Сюнну, предки гуннов, создатели первой степной империи - Олег Ивик

Мятежный Чжичжи, узнав о тесных связях своего соперника с владыкой Поднебесной, отправил к императору послов с подношениями, и тот «принял их очень ласково». Но когда позднее оба шаньюя направили ко двору своих послов, император «отнесся к послу Хуханье с большим вниманием». Подходить к границам Поднебесной Чжичжи не стал; напротив, он двинулся на запад. По дороге он разгромил армию какого-то очередного новоявленного шаньюя, присоединил к себе остатки его войск и утвердился в западных землях. Чжичжи не боялся Хуханье, считая, что тот «ослабел в военном отношении», однако же сомневался, что сможет сам «водворить спокойствие среди сюнну». Он направил посла кусуням, «желая объединиться с ними», но усуни, зная, что Китай поддерживает Хуханье, отрубили послу голову и двинули на Чжичжи 8000 всадников.

Поначалу удача сопутствовала Чжичжи. Он разгромил усуней, на севере покорил племя уцзе, «послал войска на запад, разбил цзяньгуней, а на севере принудил сдаться дынлинов». Уцзе, цзяньгуней и дынлинов он присоединил к себе, а наусуней продолжал ходить набегами. Ставку свою он перенес в земли цзяньгуней (гяньгуней — предков средневековых енисейских кыргызов и современных хакасов), обитавших на восточных отрогах Тянь-Шаня, севернее Таримской котловины.

В 49 году до н. э. Хуханье вновь навестил императора Сюань-ди — это была их последняя встреча. Вскоре Сын Неба скончался. Вступивший на престол император Юань-ди продолжил политику своего отца и отправил Хуханье 50000 ху зерна{247}.

Что же касается Чжичжи, он теперь чувствовал себя уверенно и не искал милостей китайского императора. Кроме того, он был обижен, что Хань оказывает явное покровительство Хуханье. И тогда он направил к императору послов с весьма противоречивыми поручениями. Бань Гу пишет: «Чжичжи прислал послов с подношениями, потребовал вернуть сына, прислуживавшего императору, и выразил желание подчиниться Хань».

Несмотря на подношения и на намерение Чжичжи принять вассальную зависимость, в Китае к этому посольству отнеслись настолько недоверчиво, что при дворе опасались за жизнь сановника Гу Цзи, который должен был сопровождать заложника. Было высказано мнение, что «шаньюй Чжичжи еще не полностью поддался доброму влиянию [Хань], находится очень далеко, поэтому послу следует приказать проводить его сына до укрепленной линии и вернуться назад».

Однако Гу Цзи хотел исполнить свою миссию до конца. Он представил императору доклад, в котором говорилось: «Срединное государство должно все время держать варваров на привязи, но если ныне, после того как Вы десять лет, проявляя большую милость, содержали сына Чжичжи, зачеркнуть все и не проводить его, а вернуть посла с ближайшей укрепленной линии — значит показать Чжичжи, что Вы отвергаете и не любите его; это лишит его желания поддаться Вашему доброму влиянию и исполнять Ваши приказания. (…) К счастью, я получу верительный знак могущественной [династии] Хань, у меня будет указ мудрейшего императора, я объявлю [Чжичжи] о щедрых милостях, и он вряд ли посмеет проявить жестокость».

Заложник был отправлен обратно к отцу, но опасения сановников оказались справедливыми: «Когда [Гу Цзи] прибыл, шаньюй Чжичжи, охваченный злобой, убил его вместе с другими». Поступок этот был совершенно необъяснимым: хотя Китай и оказывал предпочтение Хуханье, у Чжичжи были с Поднебесной вполне дипломатические отношения и портить их явно не следовало, тем более что Чжичжи только что выражал желание «подчиниться Хань». Срединное государство оставалось главной политической силой региона, особенно после раскола державы сюнну, и впоследствии шаньюй поплатился жизнью за свою самоуверенность. Впрочем, скорее всего, убийство китайских посланников было вызвано не политическими соображениями, а плохим характером Чжичжи и его полным неумением вести себя последовательно. Когда разгневанный Юань-ди направил к нему послов с требованием выдать тела убитых, шаньюй «оскорбил послов и не согласился исполнить императорский указ». Но в то же самое время он отправил в Китай письмо, в котором говорилось: «Я живу в большой нужде, хочу изъявить покорность могущественной [династии] Хань, подчиняться ее указаниям и послать сына прислуживать императору»{248}.

