Подарки ревности - Роман Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Единственное, что можно, – оставить в покое. Но невыносимо, ведь самая противная для любого человека вещь – это отступиться без результата. Пытаться, осаждать, тратить дни и месяцы, а потом вдруг, не одолев ни одного рубежа, развернуться и уйти? Опустить руки, которые, кажется, вот-вот уже к нему прикоснутся не случайно, как обычно, а уверенно, и он ответит своим касанием… И потому каждый потраченный день, очередная эсэмэска, выпрошенная встреча делают ситуацию все более безнадежной.
И совсем становится плохо из-за нее, из-за той, кто рядом с ним и которой он совсем не нужен… И она хуже, хуже меня, но у них, тем не менее, все хорошо. Она даже относится к своему счастью равнодушно, как будто это для нее что-то обычное и немного надоевшее, вроде вкусного пирожного каждый день.
Я не знаю, как это все-таки кончается и как девушки сдаются и отступают. Наверное, влюбляются в кого-то другого или сгорают дотла и никогда больше ни на кого не смотрят. Но пока, пока что-то еще живет, нужна большая сила духа, чтобы просто перестать. Не писать ему проклинающего, покорного, смешного, благородного, какого угодно письма, не появляться в поле его зрения, очень медленно удаляясь. И даже не исчезать, неторопливо растворяясь в воздухе, в тайной надежде, что он заметит твое отсутствие и затоскует.
Нет, всего лишь перестать лезть к человеку и не ждать его реакции. Сказать себе однажды: «Не пиши ему».
И не писать.
Если бы Емельян, например, был моряком дальнего плавания, собрался и уплыл в дальний рейс к берегам Антарктиды и вернулся только через год, любовь Марго, скорее всего, погасла бы. Но он не был моряком и приходил к университету почти каждый день. Автомастерская, где он работал, как назло, находилась в километре от МГУ, и Емельян заходил пообщаться с Зиной и утром, и в обед, и после работы. Он встречал ее у общежития и провожал с занятий. А Зина иногда заходила к нему в мастерскую, и они вместе обедали в небольших кафешках неподалеку.
Марго все это видела, и сердце ее обливалось кровью. Самое обидное, что Емельян ничего не замечал и продолжал общаться с Марго как со своей в доску. Он рассказывал ей про тренировки, про стычки с другими фирмами и мобами и даже про свои отношения с Зиной. Это доставляло Марго немыслимые мучения, но приходилось играть свою роль до конца. Она смеялась, удивлялась, сочувствовала, давала советы.
Емельян, в свою очередь, спрашивал у нее про Германа, а ответить было нечего: съемки фильма переехали в экспедицию [18] в дальнее Подмосковье, на границу Ярославской области, и Герман дневал и ночевал на площадке. Он звонил, и то очень редко, когда Марго уже ложилась спать, говорил измученным голосом, что скучает, и вырубался.
Однажды недалеко от главного корпуса МГУ произошла история, которая объединила в себе как мечты Марго, так и все ее разочарования. Она выходила с последней пары и, к ее неудовольствию, недалеко от ступенек опять заметила Али с его дружками. Они сидели вокруг машины с распахнутыми дверцами, из которой грохотала музыка. Али с той поры, как Марго его отшила, не предпринимал попыток к ней пристать, но и не отстал окончательно. Вот и в тот день он снова решил проявить себя активнее, чем всегда. Как назло, Марго надела короткую юбку и светлые, телесного цвета колготки с высокими теплыми сапожками.
– Опа, какие ножки пошли! – завизжал какой-то рыжий тощий парень с прической под битлов и захлопал в ладоши. – Али, я хочу их потрогать!
Али ничего не сказал, он и сам пялился на ноги Марго.
– Эй, малыш, поехали покатаемся! – продолжал рыжий. – Тебе понравится моя машинка!
Все загоготали. Марго надеялась пройти мимо компании, но рыжий преградил ей дорогу. У него были оттопыренные уши.
– Поехали! Покатаю так, что за всю жизнь не забудешь!
Марго остановилась. Она знала законы улицы, но как же, черт возьми, не хотелось снова им следовать… А с другой стороны – как на улице, так и в природе, так и везде! – иначе нельзя.
– Эй, Али! – сказала она. – Я думала, ты тут главный, а получается – вот этот клоун? У нас всегда старший говорит, а младший молчит.
Али сжал зубы. Эта брюнетка снова умело била в самые больные места.
– А, ну ты свои традиции дома оставил, я забыла, – продолжала Марго, а потом развернулась и подошла к рыжему. У того немного сползла с лица улыбка. – Ну что, мальчик. Я с тобой кататься не хочу. А если поеду, то тебя потом будут собирать по частям. Еще вопросы?
– Да ладно… – оскалился рыжий. Эта улыбка тоже была знакома Марго. После нее сразу надо бить. А она протянула время, и, как всегда, нерешительность была наказана: рыжий, как видно, борец-вольник ловко заскочил ей за спину и профессионально обхватил сзади.
– Смотри, Али, какую я козочку поймал! Поехали на шашлычок!
Али скривился. Ему не нравилась эта ситуация, но кричать рыжему, мол, отпусти девушку, было глупо. Она его оскорбила, да еще и не один раз – вот пусть и поплатится. Будет визжать, кричать, просить, что там еще девушки делают в таких ситуациях – да, тогда он прекратит все это.
Марго визжать не собиралась, она отчаянно сопротивлялась: пыталась ударить рыжего затылком в лицо, пнуть каблуком в голень, ударить кулаком в пах или локтем в живот, но тот, похоже, занимался борьбой не раз в неделю, а был кандидатом в мастера спорта. Он ловко уперся Марго лбом в затылок, руками обхватил ее локти и горло, а ногами уперся под коленки, так что все маневры стали невозможными.
– Какая маленькая злючка… – он зашептал Марго в ухо, нисколько не запыхавшись. – Надо дать тебе урок доброты!
И он на полном серьезе начал затаскивать Марго в машину. И рот ей закрыл тоже профессионально, сложив ладонь так, чтобы она его не укусила. Ей почему-то не было страшно – почему-то до сих пор казалось, что это какая-то тренировка в условиях, приближенных к боевым, и больно ей никто не сделает, даже появилась какая-то холодность, которая всегда появлялась на поединках.
Но вдруг руки рыжего разжались, отчего Марго чуть не упала. Она обернулась и увидела картину, которая напомнила ей иллюстрацию к русским былинам. У машины стоял Емельян и держал над головой на вытянутых руках обмякшее тело рыжего. Емельяну на голову капала кровь с разбитого лица соперника, но он улыбался.
– Не делайте так больше, – негромко сказал он.
Вот тут Али подошел к нему, руку он держал в кармане, и, скорее всего, не просто так, а что-то сжимал.
– Друга моего положи, – сказал он так же тихо и внушительно. – Медленно и аккуратно.
– Когда просят, то говорят: пожалуйста, – ответил Емельян.
– А я и не прошу, – ответил Али.
Емельян подумал: в самом деле, не будет же он держать рыжего до скончания века – и положил его на асфальт. И сразу тоже сунул руку в карман.