекать его по вечерам, вот тогда мы с тобой поговорим... Не бойся, я не убью тебя... Я даже иногда буду с тобой нежен и ласков... Как с женщиной. Иногда... Но ты знаешь, что после того, что он со мной сделал, сильно на это не рассчитывай, гетера Эдлера. Ренель встал, зашел в свой кабинет и хлопнул дверью так, что задребезжали стекла. Тараканы молча проводили его глазами. Один из них побежал за трибуну. - Простите, господа! - вздохнул он, доставая доклад, - Мое прошлое научное открытие не совсем корректно. «Мужчина - падальщик» - это преждевременные выводы. Вскрылись, простите, открылись глаза и новые факты. В связи с полученной информацией этот экземпляр относится к подвиду «Подонок обыкновенный». Исправьте, пожалуйста. Я дико извиняюсь. В офис заглянула какая-то молодая упырица, цыкая зубом от волнения. Она чуть не поскользнулась на пороге, вовремя схватившись за дверную ручку. Присев на диван, клиентка чуть не перевернула столик, когда решила одернуть юбку. Гостья лихорадочно отхлебывала кровь из чашки, беседуя со мной по поводу цен на недвижимость. Один особнячок ей очень понравился, но когда я озвучила цену, она занервничала и разбила чашку. Клиентка неудачно попыталась собрать осколки, порезалась, причем, капитально, перевернула стол и наступила на каталог. И все это с дикими извинениями. Я вместе с ней отправилась в туалет, где выбросила остатки чашки, глядя на то, как упырица смывает кровь с руки. Да, точно. Порез очень глубокий. Шрам останется. Я протянула ей салфетку, но она отказалась. Я видела, как прямо на глазах рана затягивается, и через пять минут об инциденте напоминали лишь пятна крови на ее манжете. - Вам помочь? - тоскливо спросила я, глядя на то, как «ходячая катастрофа» случайно зацепила торчащую ручку швабры и на нее устремилась гора хлама. Мне удалось предотвратить неизбежное, поддержав коробки одной рукой. - Ой! Давайте я помогу вам! Мне очень неловко! - заявила она и с пылом бросилась к кровавой луже. Неудачница попыталась помочь мне вытереть пол и убрать мелкие осколки, а в результате чуть не перевернула кулер. Снова наступив на каталог, поскользнувшись на нем, упырица упала на занавеску и получила по голове карнизом. Мне пришлось с уверениями, что «ничего страшного», выпроводить ее за дверь и лично заняться уборкой. А я еще думала, то мне не везет... Я сидела и лениво отвечала на письма. Приехал какой-то упырь, одетый достаточно солидно, полистал каталог, ткнул пальцем, цыкнул зубом и потребовал, чтобы я немедленно показала ему «это!». Ну «это», так «это»! Дом ему очень понравился. Он с довольным видом рассматривал окна, двери, потолки, а само расположение комнат привело его в восторг. Он обошел помещение вдоль и поперек, покивал, поцыкал и сказал, что покупает. Только ему нужно посоветоваться с женой. Пока я искала бланк договора, проверяла документы на дом и собиралась с мыслями, чтобы написать Ренелю, мол, тащись сюда, покупают, дверь открылась, и вошел «покупатель» в сопровождении своей, я так поняла, супруги. Одета она была неплохо, держалась высокомерно и явно чувствовала себя хозяйкой положения. Посмотрев каталог, она сказала, что собирается лично взглянуть «на это». Стая птиц, страдающих расстройством желудка, не могла так обгадить дом, как это сделала цыкающая мадам. «Ты глаза разуй! Ты посмотри! Это же не окна, а позор какой-то!», «Это не двери - это ужас! А планировка - просто кошмар!» - Да, дорогая, ты права! Планировка ужасная. И окна безобразны, и двери. Сударыня, - обратился ко мне упырь голосом, преисполненным негодования, - Вы нас разочаровываете! Что вы нам подсовывайте? Это же просто ужас какой-то! Вы сами посмотрите! Что это за окна? Я