Шаньюю Хуханье император тоже вернул сына-заложника—с ним в ставку шаньюя прибыли два важных сановника: воевода колесниц и конницы Хань Чан и дворцовый советник ЧжанМэн. То, что китайцы увидели у сюнну, им не понравилось. Они отметили, «что у шаньюя много народа, который стал жить лучше, чем прежде» и что «шаньюй обладает достаточной силой, чтобы защитить себя, и не боится Чжичжи». Местность вдоль китайской границы, где жили подданные Хуханье, оказалась изрядно разоренной — сановники сообщили, что «возле укрепленной линии не осталось птиц и зверей», и приближенные шаньюя уговаривали его вернуться на север.

Китайские посланники побоялись, что после ухода Хуханье на север «его трудно будет удерживать в повиновении», и они на свой страх и риск, не посоветовавшись с Юань-ди, заключили с Хуханье договор от имени Хань. В нем говорилось:

«Отныне и впредь [династия] Хань и сюнну составляют одну семью и никогда не должны больше обманывать или нападать друг на друга. Если случится воровство, обе стороны обязаны сообщать об этом друг другу, наказывать виновных и возмещать украденное; если случится нападение, высылать друг другу войска на помощь. Тот, кто первый, династия Хань или сюнну, осмелится нарушить договор, подвергнется несчастьям, ниспосланным небом. Пусть наши сыновья и внуки из поколения в поколение во всем поступают согласно данной клятве».

Для скрепления клятвы Хань Чан и Чжан Мэн вместе с Хуханье поднялись на гору Дуншань в землях сюнну и закололи белую лошадь. Вино и кровь были размешаны мечом и золотой ложкой и выпиты из черепа правителя юэнжи, разбитого еше шаньюем Лаошаном.

Когда послы вернулись ко двору императора, их инициатива вызвала возмущение сановников. Была высказана точка зрения, что сюнну Хуханье не опасны для Хань и что самоуправство послов, которые вынудили шаньюя «обратиться с дурными словами к небу», должно быть наказано. Это «опозорило государство и нанесло ущерб величию страны», а посему следовало отправить к сюнну нового посла, «который бы принес жертву небу и расторг клятву». Но Юань-ди «нашел совершенный проступок незначительным» и приказал провинившимся «откупиться от наказания, а от клятвы не отказываться».

Хуханье действительно откочевал на север, «народ постепенно признал его власть, и в государстве установилось спокойствие». В то же время он сдержал клятву и сохранил мирные отношения с Хань, несмотря на то что его положение как шаньюя укрепилось, а мощь его державы постепенно возрастала.{249}

Что касается Чжичжи, его ставки падали день ото дня. Понимая, что отношения с Хань безвозвратно испорчены, и услышав об усилении Хуханье, он бежал на запад в Канцзюй (Кангюй) — царство кочевников, расположенное к северу от Давань (Фергана) и к западу от Усунь. В дороге часть его людей погибла от холода, и в Канцзюй пришло только три тысячи человек{250}. Тем не менее местный правитель согласился породниться с беглецом, женившись на его дочери и в свою очередь отдав ему в жены свою. Два союзника стали вместе разорять земли усуней. Если бы Чжичжи удовлетворился этими мелкими грабежами, он, возможно, еще достаточно долго сохранял бы жизнь и остатки власти. Но он сумел не только настроить против себя местных жителей, но и окончательно вывести из себя китайцев. Бань Гу пишет:

«Чжичжи, полагая, что он, глава большого государства, пользуется уважением за свое могущество, проникся благодаря одержанным победам высокомерием и относился к правителю Канцзюй без должного почтения. В гневе он убил дочь правителя Канцзюй и несколько сот знатных и простого народа. Некоторые из них были четвертованы и брошены в реку Дулай (река Или{251}. — Авт.). Он посылал народ на возведение городской стены, каждый день работало по 500 человек, которые закончили постройку в два года. Кроме того, он отправил послов в Хэсу[13], Давань и другие владения, требуя представления ежегодных подарков, и ни одно из владений не осмелилось отказать ему».

Китайцы понимали, что если не обращать внимания на Чжичжи, то «он, несомненно, станет источником бедствий для Западного края», а Западный край давно уже контролировался Поднебесной, и упускать этот контроль они не собирались.

В 36 году до н. э. два императорских чиновника, Чэнь Тан и Гань Янь-шоу, выехали на запад. Никаких специальных полномочий по поводу мятежного шаньюя у них не было, но Чэнь Тан был человеком авантюрного склада. Он сказал своему спутнику: «Хотя шаньюй Чжичжи находится очень далеко, но у варваров нет прочных городских стен и тугих самострелов для обороны. Если собрать командиров и воинов, находящихся в пахотных поселениях, принудить последовать за ними войска усуней и подойти прямо к его городу, то бежать ему некуда, а обороняться у него не хватит сил. Так в один день будет совершен подвиг, о котором мечтали тысячу лет».