Слеза чемпионки - Ирина Роднина

Но как бы в Лужниках ни было тяжело, все равно публика в Москве для меня всегда была родной. Лучшей я в своей жизни не встречала. Пусть не такая эмоциональная, как на Западе, но своя. Вообще мне грех жаловаться. Да и в том же Питере, когда я стала с Зайцевым кататься, меня принимали почти как своего человека.

Год после чемпионства

Отстаивать чемпионское звание всегда очень тяжело.

Я в жизни дважды этот момент пережила: один раз с Улановым, а другой — с Зайцевым. Тяжело даже тренироваться: все на тебя смотрят, все от тебя чего-то ждут, ты сам себя загоняешь в этот совершенно безвыходный коридор обязательств.

Нельзя забывать и о том, что после подъема всегда наступает спад.

Для нас турне по Америке стало шоком. Сколько мы всего увидели — даже не узнали, просто увидели. Когда я приехала домой, то в первый же вечер сижу с родителями и им рассказываю, рассказываю про Америку, потому что она меня буквально потрясла. Естественно, подарки всем раздала. А в паузе папа говорит: «Ирочка, ты что не понимаешь, что это американская пропаганда?» Я: «Папа, какая пропаганда? Я ни одного слова по-английски не знаю, я ж тебе рассказываю только то, что сама видела». Что тут скажешь, мой папа всего лишь продемонстрировал нашу зашоренность по отношению к американцам. Справедливости ради надо заметить, что я видела с другой стороны точно такую же зашоренность по отношению к советским людям. Но все равно, для советского человека побывать тогда в Америке — чудо из чудес, а мне к тому же всего восемнадцать лет! А эти громадные города — Нью-Йорк и Сан-Франциско, от которых я просто сошла с ума. Я думала, что если я еще когда-нибудь в жизни вновь окажусь в одном из этих городов, я буду самым счастливым человеком на свете. И я действительно счастлива, что в нем часто бывала и даже жила, а потом рядом с Сан-Франциско у меня училась дочка. Это город, в который сразу влюбляешься, есть такие места в мире.

Мы начали готовить новые программы. Я видела неуверенность Жука: взять эту музыку или ту? Мы пробовали на одних соревнованиях одну программу, на других — другую. И наступил момент, когда я сама себе сказала: все должно происходить точно, как в армии, приказ бывает только один — и полагается только его выполнять. Любую неуверенность можно себе позволить в показательных номерах. А вот что касается спортивных программ — один вариант, и никакого раздвоения!

Осенью прошли выступления в Москве. У нас всегда в столице в сентябре проходили показы. Ими мы открывали начало сезона.

Следует пояснить, что сезон в фигурном катании начинается в июле и заканчивается в мае. И если я пишу, например, «сезон 1975 года», то надо помнить, что начинался он в 1974-м.

На показ съезжалась вся сборная, начинался новый спортивный год. Выступали члены сборной, выступали лучшие молодые фигуристы Москвы и обязательно кто-то из группы абонементного катания — как правило, пожилые люди. Раньше этот праздник проходил в Сокольниках или в ЦСКА, потом мы перебрались в Лужники, во дворец спорта, где директором была Анна Ильинична Синилкина, к тому времени уже президент нашей федерации. Я считаю, что те показательные старты были замечательной традицией не только для спортсменов, но и для болельщиков. Мы тогда вышли, катаем первый новый показательный номер (а подготовили мы три), уже не помню какой. Народ похлопал, но кричит: «Калинку!» Мы другой показательный номер катаем, «Стенька Разин». Очень хорошо нас принимали, просто замечательно, «выплывают расписные…», этот номер Жуку безумно нравился. А третий номер мы катаем — под «Мы дружно работали в вашей бригаде…», и дальше — «До дому, до хаты…» В Запорожье на сборе эта музычка Жуку понравилась, и мы под нее что-то такое сбацали. Ставил танец сам Жук.

Когда говорят слово «хореография» в применении к работе Жука, мне становится смешно. Он создавал какие-то связки элементов, шагов, передвижений. Дальше он подгонял их под музыку. Вообще слово «хореография» и Жук — они рядом не стоят. Я уже рассказывала, как он «высчитывал» всю музычку, засекая, сколько времени необходимо на каждый элемент.

С нами немножко работала Татьяна Александровна Сац. Это особый человек, я про нее обязательно расскажу. Но все, что касается композиции, Жук, как правило, брал на себя. Мы с Лешкой и сами очень многое придумывали. А Жук потом подправлял. Он нам разрешал самим что-то попробовать, а потом уже со стороны смотрел: подходит, не подходит, надо что-то убрать или что-то добавить. То есть во многом программы можно было считать совместными. А хореограф у Жука занимался руками, чуть-чуть эмоциями, просил поменять какую-то позу. В принципе, такая работа тогда была у хореографа. Именно этим отличались работы Жука и, кстати, Протопопова, который точно так же вымерял каждый такт.

Мы все три показательных номера откатали, а зрители все кричат: «Калинку! Калинку!» И тогда мы стали катать «Калинку». В «Калинке» у меня со временем появился свой «фокус». Я, когда вставала на старт, выбирала из зрителей кого-то одного и для него начинала катать. Делала я это для того, чтобы хоть как-то себя развлечь, потому что эта «Калинка» у меня уже сидела в печенках. В начале музыки был специальный сигнал, иначе мы не слышали, как нарастает мелодия, и могли не попасть в такт. Жук очень просто сделал: за две секунды до начала звучал свисток. И вот мы раскатываемся, народ еще не знает, что мы будем показывать, но вот они услышали свисточек — и начинаются аплодисменты! По этому свисточку все знали, что мы сейчас будем катать «Калинку». Надо было видеть глаза людей, которые, услышав этот условный сигнал, начинали аплодировать. Когда на такое смотришь со льда, то зрелище получается достаточно занятное, особенно когда ты выбираешь человека и катаешь вроде бы адресно. Невозможно кататься для всех — для десяти, двенадцати или двадцати тысяч зрителей. Я уже не помню, как научилась выбирать для себя зрителя. Нужны были чьи-то глаза, не обязательно, чтобы это был кто-то из знакомых.

А катались мы в семидесятом году, скажу честно, препоганенько. Чемпионат Советского Союза получался очень забавным, потому что еще в разгаре была страшная борьба с Протопоповым. И тогда сборная Советского Союза — это было ах! Я просто перечислю состав первого для меня чемпионата Советского Союза. Шестьдесят восьмой год: на лед выходили Белоусова — Протопопов, Жук — Горелик, Москвина — Мишин, Шаранова — Евдокимов, Смирнова — Сурайкин, Роднина — Уланов, Суслина — Тихомиров. Тогда же появилась новая пара — Карелина — Проскурин. Кто еще? Уже достаточно.

У нас допускали к соревнованиям только пятнадцать пар, сейчас и половину набрать невозможно. В семидесятом году ушли Москвина с Мишиным. Тома, Томусик, как ее все звали, ждала ребенка. Леша занялся своей кандидатской. Было ясно — на лед они не вернутся. Они оба уже готовились к тренерской работе.