не стала спорить о том, что буквально два часа назад, это был лучший дом на свете, и что покупатель сам его выбрал. Я в семейные дела подкаблучников не лезу. Когда я, раздосадованная и злая, вернулась в офис, вспоминая незлым тихим словом бытовой «матриархат», сразу увидела какие-то цветы, лежащие на моем столе. Много, много целлофанчика. Это меня насторожило. Дверь открылась, и вошел какой-то молчаливый упырь, молча взял каталог и стал листать его, не обращая никакого внимания на кулер. Изредка он бросал взгляд на меня, но вопросы не задавал, стоимостью не интересовался, ехать никуда не собирался. Частенько к нам захаживают такие «молчаливые листатели». Я уже начала к этом привыкать. Но сейчас все было очень странно. Я не такая дура, чтобы с наивным восхищением рассматривать небрежную клумбу у подножья Родины - Матери. Мне показалось, что в букете слева не пять цветов, а четыре. Но больше всего меня обескуражили черные ленточки, торчащие из всего этого цветочного безобразия. - Ренель? - возмутилась я, - Это как понимать? Это шутка какая-то? С каких могил ты их насобирал? Какой склеп ты ограбил? Директор вышел из кабинета, взглянул на посетителя и сладким голосом с ядовитой улыбкой заявил: - Это тебе, радость моя. От меня. Зайдешь в мой кабинет... Попозже... Ой! Извините, сударь, - негромко, но достаточно отчетливо ответил Ренель, обращаясь к посетителю и закрывая дверь. В дверь зашел какой-то упырь и поинтересовался где Ренель? - В кабинете, - ответила я, мрачно сгребая на пол весь этот похоронный гербарий. - Странно. Двадцать минут назад, когда я заходил вы там закрылись вдвоем! Целый час вас прождал! - недовольным голосом заметил упырь, поглядывая на посетителя, - Ладно, я зайду попозже... Извините... - И как это понимать? - возмутилась я, - Вы сговорились? Пока я сгребала со стола на пол весь этот мусор и недоумевала от ситуации, посетитель молча вышел. Да, черная ленточка действительно была. И не одна. Особенно меня впечатлил букет из двух сломанных гвоздичек. «Любимому дедушке!» - было написано золотом на черной ленточке. Правильно, зачем покупать цветочки, если есть спокойное местечко, где их можно собрать. Таракан собрались с духом: - Я буду долго гнать велосипед, у трех могил его остановлю, съем пирожки и соберу букет той девушке, которую люблю! - Хоть бы исправил «Любимому деВушке!» - всхлипнула от притворного умиления какая-то тараканица. «Любимый девушка» пошла мыть руки после этих «подарков». С мылом. Три раза. Пока я пинала всю эту «кладбищенскую романтику» в сторону мусорного ведра, раздался голос Ренеля. - Я тут подумал и решил немного поторопить события! - усмехнулся директор, выходя из своего кабинета, - Но, согласись, забавно получилось. Ах, да, насколько я понял, кое-кто очень и очень ревнивый. Так что посмотрим, чем дело кончится. Вот мой адрес. На всякий случай. Всегда рад тебя видеть. Ренель бросил на стол бумажку, как бросают нищим мелочь, улыбнулся и скрылся в своем кабинете. Я молча достала бладбук и написала письмо Абелю, обрисовывая ситуацию, не забывая упомянуть про «Любимого дедушку». Я написала ему в первый раз за все время нашего знакомства. Через десять минут пришел ответ. «Я уже знаю». Прозвучало это, надо сказать, как-то зловеще... Я стала ждать окончания рабочего дня, напряженно поглядывая на часы. Когда я переступила порог дома, в холле было тихо, как на кладбище. Мне снова вспомнились цветочки на моем столе. Может, это - знак судьбы? Я прошла в свою комнату. На кровати лежало белое платье. Юбка была многослойной и напоминала нераспустившийся бутон розы. Корсет - белым, кружевным, без бретелек, на сверкающих пуговицах - застежках, которых