Нагибатор Сухоруков - Василий Кленин

— А ты ему назначь половину платы, — посоветовал я. — Все-таки он неопытный, ничего делать не умеет. А на службу его все-таки возьми. Мало ли — опять заболеешь.

Наверное, в свою последнюю часть я влил слишком много двусмысленности — мой оцколи сразу насторожился. Звериное чутье у мужика. Но виду не подал, а только угодливо кивнул.

Я вернулся домой и тем же днём призвал к себе Дитя Голода.

— Нравится ли тебе изучать письменность?

Паренек энергично закивал.

— Тогда останешься у Ийохали и станешь по вечерам помогать ей. Но днем у тебя будет другое задание. Я отправляю тебя служить в казнохранилище. Будешь помощником у Ннаки. Делай всё, что тот велит. Старайся. Не умничай! Это важно. И потихоньку изучай его работу. Самое главное — у Ннаки тоже есть своя письменность. У нее другой принцип: значки обозначают не звуки, а смыслы. Ты должен разобраться в ней. Изучить. Но! Ничего не расспрашивай у самого казначея. Только сам, своим умом.

Конецинмайла сиял! Я подсунул ему интеллектуальную задачу со звездочкой — это ли не пир духа для умника, вроде него! Но парня придется слегка расстроить.

— Я знаю, что Ннака что-то утаивает, что-то присваивает, чем-то делится с сообщниками. С помощью его записей ты должен вычислить эти… преступления. И сообщать о них мне.

Мальчишка сразу запасмурнел. Не очень геройская задача для юного сердца, жаждущего подвигов.

— Так надо, Дитя. На работе казны покоится вся основа державы. И она должна хорошо работать. Поэтому и для тебя важнее не сообщать о кражах, а разобраться во всех тонкостях работы Ннаки. Ты должен сам всё понять, всему научиться. Но сам казначей не должен этого заметить.

Надеюсь, это хоть немного утешит паренька. Конецинмайла послушно кивнул и покинул мой кабинет. Что ж, друг мой Мясо, ты дал мне хороший урок. Ни от кого нельзя зависеть так сильно. Даже от ближайшего соратника, с которым начинал. Ты думаешь, что проучил меня, поставил на место. А на самом деле, вежливо указал мне на слабое место. И оставил возможность найти заплатку на обнаруженную дырку.

Уж поверь! Я дыру залатаю.

Глава 7. Так есть же самогонный аппарат!

— Вапачиро! — кликнул я своего верного телохранителя, выбравшись из глубочайших недр пещеры Аладдина. — Надо нам срочно решать вопрос с Мацихатлой.

Тайный агент Ицкагани, коварный шпион Мацихатла продолжал сидеть в тайной пещере в глуби гор. Всё это время — уже почти два года — я исправно ходил к потайному каменному мешку и лично кормил предателя. Иногда разговаривал. С удивлением обнаружил, что сам пленник ко мне особой ненависти не испытывает. Стоиком оказался. Всё происходящее он видел, как захватывающую игру разумов, в которой я выиграл. Селяви, как говорится, чего на мир роптать? Поначалу я думал, что Мацихатла притворяется, но где-то через полгода он убедился, что оказался в недрах горы навсегда, и смысла лицемерить нет. Я же — его единственный собеседник и шанс не сойти с ума в одиночестве. Шпион стал откровеннее, многословнее — и наши беседы порою затягивались на часы.

В общем-то, он и предателем не был. Мацихатла честно служил Ицкагани, как его отец служил отцу хозяина Черного Урочища. Он просто честно исполнял свой долг. Творчески и с душой. Помню, когда я ему рассказал, что Ицкагани стал моим ближайшим помощником, Левой Рукой — пленник вообще не расстроился, не почувствовал себя обманутым. Просто порадовался, что у его господина всё хорошо… Не понимал я этого парня.

Единственное, что я не мог простить Мацихатле — это смерть Носаченыша. Искусил, обманул мальчишку, загнал в прокрустово ложе сомнений и довел до смерти. Пусть и невольно….

Вапачиро был единственным, кто кроме меня знал о тайном пленнике. Потому что, когда я не мог, ему приходилось ходить в пещеру Аладдина и кормить шпиона. Уж он беседы с врагом не разводил. Небрежно кидал вниз порцию еды, плевал сверху и молча уходил. Последний раз он кормил пленника дней десять назад.

— А что с Мацихатлой? — хмуро спросил Серый. Впрочем, с тайной надеждой: может, пора, наконец, прибить вражину?

— Вода прибывает, — пояснил я. — Раньше тонкой струйкой через его мешок протекала, а теперь поток хлещет. Вдруг и дальше будет расти? Придем к нему с едой, а пленник уже захлебнулся.

Мой телохранитель слегка приподнял бровь, что для сдержанного Вапачиро было максимальным проявлением изумления.

— Захлебнулся?

— Ну да! Я ему смертной казни не назначал. Он жить должен и отвечать за свои злодеяния. Я думаю, надо его оттуда переводить. Его ведь сразу после войны в горе спрятали. А с тех пор в Излучном уже нормальную тюрьму построили. Надо его в тюрьме и разместить.

Серый снова стал непроницаемым. Конечно, мои желания казались ему странными, но он четко давал понять, что это не его дело.

— Когда прикажешь это сделать, владыка?

— Давай завтра же. А то вдруг вода нас обгонит!

Уже разгоралось жаркое американское лето, когда я вдруг понял, что в своем плане военной подготовки совершенно упустил из виду один важный пункт.

«Солдатиков твоих жалко», — пробасил бог без приветствий, когда я взошел на очередную медитацию на верхушке храма.

«Это война, — вздохнул я. — Мои воины лучше вооружены, лучше защищены и обучены. Я и так для их жизни больше, чем любой другой в этом мире».

«Ну да, ну да, — пробубнил Змей. — Больше. Убить-то твоих ребят и впрямь не просто. А вот ранить — легко. А ведь даже несерьезная рана — это воин выпал из боя. И ты будешь терять так в каждом сражении. Уж не знаю по сколько, но будешь! А что с ними потом станется?».

«С кем?».

«Что будет с ранеными солдатиками? — уже злее рыкнул бог. — Плевать что ли? Пусть в чащу лезут и зализывают раны? Ты так быстро без армии останешься. Даже, если всегда выигрывать будешь. Новичками будешь заменять? А много ли у тебя в запасе таких новичков?».

«Черный Хвост занимается этим вопросом, — буркнул я. — Но ты прав, черт возьми! Я совсем не подумал о раненых. А ведь нужно, чтобы они возвращались в строй — и как можно быстрее. Или, в худшем случае, выживали и возвращались домой, к родным. Чтобы могли трудиться».

«Во-во! — укоряюще поддакнул бог. — О себе-то ты позаботился, а про воинов даже не подумал».

Он был прав. Прав настолько, что мне стало стыдно. Я действительно одной из главных задач в этом мире ставил