я насчитала не меньше дюжины. Пуговицы - застежки располагались спереди, а не на спине, как обычно. К этому платью прилагались туфли с лентами, которые завязывались на щиколотках. Выглядело все это очень нежно и красиво, поэтому меня это настораживало. Время ползло медленно. Я приняла ванну, поела, полила мой цветочек, который только начал отходить после вынужденной пересадки. Часы на стене зловеще тикали. - Молилась ли ты на ночь, Дездемона? - спросил один таракан, хватая тараканицу за горло, - Я спрашиваю, молилась ли ты на ночь, Даздраперма... Тьфу ты... Дездемона! - Стоп! Не верю! Халтура! - заорал таракан в кепочке, сидя на раскладном стульчике, - Ну кто так душит? Кто так душит? Мы что? «Ералаш» снимаем? Души по-настоящему! А лучше кусай за шею! Где твои клыки? Таракан - Отелло занервничал, полез и достал клыки, вставив их в рот. Тараканица - Дездемона томно лежала на кровати в ожидании удушения. Кровать, кстати, была сделана из спичечного коробка, а вместо перины был кусок марли. - Дубль два! Погнали! - заорал таракан - режиссер, отложив рупор. Тараканица подошла и щелкнула хлопушкой. - Питалась ли ты на ночь ... тьфу ты... молилась ли ... - запутался актер, цыкая зубом, - Ерунду какую-то снимаем. Почему Отелло должен кусать Дездемону? Шекспир, между прочим... - А мне плевать на Шекспира! Я - режиссер, я так вижу! - заорал таракан-режиссер, вскакивая с кресла, - И не надо мне, заслуженному режиссеру указывать, что должен делать Отелло с Дездемоной! Дверь в мою комнату открылась. Служанка тихо произнесла: - Вас хотят видеть... Наденьте платье, которое для вас приготовили... В соседней комнате играла музыка. «Скоро и для тебя будет играть музыка, но только ты ее не услышишь!» - злорадно заметил злобный таракан, которому мои отношения с Абелем очень сильно не нравились. Хозяин сидел за роялем и спокойно играл седьмую симфонию Бетховена. Тихая, тревожная и мрачная музыка сразу же меня насторожила. - Итак, сударыня, - начал Абель, глядя на меня, - Присаживайтесь. Я вижу, вы взволнованы. Что случилось? Пока он с наслаждением играл, я спокойно и кратко обрисовала ситуацию. Под седьмую симфонию Бетховена история звучала, как трейлер к какой-то драме. С каждым аккордом, я чувствовала, что мне становится как-то не по себе. Я закончила. Абель доиграл. - У некоторых не хватает воображения. Они только повторяют то, что им скажешь... Причем, они даже не догадываются, кто автор слов. Мне было интересно, солжете вы или умолчите, - заметил Абель. Здорово. Меня проверяли. И меня это сильно зацепило. - Глупо лгать, когда тебя так легко уличить, - вздохнула я, а потом гордо выдала, - Неужели я дала вам повод усомниться в моей честности? Неужели я дала повод усомниться в моей верности? Я не давала таких поводов. И не давала повода портить мне настроение кладбищенскими цветочками. Я, между прочим, человек очень суеверный! - Это вполне в стиле Ренеля, - усмехнулся Абель, начиная седьмую симфонию сначала, - Его щедрость просто не знает границ. Я молча села на стул рядом. Не могу сказать, что мне стало легче. Я сидела, словно статуя, глядя перед собой. Он доиграл и повернулся ко мне. Может быть, мне надо было обрадоваться? Вау! Меня проверяют? Ревнуют? Как мило! Ну что ж... Раз ты меня проверяешь, теперь моя очередь. Будем, так сказать, взаимно любезны. Правда, эта проверка будет действительно неприятной, но если он ее не пройдет, то все встанет на свои места. Продолжать дальше не будет смысла. Я всегда сторонник разочарований на ранних этапах отношений. Плохо, что я уже успела привязаться к нему. - Я могу идти? - холодно спросила я, вставая с места, - Если меня проверяют, значит, мне не доверяют. О чем может идти речь, если нет элементарного доверия? - Вам так не терпится уйти? - спросил Абель, холодно глядя на меня, - Если вы уходите, то почему делаете это так медленно? Я подошла к двери и дернула ее. Дверь была закрыта. - Откройте дверь, пожалуйста, - холодно произнесла я, убирая руку с белоснежной ручки. - Я всегда привык проверять тех, кто меня окружают. Положение обязывает. Я не могу позволить себе доверять тем, кто доверия не заслуживает, - заметил Абель, поворачиваясь ко мне. Голос его немного смягчился. Я уже не слышала в нем прежнего холода. - Вы мне не доверяете. О чем мы можем с вами разговаривать? - спросила я абсолютно спокойно. Если Абель провалит проверку, то я предпочту умереть, чем пойти к Ренелю. Но перед смертью я спрячу медальон так, чтобы никого не постигла моя участь. - Если бы вы были просто домашней зверюшкой, как об этом судачат, то я бы смотрел сквозь пальцы на подобные вещи... - произнес Абель, вставая с места. - И кто же я? - поинтересовалась я, холодно глядя в серый квадрат окна, - Если я - не домашняя, как вы сказали «зверюшка», кто я? У меня нет документов, нет ни одного закона, который бы защищал меня, нет даже права на жизнь, если смотреть на все это с юридической стороны. Кто я? Столовая общественного питания? Случайно попавшие в этот мир пять литров крови? Жертва обстоятельств? Абель молчал, пристально глядя на меня. Судя по выражению его лица, мои слова пришлись ему не по душе. Но я решила дожимать. Глубокую степень раскаяния с его стороны я не увижу. Но он должен понимать, что с моими чувствами тоже нужно считаться. И то, что я нахожусь здесь это - не страх, не отчаяние, не любовь к красивой жизни, как многие полагают. Я здесь не ради подарков и покровительства. Я нахожусь здесь только потому, что Абель мне нравится. Очень нравится. Как человек. - Может быть, я - дворняжка, которую подобрали на улице и обогрели? И теперь, когда она спит на пуфиках, она мнит себя породистой собакой? Я - живая игрушка? С моими чувствами можно легко играть? Да, эта проверка меня обидела. Сильно обидела. У меня такое чувство, что я - действительно домашний питомец, с которым иногда играют и забавляются хозяева после трудного рабочего дня, требуя от него преданности и абсолютного послушания, - с нехорошей усмешкой произнесла я, - Интересно, сколько еще проверок мне предстоит пройти? Скажите сразу? Огласите весь список, будьте так любезны. - А зачем вам это знать? - спокойно спросил Абель, положив локти на клавиши. - Мне просто интересно, сколько мне еще предстоит понервничать. Я очень переживала из-за этого. Мне было неловко перед вами, за то, что я попала в такую ситуацию. Я, наверное, пойду. Если вам ничуть не дороги мои нервы, то будьте так любезны, откройте дверь, пожалуйста. И входную тоже. Я хочу уйти, - произнесла я с ледяным спокойствием. - И куда же вы пойдете? - поинтересовался Абель, с явным интересом глядя на меня. Он думает, что я блефую? Увы, я не блефую. - Вас это не должно волновать, - равнодушно заметила я, - Я не смогу забрать с собой цветок, поэтому позаботьтесь о нем. Спасибо за гостеприимство, фюрст Эдлер. Я отвесила реверанс, развернулась к двери и дернула ее. - Я сейчас сам открою, - спокойно и холодно ответил Абель, - Не надо выламывать ручку, сударыня. Я прикажу подать карету. Тараканы занервничали. - А как же «садитесь, гордая женщина»? - возмутились они, панически перелистывая «Мастера и Маргариту». Он открыл дверь, и я молча вышла из комнаты. Я прошла в свою комнату, сняла все украшения, браслеты и звезду. Все это я положила на стол. Мне на глаза попалась книжка «Маленький принц». Я взяла ее, прижала к груди, словно прощаясь, и у меня из глаз покатились слезы. Пусть не думает, что мне нужны «откупные». Я даже подарки забирать не буду. Я вытерла слезы и вышла в коридор. Провожать меня никто, разумеется, несоизволил. Я сглотнула. Думала, что он что-то придумает. Найдет предлог, чтобы меня остановить, но, увы... Я ошиблась. Входная дверь была открыта... Я молча вышла, закрыла ее за собой и пошла по дорожке. На дороге стояла карета. - Садитесь, сударыня, - цыкнул зубом кучер. Я посмотрела на окна второго этажа. Да, я не ошиблась. В окне своей бывшей комнаты я видела отчетливый черный силуэт. - Простите, - заметила я, - Я, наверное, пойду пешком. Спасибо. - Хозяин приказал вас отвезти туда, куда вы скажете, - заметил кучер, распахивая двери кареты, - Не упрямьтесь. Я снова бросила взгляд на окна. Силуэт исчез. Я вздохнула и села в карету. Прислонившись лицом к стеклу, я почувствовала, как у меня из глаз текут слезы. Все это было игрой, не более. Мерзкая, отвратительная и очень жестокая игра. Лучше бы он мне сразу шею прокусил. - Так куда едем? - спросил кучер, открывая дверь. - Мне все равно. Мне некуда ехать, - заметила я, не глядя на него. - Может быть, вас где-то ждут? - поинтересовался кучер. Нашел, что спросить. Ноги моей не будет там, где меня ждут. - Меня нигде не ждут, и мне нигде не рады, - холодно ответила я, - Отвезите меня туда, где я смогу умереть. Мне уже все равно. Думаю, что стоит отъехать подальше, чтобы не бросать тень на репутацию Его Сиятельства. Карета тронулась. Я ехала и плакала. Да что там плакала? Рыдала, как маленькая. Мы ехали по освещенным улицам, а я растирала слезы, текущие по лицу. Значит, я была права. Я - просто зверюшка. Милый котенок, которого берут на ручки, целуют и умиляются. Нет, лучше сейчас, чем потом. Хорошо, что отношения не успели зайти далеко. Тогда было бы вдвойне обидней. Мы ехали, ехали, ехали. В голове прокручивалась седьмая симфония. - Остановитесь! Я хочу выйти здесь, - крикнула я, но меня никто не услышал. Мы ехали уже полчаса. Я не сильно обращала внимания на пейзажи за окном. Карета остановилась. Дверь открылась. Я выглянула и поняла, что нахожусь там, откуда приехала. - Выходите, - тихо произнес кучер. Свет в окнах не горел. - Хозяин ждет вас, - цыкнул зубом кучер, глядя на меня. Я молча встала и вышла из кареты. Стоило мне подойти к двери, как дверь открылась. Я вздохнула и пошла в свою комнату. В моем любимом кресле сидел Абель с бокалом крови в левой руке. - Думаю, что на сегодня взаимных проверок достаточно? Или вы так не считаете? - тоскливо спросил он, делая глоток, - Есть предложения, чем еще можно скрасить этот унылый пятничный вечер? - Может, в театр сходим? - съехидничала я, холодно глядя на него. - Нет, только не театр. Я вас умоляю. У меня дома куда больше Шекспировских страстей, чем на его подмостках. Тем более, с того времени, как артисты решили оголяться на сцене, ругаться и заниматься членовредительством, мне пришлось ввести цензуру, - закатил глаза Абель, - Если хотите, можете сходить. Только без меня. Повисла неловкая пауза с моей стороны. Абель поставил бокал на столик рядом с браслетами и звездой. Самое интересное, что я, когда их снимала, положила их в ряд, как на витрине, а сейчас они лежали кучкой. - А вот у меня есть предложение. Как вы сказали кучеру? Место, где я могу умереть? Он верно передал ваши слова? Ну, значит, он привез вас по правильному адресу, - Абель встал с кресла. - Язык наш - враг наш, - заметили притихшие тараканы. - Правда, мне не нужна ваша смерть... Но вы ведь не остановитесь ни перед чем, чтобы добиться своей цели, не так ли? - Абель подошел ко мне и взял за подбородок, - Мне нужно вас разубедить, я так понимаю? Интересно, как мне это сделать? Хорошо, попробуем так... Он прижал меня к двери, наклонился и поцеловал. Это был долгий, жестокий, страстный и сладкий поцелуй, сопровождаемый его прерывистым дыханием. Стоило мне робко ответить, как поцелуй стал еще более настойчивым. Он не просил, не умолял, он просто требовал ответа, обжигая меня своим сбивчивым дыханием. От таких поцелуев обычно дрожат колени, и хочется присесть, а еще лучше - прилечь. Я почувствовала, что у меня что-то течет по подбородку, стекая на шею. Я сначала не поняла, что это, но когда Абель оторвался и опустился к моей шее, слизывая каплю крови, я увидела, что его губы были в крови. Я сглотнула и провела языком по своим вспухшим губам. И тут до меня дошло, что кровь - моя. Во рту тоже был характерный неприятный привкус. Прикоснувшись пальцами к губам, я увидела, что они слегка покраснели. Вопросительно взглянув на Абеля, я размазала кровь, как помаду. Тараканы подавились крошками, не донеся их до ртов. Абель отпустил меня, подошел к столу и взял в руки бокал. Он приблизился ко мне, тяжело дыша, а потом осторожно, капнул кровь мне на впадину у основания шеи. Я затаила дыхание, стоило мне вздохнуть, как капля крови устремилась вниз по телу в сторону груди. Абель поцелуем поймал ее, облизав кровавый след. Он расстегнул несколько пуговиц своего камзола, обнажая белую рубашку. Я скользнула рукой по его шее, стала спускаться вниз по его груди, разглаживая шелк, но тут же поймала его взгляд. Абель деликатно отвел мою руку, давая мне понять ему не нравится, когда я так делаю. - Мы же не хотим испортить платье? - вздохнул он, осторожно расстегивая первую пуговку моего корсета. Следующая капля стала медленно и лениво стекать по моей груди, оставляя кровавую дорожку. Абель пристально смотрел, как она стекает, а потом снова поймал ее поцелуем почти у самой границы платья, медленно с наслаждением стирая ее след губами и языком, изредка поднимая на меня свои красивые серые глаза. - Нет, мы так точно его испачкаем... - грустно заметил он, с тяжелым вздохом расстегивая вторую пуговицу корсета и проводя пальцем вниз, к третьей пуговице. Кровь текла, поцелуи спускались все ниже и ниже. На шестой пуговице, я поняла, что пропадаю, прижимая его голову к груди. Седьмая пуговица. Восьмая. Поцелуи становились все продолжительней и настойчивей. На секунду Абель оторвался от моей груди и снова поцеловал меня в губы. Теперь поцелуй был нежным и дразнящим. Он отвел, мою руку, которая решила расстегнуть его одежду, и сдавил мое запястье. В этот момент он осторожно прикусил мою нижнюю губу клыком, чтобы через мгновенье продолжить поцелуй. - Лена! Очнись! - заорали тараканы в один голос, - Ты же не хочешь, чтобы он увидел шрам? Помнишь, что сказал твой последний ухажер, когда увидел тонкий шрам на животе? «Да ну нафиг ты мне такая сдалась!» Его еще час передергивало от омерзения, пока он спешно одевался. Шрам... Я совсем забыла про него.... Хирург обещал, что его не будет видно, но, увы, его радужные прогнозы не сбылись! Это было полгода назад. Я с содроганием вспомнила лицо одного «эстета», который утверждал, что шрамы у женщины - это омерзительно. «Ни один нормальный мужик не захочет смотреть на бабу с распоротым брюхом!» - вспомнила я голос, - «Ты что? Кесарево делала?». Нет, увы, не кесарево. Я положила руку на грудь Абеля, в надежде взять инициативу в свои руки, но он дернулся от меня, точно так же, как и я дернулась от него, когда попытался положить мне руку на живот. После неловкой паузы, мы застегнулись. Я прислонилась к его груди, чувствуя себя отвратительно. Абель обнял меня одной рукой и закрыл глаза. Мы тяжело дышали, но молчали.